* * *
Севастопольцы проявляли высокое мастерство в использовании артиллерии. Усиление обороны города достигалось не только увеличением числа орудий, но и применением наиболее целесообразных способов стрельбы. Защитники сосредоточивали огонь на наиболее важных направлениях и опережали противника в открытии огня. Благодаря активным, инициативным действиям русских артиллеристов "не осаждающий соображался с силой огня крепости, ему неизвестного, а осажденный старался противопоставить артиллерии союзников большее число орудий и, разметавши эти орудия по разным батареям небольшого протяжения, сосредоточить огонь их в одно место, чтобы в то же время развлечь огонь неприятеля так, чтобы постоянно иметь над ним превосходство огня". Так писал начальник штаба севастопольского гарнизона полковник В.И. Васильчиков.
В течение всей обороны существовало тесное взаимодействие между сухопутными батареями и кораблями, находившимися на рейде. После затопления нескольких кораблей у входа в Севастопольскую бухту в составе эскадры оставалось около 20 боевых кораблей, которые участвовали в артиллерийском обстреле вражеских позиций. Наиболее активно использовался отряд паровых судов, насчитывавший 6 пароходо-фрегатов и 4 малых парохода; на вооружении их было 84 орудия. Артиллерийская поддержка кораблей высоко оценивалась защитниками города, которые в минуты наибольшей опасности обращались к командирам пароходов: "Просим вашего огненного содействия".
Особенно большое значение имело действие морской артиллерии на левом фланге обороны. Здесь позиции противника были мало досягаемы для русской сухопутной артиллерии. Пароходы же, заходя в восточную часть бухты, обеспечивали поражение врага на дальних дистанциях.
Зачастую расстояние до позиций противника превосходило дальность огня корабельной артиллерии. Поразить эти позиции молено было с помощью увеличения угла возвышения орудий. Однако угол возвышения орудийных станков доходил лишь до 20 градусов. Тогда обычной практикой стал искусственный крен кораблей на один борт еще на 5–10 градусов. Этот прием прочно вошел в арсенал русских морских артиллеристов.
Во время первой бомбардировки Севастополя с суши и моря 5 октября войска гарнизона поддерживались эффективным огнем морской артиллерии с линейных кораблей "Гавриил", "Ягудиил", пароходо-фрегатов "Владимир", "Крым" и "Херсонес". Совместными усилиями береговой и корабельной артиллерии противнику был причинен большой ущерб. 24 ноября пароходо-фрегаты "Владимир" и "Херсонес", выйдя с Севастопольского рейда в море, обстреляли французский пароход и позиции противника в районе Стрелецкой бухты. В феврале 1855 г. линейный корабль "Чесма", пароходы "Громоносец", "Херсонес" и "Владимир" содействовали войскам гарнизона в отражении ночного нападения вражеских войск.
Артиллерийское воздействие по противнику проводилось пароходо-фрегатами с якоря и на ходу и днем и в ночных условиях. В зависимости от обстановки применялось групповое и одиночное использование пароходов, а открытие огня - одновременное и последовательное. В целях дезориентации противника русские пароходы маневрировали в самых различных районах бухты, вели обстрел с различных дистанций и подходили на сближение к назначенной позиции самыми различными курсами.
Впервые в истории русские моряки успешно применили корабельную артиллерию для стрельбы по невидимым целям. Это было достигнуто, во-первых, путем максимального увеличения углов возвышения орудий, что значительно увеличило дистанцию стрельбы. Во-вторых, были практически осуществлены новые методы корректировки артиллерийского огня, обеспечивавшие стрельбу по невидимым целям. Пароходы успешно обстреливали вражеские позиции, находившиеся на удалении 5 км от Севастопольского рейда.
В период обороны Севастополя русские моряки стали впервые блиндировать пароходо-фрегаты, защищая их от артиллерийского обстрела противника. На пароходах устанавливали блиндажи, ограждая ими машинные отделения и крюйт-камеры. Впервые в истории были осуществлены и водолазные работы для заделки пробоин паровых судов. Исправление повреждений при помощи водолазов осуществлялось в боевых условиях, под артиллерийским обстрелом противника, причем пароходы не покидали своих позиций и продолжали ответный огонь.
* * *
Борьба под Севастополем велась не только на суше и на воде, но и под землей. Расставшись с надеждой в ближайшее время взять город штурмом, союзники попытались продвинуться к нему под землей. Началась подземная минная война. В ноябре 1854 г. саперы заложили первую минную галерею в 150 м от Четвертого бастиона Вначале союзникам показалось, что это дело безнадежное, - грунт вокруг Севастополя был скалистый, труднодоступный для саперных инструментов. Но затем на глубине 6–6,5 м был обнаружен слой глины толщиной около метра, под которым вновь шли скалистые породы. В этом глинистом слое и стали рыть галерею к бастиону. В 90 м от первой галереи вскоре стали копать вторую.
Однако защитники Севастополя предвидели подобные действия противника. Еще в октябре они с помощью пробных колодцев обследовали грунт, а в декабре, обнаружив действия неприятеля, развернули контрминные работы. Навстречу галереям союзников в том же глинистом слое пошла русская галерея. Эти работы требовали огромного напряжения, усилий и мастерства. Общее руководство контрминной борьбой осуществлял Э.И. Тотлебен. Исполнителем работ стал инженер-полковник А.В. Мельников.
Русским саперам и приданным им солдатам пришлось работать на глубине 5–6 м под землей в течение многих часов каждый день. Сапер работал в галерее высотой ниже человеческого роста, копал глину согнувшись в кромешной тьме, так как свечи от недостатка воздуха не горели. Воздуха не хватало и людям, поэтому они периодически выходили из галерей подышать, а затем вновь спускались под землю. Нередко в галереи заливались грунтовые воды, которые откачивали помпами.
В ходе работ Мельников выявил необходимость искать второй глинистой слой - ведь противник мог найти его раньше. После тяжелейших работ обнаружили такой слой на глубине 12 м и там также приступили к рытью галерей. Кроме того от основных галерей надо было копать рукава, поскольку точное направление всех вражеских галерей было неизвестно. Копая, саперы одновременно чутко прислушивались ко всем подземным звукам с целью вовремя обнаружить работы врага.
18 января 1855 г. в одной из контрминных галерей стали явственно слышны работы саперов союзников. Теперь необходимо было действовать очень осторожно. Нельзя было спешить со взрывом, ведь тогда он мог оказаться безвредным для врага, но нельзя было и опоздать, так как, услышав работу конртминеров, союзники могли сами произвести взрыв. Было заложено четыре бочки с порохом, а галерея забита на несколько метров глиной, чтобы взрыв был направлен только в сторону неприятеля.
22 января, когда во французской галерее послышался скрип тележки для вывоза породы, Мельников приказал замкнуть провода, шедшие от гальванической батареи к пороховому заряду. Неожиданность взрыва для осаждавших была столь велика, что находившиеся в траншее французские солдаты высунулись из-за бруствера и были тут же сметены залпом русской картечи. Подземная галерея союзников была разрушена на 28 м. На земле образовалась воронка, которую тут же заняли и укрепили русские стрелки.
Так началась минная борьба вокруг Севастополя. За первым взрывом последовали десятки других. Русская контрминная система оказалась настолько разветвленной, что куда бы ни копали свои галереи союзники, их всюду ждал взрыв. Союзники также производили подземные взрывы, стремясь разрушить галереи севастопольцев. Однако победа в подземной войне осталась за защитникам города. Оказалось, что первая галерея, взорванная 22 января, подошла к укреплениям ближе, чем все остальные. Ни взорвать, не повредить укрепления союзники так и не смогли.
Мельников не только постоянно находился в галереях, организуя все работы, но и жил в землянке на глубине 5 м. Защитники города называли его "обер-кротом". Подземная жизнь подорвала его здоровье, однако он не думал о лечении. Лишь в марте 1855 г., получив тяжелую контузию от взрыва вражеской бомбы, Мельников покинул Севастополь.
* * *
Каждодневные обстрелы, постоянные схватки с врагом вели к огромному количеству раненых. Особенно их численность возрастала во время бомбардировок и крупных военных операций. Перед войной такого количества санитарных потерь никто не предполагал. Поэтому катастрофически не хватало мест в госпиталях и перевязочных пунктах. Под эти пункты переоборудовали казармы, здания театра, благородного собрания, библиотеки и т.д. Однако часто эти пункты вместе с находившимися в них ранеными вынуждены были перемещаться с места на место из-за разрушений, пожаров, вызванных обстрелами. Очень скоро стал сказываться и недостаток медикаментов, перевязочных материалов.
Многие раненые не могли сразу получить помощь и ждали своей очереди, иногда поступали в госпиталь спустя несколько дней после ранения. Так, свыше ста солдат после Инкерманского сражения ждали помощи три недели.
Очевидец писал: "Трудно себе представить терпение и спокойствие, с которым многие переносили свое страдание. Раз отнимали руку у одного матроса, а он просил доктора поаккуратнее зашить кожу, чтобы не было складок".
В подобных тяжелейших условиях множество воинов было спасено благодаря самоотверженным действиям тех, кто оказывал медицинскую помощь. Помимо военных медиков в Севастополе этим делом занялись мирные жители, прежде всего, женщины как из самого города, так и со всей России.
Именно во время Севастопольской обороны появились первые в мире сестры милосердия, принявшие на себя тяжелый труд по уходу за ранеными. И первой из них стала Дарья Александрова - простая севастопольская девушка, за которой в истории прочно укрепилось имя Даши Севастопольской.
С первых дней осады она полностью посвятила себя помощи раненым, постоянно находясь в госпиталях, на перевязочных пунктах, на поле боя. Многие жительницы города последовали ее примеру. Сведения о них стали широко известны по всей России и вызвали приезд в Севастополь женщин со всей страны. "Ни гангрена, ни тиф, ни холера, которая стала было появляться, - писал один из офицеров, - ничто не страшило этих женщин. С необыкновенной кротостью и терпением отвечают они на капризы больных, успокаивают их ласковой речью; утешают скорым выздоровлением; с особенной заботой подают им то, что надо, помогают повернуться… Многие женщины платились смертью на местах своих человеколюбивых подвигов; сколько еще их погибло в домах своих от неприятельских выстрелов".
Большой известностью, например, пользовалась П.И. Графова, приехавшая из Петербурга для ухода за ранеными. Эта жизнерадостная, бодрая пожилая женщина постоянно находилась на Малаховом кургане, где защитники оборудовали для нее специальный блиндаж. За свои средства она приобретала не только медикаменты и бинты, но и лакомства для раненых. Один из защитников писал о Графовой: "Как странно видеть под ядрами женщину, которая их нисколько не боится. Просто молодец!" Во время одного из штурмов она перевязала на передовой 180 раненых, в то время как перевязка даже 50 человек считалась трудным делом.
В ноябре 1854 г. в Севастополь прибыл выдающийся хирург профессор Н.И. Пирогов. Используя свои познания и авторитет, он принял энергичные меры по улучшению медицинского дела в гарнизоне. Он стал руководителем целой группы врачей. В наиболее тяжелые дни бомбардировок, штурмов, сражений он делал сотни сложных операций. Так, однажды он и его помощники прооперировали в течение полутора суток около 600 человек.
В Севастополе Пирогов впервые применил свой метод обезболивания (анастезии) при помощи паров эфира. Тогда же он начал широко применять гипсовые повязки при лечении переломов и ранений. Все это сохранило немало жизней. Хирург стремился предотвратить инвалидность раненых, делая ампутации только в исключительных случаях, что было новостью для тогдашней военной медицины. Позже опыт Севастопольской обороны лег в основу работы Пирогова "Начала общей военно-полевой хирургии" - первого классического труда в данной области.
Большое значение для медицинской помощи сыграло создание госпитальных судов. Это было также новацией того времени. Госпитали на кораблях, остававшихся в Севастопольской бухте, отличались лучшими условиями перед тесными импровизированными медицинскими помещениями на берегу. Один из врачей так описывал деятельность этих госпиталей. "Благодаря удобству помещений, чистоте воздуха с моря, отличной опрятности, покою и питательной пищи раненые вскоре стали поправляться; даже армейские раненые, сверх нашего ожидания, очень скоро свыклись с этим родом жизни на судах. Результат врачебного действия был так счастлив и удачен, что из 1600 раненых, поступивших в продолжение апреля, мая и июня месяцев на корабли, выздоровела большая часть; из вышеупомянутого числа умерло всего на эскадре 5 и отправлено в госпиталь 150 человек. Единственной причиной непродолжительности существования перевязочного пункта на эскадре было то, что неприятели начали все более и более направлять свои выстрелы на эскадру".
СОЗДАНИЕ ПЕРЕДОВЫХ УКРЕПЛЕНИЙ КОРАБЕЛЬНОЙ СТОРОНЫ
К февралю 1855 г. союзникам удалось увеличить свои силы до 120 тысяч человек. Осадные работы были резко активизированы. Еще в январе на военном совете англо-французского командования было признано необходимым перенести основные усилия с Четвертого бастиона на ключевую точку обороны Севастополя - Малахов курган (после гибели Корнилова его переименовали в Корниловский бастион). Вскоре защитники кургана на себе ощутили последствия планов противников. Усилился обстрел кургана, к нему начали продвигаться вражеские укрепления.
Однако защитники принимали ответные меры. В феврале по инициативе Нахимова, Истомина (начальника Малахова кургана) и генерала С А. Хрущева, руководившего одним из участков обороны Севастополя, был разработан план укрепления обороны Малахова кургана. Было решено занять высоты за Килен-балкой - оврагом, тянущимся от Севастопольской бухты на юго-восток восточнее Малахова кургана. Овладение этими передовыми позициями, выдвинутыми от основной оборонительной линии более чем на один километр, имело большое значение для усиления активной обороны города
В ночь на 11 февраля два пехотных полка под командованием Хрущева перешли Килен-балку. Селингинский полк начал сооружение первого редута, Волынский полк стоял в охранении. Пароходо-фрегаты, вошедшие в Килен-бухту, прикрывали действия войск со стороны бухты. Союзники заметили работы осажденных на следующий день и на следующую ночь бросили на них отборные батальоны французских войск под командованием генерала Мэйрана. Однако разведчики вовремя сообщили Хрущеву о движении неприятеля. Изготовив войска к обороне, он дал сигнал флоту. Огнем с кораблей французы были остановлены.
Однако через полчаса атака продолжилась. Передовые цепи противника подошли к редуту. Один из участников обороны писал: "Когда генерал Хрущев услышал бег стремительно наступавших французов… то бросился в штыки навстречу неприятелю. Французы смешались; часть их, однако, прорвалась к редуту, но здесь была встречена штыками селенгинцев. Месяц уже скрылся и ночь была темна, хоть глаз выколи, поэтому селенгинцы, чтоб не попасть по своим, не открывали совсем огня, а только работали штыками. Неприятель, оправившись, снова бросался на наш редут, но был снова лихо отбит; сделав еще слабую попытку, он, наконец, должен был отступить".
Хрущев дрался в первых рядах своих воинов. В разгар боя французский офицер бросился к нему с саблей, но горнист Павлов вырвал у него оружие, а солдат Белоусов заколол его штыком.
Вскоре строительство Селенгинского редута была закончено. 17 февраля еще ближе к противнику заложили Волынский редут. На редутах установили корабельные орудия, все укрепления связали траншеями, а впереди редутов устроили ложементы для стрелков. Сложность этих работ обуславливалась не только беспрерывным обстрелом со стороны противников. Грунт за Килен-балкой состоял из сплошного камня и "едва поддавался кирке и лому".
Однако 27 февраля русские заложили третье укрепление - Камчатский люнет. В отличие от редутов, которые были замкнутыми насыпями со всех четырех сторон и имели, таким образом, круговую оборону, люнет имел насыпи только с фронта и флангов. Тыльная сторона Камчатского люнета была обращена к Малахову кургану. Впереди Камчатского люнета на расстоянии 300 м севастопольцы вырыли еще две линии траншей.
Заняв позиции за Килен-балкой, русские создали угрозу для всех осадных сооружений союзников на их правом фланге. Англо-французское командование понимало, что без овладения этим люнетом они не смогут овладеть Малаховым курганом и, соответственно, Севастополем. Один из французских генералов писал, что появление этих укреплений "надолго отдаляло возможность штурма Малаховой башни". Поэтому союзники постоянно пытались помешать окончательному устройству этих сооружений. Траншеи перед Камчатским люнетом стали местом происходивших каждую ночь ожесточенных схваток.
В свою очередь в ходе многочисленных вылазок русские матросы разрушили часть укреплений противника, построенных против Камчатского люнета. Для наблюдения за французами, действующими против Камчатского люнета, П.С. Нахимов посылал лучших офицеров, поскольку не раз повторял, что наблюдение за войсками, расположенными в ложементах против Камчатского люнета, - "почетное назначение".
Именно при защите Селингинского и Волынского редутов и Камчатского люнета пал 7 марта 1855 г. контр-адмирал В.И. Истомин. "Оборона Севастополя, - писал Нахимов, - потеряла в нем одного из своих главных деятелей".
В сражениях за Килен-балкой навсегда прославился и фактически сменивший адмирала на этом участке обороны один из севастопольских защитников генерал-лейтенант артиллерии С.А. Хрулев. Как звали его в Севастополе, солдатский генерал, каковых в многовековой военной истории России было немного.