Об обороне вообще никто не думал. Потому что "бить врага" предполагалось "на его территории". То есть в Германии. Это было доктриной. Это знали в СССР все – от мала до велика. Поскольку через аппарат сталинской пропаганды эта доктрина была до всех доведена, на чем мы еще подробно остановимся позже. А главное, живая практика эту пропаганду подтверждала: всегда так было, что били врага на чужой территории – и в Финляндии, и в Польше, и на Дальнем Востоке.
К обороне мы не готовились, потому что ну никак немец не мог к нам попасть! Не должен был, по всем прикидкам. Но он, сука такая, вероломно. По-предательски. Не дождавшись нашего вероломства. Вот же фашистская сволочь! Да за такое двух Нюрнбергов мало!
Подводим итоги. Дружным дуновением миллионов солдатских ртов нападение не отразишь. Для этого нужно хоть немного подготовиться. Хотя бы три часика уделить. Это было понятно в теории, и это прекрасно показала практика первых трех месяцев войны. Врага не только дуновением не удалось отразить, а он еще и допёр аж до Москвы, уничтожив практически всю кадровую армию. Это расплата за неготовность к обороне.
Был такой фильм "Бей первым, Фредди!" Я его смотрел два раза, но ни хрена не помню, про что там. Помню только название хулиганское. Почему хулиганское? Да потому что это известное правило уличной драки – нужно ударить первым. И лучше внезапно. Этому умному хулиганству учат не только урки в подворотне. Был у меня один знакомый по имени Паша, который работал в службе охраны наших партийных шишек еще при Советах. Выперли его потом оттуда за пьянку. Росточком Паша не выделялся, но был крепеньким парнем. А главное, хорошо обученным. Поэтому любую драку Паша начинал с мирного успокаивающего бухтения:
– Ну чиво вы ребята давайте спокойно разберемся патамушта мы все тут нормальные люди.
Глаза опущены, руки расслабленно делают какие-то успокаивающие вялые движения, размеренная речь: бу-бу-бу. И вдруг по ходу этого мирного бухтения из самой неудобной позы Паша вдруг на полуслове наносит страшный резкий удар. И тут же еще!.. Два-три таких удара в течение пары секунд – и два-три его противника, которые на голову выше Паши, уже в грязи.
Тот, кто нанес первый, ошеломительно правильный, технически поставленный, грамотный, сбивающий с ног удар, практически победил. Потому что он стоит, а противник лежит в полуобморочном состоянии и добить его ногами ничего не стоит. Это очень понятно. И мне, и вам, и товарищу Сталину.
Вот лежит товарищ Сталин в полуобморочном состоянии в своем парадном, а теперь грязном и помятом кителе на земле, скрючившись, собравшись в комок, прикрывает ладонями лицо. А стоящий чистый Гитлер остервенело хреначит его сапожищами, старается пробить кованым носком через сухие старческие пальцы в лицо. Переломанные, ободранные пальцы товарища Сталина все в крови, и голова разбита – кровь на седых волосах. Кажется, еще три-четыре удара и смерть. И вот в этот момент товарищу Сталину нужно вставать, если удастся, и с залитыми кровью глазами начинать наконец драку на равных. Невыгодное положение.
Ну и зачем товарищу Сталину, который все это прекрасно понимает – сам бывший урка, – ждать от другого урки первого удара? Зачем ему получать слепящий удар в переносицу, падать и потом на земле огребать ногами по почкам, размышляя, удастся встать или все кончено? Может быть, товарищ Сталин мазохист?
Я, конечно, читал не так много мемуарной литературы, как антирезунисты, но никогда мне не попадались в воспоминаниях современников сообщения о том, что Сталин был мазохистом и очень любил получать ногами по почкам, лежа в грязи. Более того, я уверен, что и никто не читал таких мемуаров. Потому что никто их не писал. Потому что не был Сталин мазохистом. И не любил он не только сильных пинков, но и легких пощечин.
А раз не любил, то и не хотел. Зачем товарищу Сталину получать ногами по всем местам, если можно ударить первым и самому запинать противника? Конечно, Сталин хотел пинать, а не огребать пинки! Разумеется, он хотел ударить первым. И странно было бы, если б он хотел обратного.
Совершенно верно пишет тот же Мельтюхов: "Широко распространенное мнение о том, что СССР ждал нападения врага, а уже потом планировал наступление, не учитывает, что в этом случае стратегическая инициатива фактически добровольно отдавалась бы в руки противника, а советские войска ставились в заведомо невыгодные условия. Тем более что сам переход от обороны к наступлению, столь простой в абстракции, является очень сложным процессом, требующим тщательной и всесторонней подготовки, которая должна была начинаться с оборудования четырех оборонительных рубежей на 150 км в глубину. Но ничего подобного до начала войны не делалось, и вряд ли стоит отстаивать тезис о том, что Красная Армия могла успешно обороняться на неподготовленной местности, да еще при внезапном нападении противника, которое советскими планами вообще не предусматривалось".
А я скажу проще: мнение о том, что Сталин ждал первого удара, подставив открытое лицо, – просто идиотизм.
Мельтюхов Мельтюховым, но самое интересное, что Суворова, сам того не желая, в этом смысле поддерживает его давний враг – историк М. Гареев. Вот что пишет этот антисуворовец, активно поливая воду на мельницу Суворова: "Приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы отражения вторжения противника, то есть планы оборонительных операций, так как отражение наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом, просто как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы такие планы были, то, в соответствии с ними, совсем по-другому, а именно с учетом оборонительных задач, располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-другому строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов. Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только разработаны планы операций, но и в полном объеме подготовлены эти операции, в том числе в материально-техническом отношении, чтобы они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае внезапного нападения противника не остается времени на подготовку таких операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах".
То есть противник Суворова господин Гареев говорит четко и ясно: к обороне мы не готовились вовсе! А вообще к войне готовились – войска подтягивали, планы какие-то строили, эшелонировались, ресурсы подтягивали… Но если мы не готовились к оборонительной войне, а готовились к какой-то другой, то возникает резонный вопрос – к какой же? И что господину Гарееву, кроме многолетнего стереотипа, мешает присоединиться к лагерю суворовцев?..
Не так давно был обнародован советский военный план от 15 мая 1941 года, который предусматривал нанесение Красной Армией превентивного удара по Германии. Разработали его Жуков и Тимошенко. После опубликования плана поднялся большой шум. В подлинности плана никто не сомневался, антирезунисты кричали только, что план этот был чисто фантазийным и товарищ Сталин его не принял, поскольку на плане нет его подписи. А раз не принял, значит, отверг.
Очень странно.
Во-первых, хоть товарищ Сталин план и "отверг", советские войска самым чудесным образом разворачивались почему-то в полном соответствии с этим планом и с какими-то еще не известными нам предшествующими планами аналогичного направления.
Во-вторых, что значит "нет подписи Сталина, значит, Сталин план отверг"? Удивительная логика! А почему не наоборот? Подписи нет, значит, Сталин план принял? Что мешало Сталину, как обычно поступают начальники, наложить на попавшую к нему бумагу резолюцию "Отвергаю"? И приписать еще: "Чушь!" Или "Чушь собачья!" Сталин был мастак такие приписки делать. Но Сталин план почему-то не отверг. Не бросил его в корзину для бумаг. И, похоже, не удивился, когда увидел. А мог бы: "Ни хрена себе! На Германию напасть? Как неожиданно! Сами придумали?"
Да, Сталин бумагу не подписал. Что совершенно не удивительно. Как опытный уголовник, Сталин старался оставлять поменьше следов. Почему преступный план уничтожения суверенного государства Польша носит название "пакт Молотова-Риббентропа"? Хотя дураку понятно, что как бы ни были круты эти два перца, сами по себе, без своих хозяев, не могли они принять этакое решение. Но соглашение почему-то носит название шестерок, а не называется, скажем, "договор Сталина-Гитлера", что было бы точнее.
В мемуарах Жукова описан случай, когда Жуков буквально хитростью вынудил Сталина поставить свою подпись на плане какого-то военного наступления – чтобы с себя ответственность снять. Мотивировал, что для истории, мол, надо, распишись, товарищ Сталин…
Соответственно, легко представить себе такую ситуацию: Жуков с Тимошенкой кладут на стол Вождя свой чудный планчик о нападении на Германию, который сам же Сталин и просил разработать (чтобы потом не удивляться генеральской самодеятельности). Сталин читает и кивает:
– Действуйте. И побыстрее!
Могло такое быть? А почему нет? Не каждый же раз Жукову обманом да хитростью у Сталина подпись выпрашивать.
Так вот, по поводу этого плана внимательно изучивший его Мельтюхов приходит к выводу, что он лежит в русле аналогичных планов советского командования. И что в нем четко сформулирована мысль: Красная Армия должна "упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск". То есть ударить по немцу как раз в такой момент, в котором находилась Красная Армия 22 июня.
Сталинский Генштаб перед войной разрабатывал наступательные операции, с этим сейчас никто не спорит. Раньше, правда, спорили. И очень жестко. Советские историки упрямо отрицали, что миролюбивый Советский Союзище мог вынашивать какие-то агрессивные замыслы. А потом эти планы всплыли. И теперь их наличие уже не отрицают, а объявляют как бы шуточными.
Точно так же СССР отрицал факт существования секретных протоколов о разделе Польши. А потом под напором улик признал.
Точно так же СССР отрицал расстрел польских офицеров в Катыни. А потом под напором улик из Особых папок политбюро, признал…
Точно так же главный военный историк и по совместительству главный гонитель Суворова генерал Волкогонов отрицал вычисленный, то есть теоретически предсказанный Суворовым факт – что 19 августа 1939 года состоялось заседание политбюро. "Не было никакого заседания в тот день!" – хором твердили Суворову российские историки во главе с Волкогоновым. А потом всплыли документики, и выяснилось, что Суворов с его вычислениями прав! Заседание политбюро в этот день было! Зря отрицали, зря слюной брызгали.
Ой, да много чего раньше миролюбивый СССР нагло отрицал, а потом вынужден был признать. Карательную психиатрию отрицал… Сбитый "боинг". Взрыв на Чернобыльской станции. Русско-советского чиновника пока документом или фактом не прижмешь, он все будет отрицать. До последнего. Даже удивительно, что мы нашу постыдную неготовность к войне не отрицали, а, напротив, громогласно признавали и выпячивали. И что танки у нас на 70 с лишним процентов неработоспособные были к 22 июня. И что командиры наши дураки. Вот все СССР отрицал, а этакое позорище – легко признавал.
Наводит на размышления, согласитесь…
Помню, в бытностью мою школьником смотрел я какое-то кино по телевизору. Про войну. Там шел диалог между нашими офицерами. Один говорит: немцы, мол, щас пуганые, все никак после Сталинграда опомниться не могут. А второй офицер ему отвечает:
– А мы после Харькова…
Оп-па! – удивился я. Какого еще такого Харькова?
Ничего мы в школе ни про какой Харьков не проходили. Понятно, почему в школе нам про Харьков ничего не рассказывали: наверняка крепко мы там получили, судя по контексту. Окружили, небось. Взяли в котел. А у нас не любят про наши неудачи говорить. Особенно школьникам. Стесняются… Я даже воочию представил, как боролся сценарист фильма за эту фразу. Чтобы хоть в таком виде, хоть полунамеком, но донести до меня – подрастающего поколения – маленький осколочек правды о харьковском разгроме. Донес фразой мимоходной. Достучался. Теперь я знал: что-то такое ужасное произошло у нас под Харьковом во время войны, что от меня власти тщательно скрывают. И мне это ничуть не удивительно: они всегда все наши недостатки скрывают. В метро эскалатор обрушился – газеты об этом ни гу-гу. Армяне поезд взорвали – газеты опять молчат. Это принцип был такой в СССР: ни слова о пороках системы! Я привык. И потому особенно был благодарен неизвестному сценаристу за этот полунамек: "А мы после Харькова…" Понимал: нигде и никогда я ничего не прочту про этот позор нашей армии. Но сам факт позора знать буду. Спасибо, ребята-киношники!
А вот о разгроме июня-июля 1941 года я мог в Советском Союзе свободно прочесть. Что все у нас было летом 1941 года постыдно плохо. Что к войне мы не были готовы. Что танки наши были устаревшие и сломанные. Что лохи мы позорные, войну прошляпили. Об этом говорилось и писалось много и со вкусом.
Вот такое странное исключение из правил, этот июнь-июль сорок первого. Почему так?
Суворов на этот вопрос ответил. И ответил психологически достоверно. Власть советская потому себя оговаривает в этом вопросе, что элементарно под дурачка косит. Как бандит, который хочет следы преступления замести. И сразу необычное поведение Софьи Власьевны становится понятным и очевидным: лучше быть дураком, чем преступником и агрессором.
Короче говоря, припертая документами к стенке отечественная историография сегодня уже не отрицает: да, готовили планы нападения на Германию. Ну и что? Да все Генштабы всех армий мира подобные планы вынашивают! На всякий случай. Это ничего еще не значит!.. Да, планы нападения на Финляндию мы разрабатывали и на Финляндию напали. На Польшу тоже по плану, вместе с Гитлером разработанному, напали. На Японию планы нападения разрабатывали. После чего на Японию напали. И другие страны от наших планов пострадали. А вот планы нападения на Германию мы разрабатывали, но напасть совершенно не хотели! Даже не собирались! Мы терпеливо ждали, когда она на нас нападет. Хотя к обороне не готовились. Почему такие странности? Просто вот такие мы, русские, загадочные! Или дураки. Думали: как-нибудь по-быстрому отобьемся-отмахаемся, и вот тут-то планы наступления нам как раз и пригодятся. Чтобы разбить врага малой кровью на его территории.
Ребята! Окститесь!
Как можно планировать какие-либо наступательные операции против немцев, если вы ждете, что немцы нападут первыми? Ведь сначала это нападение нужно будет отбить! А как сложится расстановка сил после того, как нападение отбито, мы не знаем. А если мы не знаем, где какие войска будут, то зачем планировать наступление? Ты его запланировал, а у тебя начальная ситуация совсем другая, армии по-иному выстроены и находятся на других плацдармах после отражения гитлеровского удара!..
Глупость какая-то. И эту глупость многие историки приметили. Вернемся, кстати, к нашим историкам.
Вот что пишет относительно суворовской концепции не рядовой любитель военной техники с интернет-форума, а доктор исторических наук Ирина Павлова: "Надо отдать должное Суворову, проявившему себя в книге "Ледокол" как историк-разведчик, сумевший раскрыть главную тайну советской военной истории. Весьма примечательно, что к выводу о подготовке в 1939–1941 годах активного вступления СССР в мировой конфликт пришли и другие историки". И вправду пришли!
Вот историк В. Киселев: "…и вермахт, и Красная Армия готовились к наступлению. Стратегическая оборона нами не планировалась, и это общепризнано. Судя по срокам сосредоточения резервов приграничных военных округов, армий резерва Главного командования и развертывания фронтовых пунктов управления, наступление советских войск по разгрому готовящегося вторжения агрессора могло начаться не ранее июля 1941 года…"
И здесь историки уже вступают в ожесточенный спор. Когда же Сталин готовился напасть на Германию?
Мельтюхов полагает, что "никакие наступательные действия Красной Армии против Германии ранее 15 июля 1941 года были невозможны".
А Данилов дает другую дату: 2 июля.
Сам же Суворов полагал, что нападение должно было случиться 6-го числа.
Заместитель директора Института стратегических исследований австрийской Академии обороны Хайнц Магенхаймер тоже над этим раздумывает: "…вопрос о дате окончательного столкновения в том случае, если бы вермахт не напал на СССР 22 июня, остается открытым. Развертывание Красной Армии, включая и третий стратегический эшелон, закончилось бы между 15 и 20 июля. Неоднократно называвшуюся дату возможного советского нападения – 1941 г. – нельзя считать доказанной".
Иной точки зрения придерживается немецкий историк Хоффман из Фрайбурга: "Военные и политические приготовления Красной Армии к нападению на Германию достигли кульминации весной 1941 года".
Почему же СССР не напал на Гитлера весной? Об этом мы еще непременно поговорим. А пока продолжим парад цитат.
Австрийский историк Томас Титура: "В последние годы стали известны многочисленные документы из партийных, государственных, военных и кагэбистских архивов, которые убедительно подтверждают тезисы Суворова".
Профессор Калифорнийского университета Ричард Раак: "Сегодня главный военно-исторический аспект доводов Суворова подтверждается данными, недоступными ему во время написания "Ледокола"… В важнейших моментах истории Суворов был прав с самого начала. Почти все остальные авторы, включая меня, крайне скептически относившегося к идее Суворова, были не правы".
Немецкий историк Штефан Шайль: "В результате находок новых источников тезис о том, что немецкое нападение лишь опередило советское, подтверждается".
Это что касается тех, кто с Суворовым согласен полностью или почти полностью. Но есть ведь и другие специалисты!
Вот историк Невежин ругает Суворова за то, что тот "слабо использует документальную базу, злоупотребляет домыслами, тенденциозно цитирует". А потом вдруг – бац! – и подтверждает основной тезис Суворова: "На исходе 30-х годов большевистское руководство уже не рассматривало саму по себе "мировую революцию" в качестве главного инструмента для достижения этой цели. Миссию сокрушения враждебного "буржуазного мира" должна была взять на себя, по замыслу Сталина, Красная Армия".
Ему со страниц журнала "Отечественная история" вторит историк Д. Наджафов: "Скорее всего, советские руководители действительно уверовали в свою революционную миссию, ставя знак равенства между интересами социалистического Советского Союза и "коренными" (по марксистской терминологии) интересами народов других стран, намереваясь в нужный момент выступить в роли освободителя этих народов от ига капитализма. На практике так называемый пролетарский интернационализм СССР свелся к откровенному национализму в его советской, национал-большевистской версии".
А вот, например, что пишет ярый противник Суворова, директор Института российской истории РАН А. Сахаров: