"Кому память, кому слава, кому черная вода - ни приметы, ни следа". Так уж устроен наш несовершенный мир, что про гибель "утомленных солнцем" генералов снимают кино и сочиняют песни, а уничтожение десятков тысяч простых тружеников из трагедии превращается в скучную статистику. Кто сегодня вспомнит про десятки тысяч поляков, расстрелянных в 1937 году по телефонной книге? Кому интересна судьба польских крестьян, которых выбрасывали вместе с детьми на февральскую стужу 1940 года? Страдания этих людей, горе их близких бесследно растворились в безмерной человеческой трагедии Второй мировой войны. И только один из перечисленных выше эпизодов - не самый первый, не самый крупный, даже не самый жестокий по использованному способу лишения людей жизни - превратился в многолетнюю международную проблему, в кровоточащую язву, по сей день отравляющую польско-российские взаимоотношения. Катынь. Простое географическое название - местность и лес в районе поселка Козьи Горы на Смоленщине - стало паролем беды, и звучит оно сейчас уже как-то зловеще, напоминая про общеславянское слово "кат": мучитель, палач...
История эта в самом кратком пересказе представляет собой следующее. В феврале 1943 г. немецкие оккупационные власти обнаружили место массового захоронения польских офицеров в катынском лесу. Пробежав по всем инстанциям, информация дошла до "министерства правды", до главного пропагандиста гитлеровской Германии доктора Геббельса.
На советских карикатурах военной поры Геббельса изображали в виде уродливой мелкой обезьяны, которая сидит на плече у Гитлера. В последнее время бывшую обезьянку подняли до звания выдающегося и непревзойденного мастера политического пиара. На мой взгляд, истина находится точно посредине. Геббельс знал и любил свое грязное дело, но благодаря тем "подаркам", которые щедро дарил ему Сталин, работа главного пропагандиста рейха не была слишком уж тяжелой. Первым и главным "подарком" был тот уровень жизни, в который Сталин загнал советских рабочих и колхозников. Геббельс подарок принял, организовывал поездки рабочих делегаций на оккупированную территорию СССР, устраивал бесчисленные фотовыставки, встречи с солдатами Восточного фронта и прочее под общим названием "Большевистский "рай" глазами немецких рабочих".
Когда 30 июня 1941 г. части вермахта вошли во Львов, над которым висел ужасающий смрад 2,5 тысячи разлагающихся трупов убитых в тюрьмах заключенных, Геббельс "отработал" эту ситуацию по полной программе. Во Львов были привезены иностранные журналисты, приглашена комиссия Международного Красного Креста; письма немецких солдат с рассказами о том, что они увидели во львовских тюрьмах, были изданы в Германии отдельным сборником, огромным тиражом, с обязательным указанием точного адреса (и даже телефона, если он был) получателя письма (родителей солдата, его невесты, товарищей по работе и т.д.). Не знаю и не берусь гадать - проверял ли кто-нибудь эти адреса и телефоны, но на публику такой ход действовал неотразимо. Одним словом, к 1943 году у Геббельса был уже богатый опыт организации пропагандистских спектаклей на тему: "Зверства большевистских извергов". Катынь, т.е. факт массового расстрела польских офицеров, позволял втянуть в орбиту грандиозной международной провокации польское правительство в эмиграции (оно находилось в то время в Лондоне) и внести таким образом раскол в ряды реально складывающейся антигитлеровской коалиции.
13 апреля 1943 г. германские радиостанции передали в эфир сообщение о том, что в окрестностях Смоленска обнаружены могилы польских офицеров, "убитых ГПУ". 14 апреля польскому Красному Кресту было предложено выделить комиссию экспертов для участия в эксгумации захоронения. Не говоря уже о том, что категорический отказ от "предложения" оккупационных властей был бы равносилен самоубийству, сотрудники Красного Креста не имели морального права отказаться от выполнения своих прямых обязанностей по установлению личности погибших и информированию родственников. Было решено отправить в Катынь группу специалистов, которая получила название "Техническая комиссия польского Красного Креста". Несмотря на огромное давление со стороны немецких властей, польские специалисты не стали, насколько это было вообще возможно, соучастниками пропагандистской операции Геббельса, а именно: они отказались указать дату смерти во всех выданных свидетельствах (а именно дата 40-го года и могла стать тем решающим аргументом, который был нужен немцам) и не подписали никаких документов, определяющих виновников гибели польских офицеров.
"Техническая комиссии" приняла участие в эксгумации 7 групповых захоронений. (восьмая по счету могила была вскрыта лишь частично, т.к. 7 июня 1943 г. из-за наступления летней жары работы были приостановлены). Было обнаружено и извлечено 4243 трупа, большую часть которых (2730) удалось идентифицировать по личным документам, справкам (в том числе - о прививках, сделанных в Козельском лагере), письмам, дневникам, медальонам. Судя по площади и глубине восьмой могилы, Комиссия предположила, что в ней могли находиться останки не более двух-трех сотен человек. Сравнивая сегодня эти цифры с численностью заключенных Козельского лагеря (на 29 декабря 1939 г. в нем было 4543 человека), можно констатировать высокую точность и скрупулезность работы "Технической комиссии". Все обнаруженные на трупах документы и личные вещи были переданы немцам по их требованию (однако две копии подробных протоколов и часть вещественных доказательств полякам удалось забрать с собой, сохранена также часть дневников и записок расстрелянных). Как уже было сказано, "Техническая комиссия" отказалась подписывать политические заявления немцев, но составила детальный отчет о проделанной работе, который передала в Варшаве руководству польского Красного Креста. Документ, сохранился и в 1989 г. был опубликован. Приведем несколько цитат, важных для понимания дальнейших событий:
"...Немцы обследовали всю территорию очень тщательно - им было важно, чтобы объявленное пропагандой число 12 000 не слишком отличалось от истинного, поэтому можно предположить, что больше могил обнаружено не будет... Причиной смерти был выстрел, направленный в основание черепа... Из найденных на трупах документов следует, что убийство имело место в период с конца марта до начала мая 1940 года..."
Завершая тему работы "Технической комиссии", отметим, что до 1989 г., т.е. до времени крушения коммунистического режима в Польше, дожил только один человек, И. Бартошевский (участник Варшавского восстания с первого до последнего его дня). Два члена Комиссии погибли в рядах польского Сопротивления, многие после окончания войны были вынуждены эмигрировать из Польши. Да и самого Бартошевского арестовали ровно через три дня после того, как в Краков вошли советские войска...
Вернемся теперь к событиям апреля 1943 года. Первой реакцией советского радио было заявление о том, что немцы нашли место археологических раскопок (!!!), скелеты в которых они пытаются выдать за место захоронения расстрелянных польских офицеров. Судя по записям в дневнике Геббельса, он пришел в полный восторг от такого, явно неожиданного даже для него проявления идиотизма сталинской пропаганды. Наконец, в Москве опомнились от первого шока, и в официальном сообщении Совинформбюро было сказано, что польские военнопленные якобы находились к моменту начала войны на дорожно-строительных работах западнее Смоленска, летом 1941 г. попали в руки к немцам и были немцами расстреляны. Эта версия, с небольшими уточнениями, стала в СССР абсолютно обязательной при любом упоминании катынского дела на протяжении полувека.
17 апреля 1943 г. польское правительство в изгнании обратилось к Международному комитету Красного Креста (МККК) с просьбой об отправке делегации под Смоленск для эксгумации трупов из захоронений. В ответ на это обращение МККК выразил согласие принять участие в деле, но лишь при том условии, что к нему обратятся все заинтересованные стороны, в том числе и СССР. Разумеется, ни участвовать в расследовании обстоятельств расстрела в Катыни, ни увидеть на месте эксгумации авторитетную комиссию МККК сталинское руководство не хотело. Оно пошло другим путем: 25 апреля 1943 г., в самых разнузданных выражениях обвинив польское правительство в пособничестве "подлой фашистской клевете" (и это при том, что ни одного совместного с немцами заявления по катынскому делу правительство Сикорского не делало, а его обращение в МККК полностью соответствовало всем нормам и традициям международных отношений), Москва заявила о расторжении дипломатических отношений с Польшей.
На этом месте внимательный читатель должен меня перебить - какие "дипломатические отношения" могли быть у Советского Союза с "бывшей Польшей"? Вопрос абсолютно уместный и весьма содержательный, так как ответ на него позволяет многое понять в реакции Сталина на катынское дело.
Между сентябрем 39-го и апрелем 43-го было еще и лето 41-го. Это страшное лето изменило весь политический пейзаж Европы, внесло оно радикальные изменения и в советско-польские отношения. Вечером 22 июня Черчилль заявил о том, что в начавшейся советско-германской войне Великобритания поддержит Советский Союз. 23 июня Сикорский, глава польского правительства в изгнании, выступил с заявлением, в которой призвал правительство СССР к восстановлению отношений и сотрудничеству в борьбе с общим врагом. Товарищ Сталин в первые дни войны молчал как рыба, но потом, когда реальный, т.е. катастрофический, характер развивающихся событий стал ему вполне ясен, начал... нет, не просить - требовать (!!!) от стран Запада всесторонней помощи. Да, Черчилль и Рузвельт были обречены на то, чтобы поддерживать Сталина, но летом 41-го они еще могли обуславливать свою поддержку некоторыми минимальными условиями. Одним из таких условий была Польша.
Англия вступила во Вторую мировую войну, выполняя свои договорные обязательства по защите суверенитета Польши (по крайней мере, такова была официальная формулировка). Польские летчики защищали небо Лондона (четвертой по результативности эскадрильей Истребительного командования Королевских ВВС стала "польская" 303-я), польские моряки вместе с англичанами вели транспортные караваны по смертельно опасным водам Атлантики, польские солдаты сражались вместе с англичанами в Северной Африке. В такой ситуации Черчилль не мог игнорировать мысли и чувства своих сограждан до такой степени, чтобы открыто помогать государству (СССР), лидеры которого объявили страну с тысячелетней историей "уродливым детищем Версальского договора" (а заодно и аннексировали 52% территории довоенной Польши). Под давлением своих новообретенных союзников Сталин вынужден был признать "бывшую Польшу" снова существующей и вступить в переговоры с правительством Сикорского.
30 июля 1941 г. (подчеркните, пожалуйста, эту дату тремя жирными чертами) советско-польское межправительственное соглашение было подписано. Первый его пункт гласил: "Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939г. касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу". Соглашение предусматривало формирование на советской территории польской армии, которая будет считаться "составляющей частью Вооруженных Сил суверенной Польской Республики, на верность которой будут присягать ее военнослужащие". Специальным протоколом к Соглашению предусматривалось, что "советское правительство предоставляет амнистию всем польским гражданам, содержащимся ныне в заключении на советской территории в качестве ли военнопленных, или на других достаточных основаниях". На основании этого Протокола 12 августа был издан Указ Президиума ВС СССР об амнистии польских граждан, в том числе "всех военнопленных и интернированных военнослужащих польской армии".
Разумеется, ни сводки Совинформбюро, ни послевоенные советские учебники истории не смущали умы советских людей информацией о том, что 30 июля 1941 г. Сталин согласился признать "утратившим силу" свой "освободительный поход", в результате которого восточная половина Польши превратилась в так называемые "Западную Украину" и "Западную Белоруссию". Однако к апрелю 43-го "минутная слабость", в силу которой летом 41-го Сталин согласился признать свои территориальные приобретения в Польше незаконными, была уже в прошлом, и Москва искала способ развязать себе руки и освободиться от всяких обязательств перед польским правительством. В такой ситуации главным, кто выиграл от развязанной Геббельсом пропагандистской шумихи вокруг захоронений в Катыни, оказался, как ни странно, Сталин, который получил наконец долгожданный повод порвать отношения с "буржуазным правительством" Польши.
26 сентября 1943 г. Смоленск был освобожден от немцев. Словосочетание "золотая" осень" плохо сочетается с разговором об эксгумации массовых захоронений', но, по мнению специалистов, это время года - самое для такого ужасного занятия оптимальное (уже не жарко, уже нет насекомых, еще не очень холодно, осенний ветер и дожди разгоняют трупный смрад). Однако прошел октябрь, ноябрь, декабрь 1943 года, но никто в Советском Союзе про катынское захоронение в явном виде не вспоминал. Наступил январь 1944 года. Грандиозное наступление Красной Армии на Правобережной Украине (Днепровско-Карпатская стратегическая операция) ценою моря крови советских солдат (270 тыс. убитых, 893 тыс. раненых по данным официальной военной статистики) приближало Сталина к границам довоенной Польши. А это означало, что приближался момент, когда Сталину предстояло окончательно и бесповоротно заявить англо-американским союзникам, что Советский Союз не знает и знать не желает ни "лондонское" правительство Польши, ни географическую карту Европы образца 1 сентября 1939 г.
И как-то так получилось, что именно в морозном январе 44-го в Катынский лес прибыла возглавляемая академиком Н. Н. Бурденко "Специальная комиссия по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками военнопленных польских офицеров". Задача, поставленная перед комиссией (работу которой непосредственно контролировали аж два заместителя наркома внутренних дел - С. Круглов и В. Меркулов), однозначно определялась ее названием. Комиссия приехала на место преступления с готовым выводом о виновности одного из двух возможных преступников. Оставалось только найти какие-нибудь вещественные доказательства "расстрела немецко-фашистскими захватчиками военнопленных польских офицеров". Имея за спиной поддержку двух заместителей Берия, имея возможность найти и принудить к даче нужных показаний любых "свидетелей", комиссия Бурденко могла бы слепить более-менее сносную фальсификацию. Но не смогла.
К работе "Специальной комиссии" не были привлечены ни эксперты нейтральных стран, ни криминалисты стран антигитлеровской коалиции, ни даже представители просоветских польских организаций, из которых в Москве в то время формировали новое, "правильное" правительство Польши.
В течение одной недели (с 16 по 23 января) на январском морозе было эксгумировано 925 трупов (правда, затем это число в отчете Комиссии увеличилось до 1380). На этом "основании" был сделан вывод о том, что в Катыни расстреляно 11 тыс. польских офицеров (многократное завышение числа жертв было нужно для того, чтобы объяснить факт исчезновения узников Осташковского и Старобельского лагерей). В отсутствие каких-либо независимых свидетелей на трупах было даже "обнаружено" девять документов (почтовые отправления, квитанции с датами позже мая 1940 г.). После этого "Специальная комиссия" сочла свою работу законченной и пригласила на место эксгумации иностранных корреспондентов.
Первое же, что бросилось в глаза журналистам, была теплая одежда (шинели, шарфы, перчатки, теплое нательное белье) на трупах людей, якобы захваченных немцами в жарком июле 1941 года (упоминания о небывалой жаре встречаются буквально во всех мемуарах как советских, так и немецких участников июльских боев). На естественный (и легко прогнозируемый!) вопрос о том, почему пленные поляки не разбежались после того, как бесследно разбежались их конвоиры из НКВД, академик Потемкин не нашел ничего умнее, как ответить: "Они как работали, так и остались работать по инерции". Вопрос о том, кто же "по инерции" продолжал кормить 11 тыс. мужчин, якобы занятых дорожно-строительными работами посреди поля боя смоленского сражения, остался не заданным. Осталось много незаданных вопросов - но шел январь 1944 года, Красная Армия громила ненавистных фашистов, на освобожденной территории СССР были уже обнаружены бесчисленные следы чудовищных злодеяний гитлеровских оккупантов. И ни у одного журналиста не повернулся тогда язык или перо для того, чтобы поставить под сомнение шитые "белыми нитками" выводы комиссии Бурденко...
Вот на этом бы товарищу Сталину стоило остановиться, но два года спустя, в ослеплении своей триумфальной славы Величайшего Полководца, он зачем-то решил поднять вопрос о расстреле в Катыни на Нюрнбергском процессе. В основу аргументов обвинения были положены "документы" и выводы комиссии Бурденко. Это была большая ошибка. Даже Нюрнбергский процесс, в котором одна из сторон конфликта присвоила себе права одновременно судьи, прокурора и следователя, даже этот странный Трибунал, который, в нарушение всех писаных и неписаных норм правосудия, заранее составлял перечень тем, вопросов, документов, фактов, которые не должны быть обсуждаемы, даже этот "суд победителей" все же очень сильно отличался от советского "народного суда" образца 37-го года. И то, на что закрыли глаза журналисты в январе 44-го, не могли не заметить многоопытные немецкие адвокаты весной 46-го.
Прежде всего, оказалось, что указанная в Обвинительном акте цифра жертв расстрела неожиданно и без какого-либо обоснования изменилась с 925 до 11 тыс. человек. Защита привлекла внимания Трибунала к этим странным манипуляциям, потребовала и добилась вызова свидетелей сторон. В Москве начался большой переполох. 21 марта была собрана на внеочередное заседание Комиссия Вышинского, которой еще в сентябре 1945 г. было поручено руководить ходом Нюрнбергского процесса. К работе по подготовке "свидетелей" и обвинительных материалов привлекались крупнейшие фигуры советских карательных ведомств: Абакумов, Вышинский, Меркулов. Через пять дней после заседания Комиссии прокурор специального уголовного суда в Кракове Р. Мартини, которому еще в декабре 1945 г. было поручено подготовить польских свидетелей и показания для Нюрнберга, был убит в своей квартире.
Следующая смерть произошла в самом Нюрнберге. Молодой прокурор Н.Д. Зоря, помощник главного советского обвинителя, после знакомства с материалами "катынского дела" обратился к начальству с просьбой срочно откомандировать его в Москву для доклада Вышинскому. Прокурор Зоря и раньше проявил себя как неумеренно честный юрист, способный на нестандартные поступки (в 1939 г. он был разжалован до рядового после того, как выявил во время прокурорской проверки факты фальсификации дел). До Москвы Н.Д. Зоря не доехал, так как на свой рапорт он получил отказ и на следующий день, 23 мая 1946 г., был найден мертвым. Официальная причина смерти - несчастный случай при чистке личного оружия.