Нет. Товарищ Сталин не был ни гаечным ключом, ни отверткой. У него была другая работа.
Однажды старенькая мама Сталина спросила сынка, кем же он трудится в далекой Москве.
– Царя помнишь? – ухмыльнулся в усы Иосиф.
– Помню, – кивнула мама.
– Ну, что-то вроде царя, – сказал Сталин. Сталин работал царем.
И дело даже не в том, что власти товарищ Сталин имел больше, чем любой европейский царь. А в том, что и психологически товарищ Сталин ощущал себя великим государем. Продолжателем великого имперского дела по собиранию земель. Реформатором. Типа Петра I или Ивана Грозного. Так что не нужно нам, наверное, больше Сталина товарищем называть. Гусь свинье не товарищ. Да и не было у Сталина никаких товарищей. А были одни подчиненные.
Одиночество великой власти, коего никогда не постичь временщикам – премьерам и президентам.
Сталин порой симптоматично проговаривался, сравнивая себя с русскими царями. Например, после войны один из американских генералов возжелал поздравить Сталина с победой – как-никак тот половину Европы захватил! Но Сталин этой победой доволен не был, он совсем другое планировал. Поэтому презрительно отмахнулся от поздравлений, мол, кто я такой по сравнению с предшественниками: "Царь Александр Первый дошел до Парижа!"
…Сталин стал царем не сразу. Скажем, в 1929 году он был первым среди равных. И писал своей грузинской маме в письме (орфография и пунктуация исправлены):
"Здравствуй, мама моя!
Как живешь, как твое самочувствие? Давно от тебя нет писем, – видимо, обижена на меня, но что делать, ей-богу очень занят.
Присылаю тебе сто пятьдесят рублей, больше не сумел…
Твой Coco".
Сто пятьдесят рублей маме послал. Не смог больше. А вот в 1934 году смог:
"Здравствуй, мама моя!
Письмо твое получил. Получил также варенье, чурчхели, инжир. Дети очень обрадовались и шлют тебе благодарность и привет.
Приятно, что чувствуешь себя хорошо, бодро.
Я здоров, не беспокойся обо мне. Я свою долю выдержу. Не знаю, нужны ли тебе деньги или нет. На всякий случай присылаю тебе пятьсот рублей. Присылаю также фотокарточки – свою и детей.
Будь здорова, мама моя!
Не теряй бодрости духа!
Целую.
Твой сын Coco".
Растет благосостояние товарища Сталина! Теперь уже не 150 рублей еле-еле наскреб, а целых 500. И то "на всякий случай", не зная, нужны там маме деньги или уже нет.
А потом деньги и вовсе потеряли для Сталина всякое значение. Потому что он получил все.
Получив все, Сталин довольно быстро вжился в роль самодержца. И даже постепенно начал отказываться от революционной атрибутики в пользу прежней, царской.
Революция широким жестом отринула старый мир. Революция отменила ненавистных офицеров-золотопогонников. Красноармейцами стали командовать не "офицеры", а "краскомы" – красные командиры. Погоны революция отменила, и звания офицерские отменила тоже. Вместо ненавистных и напоминающих о царском времени погон краскомы носили петлицы со "шпалами" и "ромбами". Эти странные знаки различия говорили о звании военнослужащего. Звания у красных тоже были странные, образованные от сочетания слова "командир" с другим словом.
Комбриг – это командир бригады.
Комкор – командир корпуса.
Комдив – командир дивизии.
Командарм – командир армии.
При этом человек в звании комбрига мог вовсе и не быть командиром бригады. Просто звание у него было такое – командир бригады.
Министров революция тоже отменила. Зачем нужны капиталистические министры, если власть принадлежит рабочим и крестьянам? Конечно, крестьянами и рабочими нужно командовать, чтобы не разболталась скотинка народная. Но не министрами же называть командиров рабочих и крестьян! И не командирами. Потому что командир – это в армии. А если ответственный партийный товарищ гражданскими штафирками командует, то как его назвать? Есть хорошее революционное слово французского происхождения – "комиссар". И если к нему еще прибавить слово "народный", то получится вполне демократично – народный комиссар. То есть человек, самим народом уполномоченный командовать.
Народный комиссар просвещения. Он народ просвещает.
Народный комиссар обороны. Он народ обороняет.
Народный комиссар внутренних дел. Он народ стреляет.
Все хорошо и понятно.
Но революция на этом не остановилась. Революция много царской мишуры отменила. Например, послов. Посол – это что-то сугубо буржуйское, царское и ужасно неприятное. Посол. У нас нет послов! У нас есть полномочные представители. Народа, разумеется. Если кратко – полпреды. Полпред Советского Союза в Германии товарищ Деканозов, например.
Став царем, товарищ Сталин все это революционное безобразие постепенно ликвидировал. Просто взял и перечеркнул вербальные завоевания революции!
Отменил красных командиров. И ввел офицеров. Вернул им золотые погоны. И офицерские звания вернул. Отменил наркомов… Отменил полпредов.
Был при царе министр. После революции стал нарком. А при Сталине опять министр. Министр государственной безопасности! Звучит!..
Был при царе посол. После революции стал полпред. А потом опять посол.
Был при царе полковник. После революции стал комбриг. А затем снова полковник.
Как отмечают специалисты, система "новых старых" военных званий, введенная Сталиным, "практически полностью совпадает с системой генеральских званий Русской армии до 1917 года".
А ведь такое и раньше случалось… Революционный генерал Наполеон Бонапарт, чья решительность однажды спасла революционную Директорию от поражения, пришел к абсолютной власти. И похерил революционный календарь – вернулся к королевскому летоисчислению, отменив все эти революционные термидоры-помидоры, которые новая власть ввела, чтобы решительно отмежеваться от старого мира.
Бонапарт, став всевластным, назвался поначалу консулом. Первый консул! Вполне себе римское, античное название. А потом плюнул на эвфемизмы и стал называться просто императором. Диалектика мотнула свою спираль отрицания. Правда, вряд ли товарищ Наполеон про эту спираль знал. А вот товарищ Сталин про нее краем уха слышал.
В стране товарища Сталина, если присмотреться, какие-то странные вещи начали происходить. Например, в искусстве удивительный поворот наметился. После революции красная власть решительно отмежевалась от прежней власти – власти угнетателей и кровопийц, разорвала с ними всякую связующую ниточку. Фильмы, романы, спектакли прославляли исключительно новых героев – красных дьяволят, щорсов всяких, революционную матросню с броненосца "Потемкин".
А потом вдруг – раз! – писатель Алексей Толстой про Петра I книжку пишет. Про царя! В Советской стране! И писателю голову не отстригли. Наградили даже. Две Сталинские премии имел Толстой.
И фильм "Петр I" появился. И еще фильм вышел, "Александр Невский". Про князя! Эксплуататора крестьян!
А еще товарищ Сталин настоял, чтобы вышел спектакль по роману Булгакова "Белая гвардия". Про беляков… Но что самое ужасное, царские офицеры у Булгакова вызывают сочувствие зрителей. Вообще-то золотопогонников положено кончать у стеночки, как вон революционные матросики с броненосца "Потемкин" поступили, а тут. Непонятно. Зачем у советских людей сочувствие к золотопогонникам вызывать?
И Толстой ветер перемен почувствовал – "Хождение по мукам" ударными темпами дописывает. И тоже с большим сочувствием к офицерью и прослойке. Вроде как и люди они, и тоже страдать могут. Это беляки-то?!. Мы тут своих кончаем, что ни день – чистки проводим, бошки в подвалах дырявим, а нас призывают белым сочувствовать!..
А вот еще книжка выходит. Не поверите, про того самого суку-Наполеона, который свернул все революционные преобразования во Франции! Куда смотрит НКВД? Кто автор?
Некий Тарле. Та-ак. Фамилия уже подгуляла. Кто такой этот Тарле? О-о, да это ж контра – клейма ставить негде! Он разок уже отсидел за антисоветчину, а теперь гляди-ка, за старое взялся! Рецидивист. К тому же книжка его вышла под редакцией недавно расстрелянного врага народа Радека. И враг народа Бухарин перед тем, как разоблачили его, что-то положительное ляпнул про эту книжку.
Вышечка у нас тут рисуется. Товарищ Ленин чему учил? Всякая революция, учил товарищ Ленин, лишь тогда чего-нибудь стоит, когда она умеет защищаться. А кто защищает идеалы революции? У идеалов революции защитников – хоть отбавляй. Советская пресса защищает наши идеалы. Партия идеалы защищает. НКВД, само собой.
Кто тут, кстати, спрашивал, куда смотрят органы? Не вы ли, товарищ? Не вы? А кто? Ладно, разберемся. Потому что органы, товарищи, не дремлют! И советская печать не дремлет тоже.
Советская печать дуплетом бьет врага народа Тарле – в один день "Известия" и "Правда" выходят с критикой этой фашистско-троцкистско-бонапартистской образины, которая до вчерашнего дня прикидывалась у нас тут перековавшимся ученым-историком. А сама, понимаешь, плела нити…
Хороший набор получается. Две главных газеты разом по товарищу Тарле вдарили. Да еще рецидивист у нас товарищ Тарле. Да плюс Бухарин и Радек в анамнезе. Даже с переборчиком!
Жить товарищу Тарле после выхода газет оставалось маломало. Пулечка для контрика давно уже отлита. У нас на всякую контру пулечки есть. И на тебя, морда жидовская.
Спасти врага народа с непролетарской фамилией Тарле могло только чудо. Но чудес, как известно, не бывает. Не приживаются в стране Советской такие волшебники, которые могли бы против "Правды" с "Известиями" попереть.
Один только есть в стране Советской великий чудотворец, который плотинами, газетами и пароходами повелевает. Но скорее небо упадет на землю, чем товарищ Сталин, в боях за революцию кровь проливавший, будет спасать врагов революции.
Однако на следующий день советский народ раскрыл газеты "Правда" и "Известия", которые накануне врага народа Тарле клеймили справедливым позором, и увидел, что свои вчерашние клеветнические статьи газеты дезавуировали. За сутки обе газеты коренным образом мнение изменили. Смекает народ: товарищей редакторов немного поправили. Ошиблись товарищи. Оказывается, не враг народа Тарле. Друг! А врагами-то совсем иные оказались. Которые тут по редакциям окопались и мешают делу прославления великого французского революционера Н. Бонапарта. Нехорошо…
Книжка Тарле в СССР пользовалась большой популярностью. И среди простых людей, и среди Лучшего Друга Всех Советских Читателей.
Любил Сталин талантливых людей, в обиду их никому не давал. Иногда только он их стрелял. И сажал. Но не всегда. И не всех. Во всяком случае, не тех и не тогда, когда они зачем-то нужны были. Тарле с его "Наполеоном" был зачем-то Сталину нужен. И Сталин его из-под самой молотилки выхватил.
И правильно сделал! Творческая интеллигенция вообще бывает полезна. Один книжку напишет, другой кино, глядишь, правильное снимет. Вот, скажем, Сергей Эйзенштейн… Хоть и еврей, а считается классиком мирового кинематографа. Снял "фильм всех времен и народов" – "Броненосец Потемкин". Дешевая агитка, конечно, но по всему миру прогремела. Нужное кино еврей сделал. Прославляющее революционных матросов, которые безжалостно своих офицеров кончают. Потому что суп им не понравился, который на обед подали.
Старательный парень Эйзенштейн. Зачем такого стрелять? Вон чего придумал – в эпоху черно-белых картин сделал цветной фильм. Ну, не совсем цветной. Отчасти. Сам лично каждый кадрик своего фильма кисточкой разрисовывал. Не весь кадр, конечно. А только флаг, который на броненосце развевается, красным раскрашивал. То-то зритель ахнул, увидевши на черно-белом экране красное трепещущее пятнышко. Советский режиссер-ученый Эйзенштейн цветное кино изобрел!
И пусть тот флаг в кино считанные секунды развевается, но ведь каждая секунда – это 24 кадра. И в каждом квадратике нужно было беличьей кисточкой крохотный флажок красным закрасить!.. А одесская лестница с коляской чего стоит! Нет, что ни говорите, а талантлив, чертяка!
Никто и не спорит. Хорошее кино снял Эйзенштейн. Но теперь пришла пора других фильмов. Не нужно больше советским матросикам показывать, как в кино революционные матросики офицеров в погонах стреляют. У нас теперь тоже офицеры с погонами. Другое кино теперь народу нужно!
И велит товарищ Сталин товарищу Эйзенштейну собрать весь свой талант в кучку и снять замечательный фильм про Ивана Грозного.
Опять про царя! Во, мода пошла! То князь, то царь.
Но Грозный – не просто царь. А самый лучший. И Эйзенштейн – не просто режиссер. Он тоже лучший. Поэтому не удивительно, что они встретились – лучший с лучшим. Худого человека на ответственную работу товарищ Сталин хрен поставит.
И Эйзенштейн не подкачал.
Я не искусствовед. И "Грозного" смотрел давно, в детстве. Помню только дурное качество ленты и крючковатый нос царя. Поэтому сам оценивать сию работу не берусь. Но есть, товарищи, мнение, что никто не даст лучшей оценки данного фильма, чем член-корреспондент АН СССР Иосиф Шкловский:
"Подтвердилось впечатление пышно поставленной, очень условной оперы. Суть этого действа – безмерная, безудержная хвала тирану, убийце и патологическому монстру, кровавыми руками строившему сильное централизованное государство. Во имя этой "высочайшей" цели дозволены любые, самые чудовищные преступления. И надо быть совершенно слепым, чтобы этого не увидеть! Самые витиеватые в своем лукавстве критики-искусствоведы никогда не смогут доказать, что-де Эйзенштейн в этом фильме вопреки прямой директиве Сталина (а ведь эта картина была, как известно, поставлена по указанию Сталина и под его неусыпным наблюдением) проводил какую-то свою, чуть ли не "гуманистическую" линию. Какой вздор! Я имею против этой, с позволения сказать, "концепции" аргумент почти математической строгости. Ведь актеров на роли выбирал Эйзенштейн. И он выбрал на роль палача, "без лести преданного" своему владыке, пресловутого Малюты Скуратова, самого обаятельного киноактера страны – Михаила Жарова! Известно, какую высокую оценку дал Лучший Друг Советских Кинематографистов личности Малюты. Выбором Жарова на роль Малюты Эйзенштейн практически доказал, что он неукоснительно следовал руководящим указаниям Вождя. И делал это на совесть, даже с некоторым сладострастием".
Но почему все-таки Грозный? Почему не Петр Первый?
Нет, Петр Первый тоже хорош. Петр Первый очень хорош. Он тоже ублюдок, реформатор и садист. Но Грозный все равно круче! Второго такого кровопускателя – собирателя российских земель отечественная история не знает. Иезуитски хитер. Садистски жесток. Врагов своих изводил семьями. На кол сажал. Кожу сдирал. Целые города, бывало, под нож пускал. Одна кличка чего стоит – Грозный!.. Петр против него явно не вытягивает. Хотя и у него, помимо порядкового номера, есть красивая кличка – Великий. Любит народ своих кровопускателей!
Про царей товарищ Сталин все знает… Он вообще был очень читающий человек. И память имел феноменальную. В богатейшей личной библиотеке Сталина двадцать тысяч томов. И все прочитаны. Среди его книг есть редчайшие. Есть прижизненные издания Пушкина. Даже книги врагов народа у товарища Сталина имеются! Никому их читать нельзя, а товарищу Сталину можно. Простые люди испортятся, почитав врагов. А товарищ Сталин от прочтения врагов не портится, а только крепчает. Силой наливается.
Вот, скажем, стоит у товарища Сталина в библиотеке существующая в одном-единственном экземпляре книжка про жизнь Чернышевского. Казалось бы, что в ней такого? Почему она в единственном экземпляре? Чернышевский – уважаемый мертвый писатель. Революционно-правильную книжку написал – "Что делать?" Почему бы описание жизни этого писателя не дать народу почитать?
А нельзя! Потому, что книгу о Чернышевском написал враг народа Лев Каменев. Выброшенный со всех постов, он весь последний год жизни писал книгу о Чернышевском. Товарищ Сталин дал ему эту книжку дописать. А когда товарищ Каменев книгу в печать сдал, его и арестовали. Книгу даже успели напечатать в серии ЖЗЛ, но после того, как открылось истинное вражеское лицо ее автора, весь 40-тысячный тираж был уничтожен… Нет, вру! Не весь. Уничтожено было 39 999 экземпляров. А один экземпляр попал к библиофилу Сталину.
Сталин был бессребреник. Ничего ему было не надо. Но вот против книг он устоять не мог. И шел даже на мелкие кражи. А поскольку пристрастился к чтению Сталин с младых ногтей, тогда же за ним начали замечать это самое мелкое крысятничество в культурной сфере. Будучи в сибирской ссылке, Сталин однажды не удержался и присвоил себе библиотеку, оставшуюся от умершего революционера Дубровинского. Вообще-то по негласному закону политзаключенных книги откинувшихся революционеров считались общей собственностью. Но в данном случае Сталин пошел против "понятий" и все книги присвоил. Не устоял.
Те же грешки случались со Сталиным потом всю жизнь. Частенько ему доставляли книги из библиотек, но Сталин их никогда не возвращал. А напомнить ему как-то стеснялись. Однако после смерти Великого Библиофила директор Ленинки набрался храбрости и попросил высшее политическое руководство страны вернуть библиотечные книжки, которые у него на балансе висят. Вернуть? Не проблема, товарищ! Сколько покойный вам был книжек должен? 62 штуки? Щас получите.
За книжками сходили. Но директору Ленинки их так и не вернули. Поскольку все книги оказались испещрены сталинскими заметками. Пришлось сдать их в музей. Точнее, в ИМЭЛ – Институт Маркса, Энгельса, Ленина. И, конечно, Сталина. На изучение.
Сталин однажды признался, что в день ему приходится прочитывать до полутысячи страниц. В основном это были, конечно, рабочие документы. Но и на книги приходилась немалая доля. Поэтому многие книги в сталинской библиотеке были переложены разноцветными закладками, изрисованы сталинскими подчеркиваниями и исписаны сталинскими мыслями.
Больше всего товарищ Сталин любил почитать (и почеркать карандашиком) книжки про историю. А что такое книжки про историю? Это книжки про две вещи – про войны и про царей. Не про народ же там написано. Народ – немой статист истории. А главные роли играют – мы знаем кто…
Так вот, массу пометок Сталин оставил в книге "Очерки истории Римской империи" (М., 1908). В книжке этой, как отмечают исследователи, "были изложены основы римского империализма". Автор книжки – Виппер – является одновременно и автором капитального труда об Иване Грозном. Но про Грозного Сталин не только у Виппера читал. Массу пометок он оставил и в книге Платонова "Иван Грозный".
В одном из исторических материалов про сталинскую библиотеку мне попалось утверждение, что книги об Иване Грозном "сильно повлияли на историческое мировоззрение Сталина". Я в этом ничуть не сомневаюсь! А кто сомневается, спросите у Эйзенштейна.