В народе крепко держится поверье, что умершие могут оставлять могилы и являться среди людей. В особенности распространена вера в упырей, то есть ведьмачей или ведьмунов. Упыри встают из могил по ночам, ходят в разных видах, пьют кровь из детей, вступают в связь с девками и женами.
Как пишет Афанасьев , автор книги "Поэтические воззрения славян на природу", упыри - это злобные блуждающие мертвецы, которые при жизни своей были колдунами, вол кулаками и вообще людьми, отверженными церковью, каковы: самоубийцы, опойцы, еретики, богоотступники и проклятые родителями. Упыри и упырицы бывают виновниками чумы и других эпидемических болезней, засухи, неурожаев и вообще всяких общественных бедствий. Вот один рассказ об упыре: "В одном селе жили два кума ведьмача; один из них умер и был по общепринятому порядку похоронен, как обыкновенно хоронят крестьян. Через несколько дней после похорон оставшийся в живых ведьмач вспомнил о своем умершем куме и сказал: дай, пойду, проведаю кума. Сказано - сделано. Пришедши на кладбище, он отыскал могилу кума, наклонился над нею и крикнул в отверстие, которое было в могиле: "Здоров, кум!" - "Здоров!" - отвечал ему из могилы голос. "Я тебя, кум, пришел проведать". - "Спасибо, кум!" Долго переговаривались они; между тем наступили сумерки, стемнело, в хатах зажглись огни. Выходит из могилы ведьмач и предлагает своему куму отправиться вместе в деревню, как только заснут люди. Долго ходили они по деревне, отыскивая такую хату, где бы окна не были на ночь осилены крестным знамением. Наконец нашлась хата, хозяйка которой забыла перед сном перекрестить окна, в эту хату они и вошли. Мертвый пошел в кладовую, принес оттуда хлеба и меду, сели за стол и поужинали. Все хозяева хаты спали крепким сном и, конечно, не видели и не слышали, что делается у них в хате. Между тем упырь заметил, что в люльке лежит грудной ребенок; поэтому, когда, поужинав, они вышли из хаты и прошли улицу до конца, он сказал своему товарищу: "Эх, кум, что мы сделали: мы забыли в хате погасить свечу! Побудь тут, я пойду погасить". Воротился мертвец в хату, а живой, догадываясь, зачем он воротился, пошел вслед за ним, подошел к окну и видит: кум наклонился над колыбелью и сосет из младенца кровь. Потом вышел мертвец из хаты, подошел к куму и сказал: "А теперь, куме, отведи до могилы меня". - "Нет, кум, я не хочу идти туда с тобою". - "Почему?" - "Боюся". - "Не бийся, кум, я для тебе не злодей, пошли, брат, ты взял меня из гроба, ты и отведи". Делать нечего: пришлось живому куму идти с мертвым до могилы. Пришли к могиле, мертвый и говорит: "Пошли со мною в могилу, меня будешь веселить"! Схватил кума за полуда и тянет за собою в могилу. Но кум был настороже: отполосовал ножом часть полы, а тут, к счастью, запели петухи, и кум-мертвец скрылся в могилу. Тогда живой кум побежал в деревню, собрал народ и рассказал все, что в эту ночь с ним случилось. Пошли на кладбище, разрыли могилу, вынули гроб, видят, что мертвый лежит лицом вниз, взяли осиновый вол и забили ему в затылок. Когда вбивали кол, мертвец проговорил: "Эх, кум, кум! Не дал ты мне на свете пожить!"".
Вот случай народной расправы с упырем, сообщенный в "Киевской старине" (1890 год, том XXVIII) на основании акта, извлеченного из документов о гайдамаках , которых судила в Кодне военно-судная комиссия. Во время поветрия в 1770 году между крестьянами села Войтовка возникли частые толки о том, что по селу что-то ходит, отворяет окна и "надыхуе" через них в хаты, отчего народу мрет больше, чем бы мерло без этого. Несколько человек из народа, ввиду таких толков, поставили себе целью выследить виновника народного бедствия. Вскоре на одном из их сборищ было заявлено некоторыми из присутствовавших, что они видели ходящего по селу упыря, что на упыря этого с остервенением нападали собаки, а скот при виде его стремительно убегал. Проследили при этом и во что был одет упырь: он был в белой рубахе и синих суконных штанах, от колен подштукованных белым сукном. А в таком одеянии, как всем было известно, ходил обыкновенно приходский войтовский поп, отец Василий. Тогда у всех явилось подозрение, что ходит по селу по ночам не кто иной, как поп. Обратились с вопросом об этом к самому батюшке, но он категорично отрицал возводимое на него обвинение. Тогда спросили попадью, ходит ли батюшка ночью по селу, - и она тотчас заявила, что ходит и что у него бывает по ночам его уже умершая сестра вместе с другими мертвецами, причем все они толкутся с шумом по комнате и "клацают ртами, как будто что едят". Ввиду такого показания сделали очную ставку попадье с попом, ее мужем, требуя, чтобы она сказанное ею повторила в его присутствии. Она повторила, добавив: "Не запирайся, это ведь правда, что ты ходишь по селу в ночи". Это подтвердила и попова кухарка. После этого участь попа была решена. Тринадцать человек, выбранные сельчанами, сначала выкопали на кладбище яму, а затем явились к попу и в то время, как он вышел из приходского дома, кинулись на него и стали бить дрючьями. Избив его до полусмерти, достали носилки, положили его на них и отнесли к выкопанной яме.
Там, пробив его осиновым колом от плеча к плечу "навылет", бросили в яму и, не слушая мольбы попа, заживо закидали его землей. Поветрие после этого, по показаниям участвовавших в убийстве, затихло, хотя не совсем. На суд попал только один участник убийства, 26-летний крестьянин села Войтовки Леско Ковбасюк, остальные умерли от поветрия. Кодненская военно-судная комиссия отпустила его без наказания.
В 1727 году 6 июля в Решетиловку Полтавской губернии явился некий Таврило Мовчаненко, уроженец села Стасовец, объявил себя упырем и говорил, что дождя в Решетиловке нет потому, что там много ведьм. Народ привел его в ратушу и потребовал от сотника, чтобы он, кого упырь покажет ведьмами, велел в воду топить. Хотя сотник и не допустил топления ведьм, но, "невозмогши народ уняти" и уступая принуждению, велел при всем народе допросить упыря. На этом допросе упырь показал: родом он из села Стасовец, волшебству учился в Зенькове, у Ивана Голи-Постолы. Наука волшебства состояла в мазанье под плечами "неяким зельем". В Зенькове он находился три года и знает там трех ведьм, с которыми вместе волшебствовал. В Решетиловке он указал на четырех ведьм. Показания упыря произвели сильное волнение в народе, и сотник, боясь бунта и того, что его убьют, если он не даст топить указанных ведьм, донес обо всем этом полтавскому наказному полковнику. Для унятия бунта была выслана из Полтавы помощь. Упырь и четыре решетиловские обывательницы, объявленные им ведьмами, были доставлены в Полтаву для допроса. При допросе Мовчаненко назвал себя волшебником и на очной ставке с Марией Пещанской, Марией Пустоваровой, Мотрей Гуринкой и вдовой Ефимьей Сорочихой показал, что все они ведьмы, что Пустоварова ночью, сделав его конем, ездит на нем и погоняет его коленом, что Иван Гомо-Постолы, зеньковский житель, упырь, пересказал ему упырство, и с того времени ведьмы, узнав, что он упырь, ездят на нем в Киев. Обвиняемые ведьмы показали, что ничего про то не ведают. Когда же упырь был спрошен вновь и под "батожным боем", то сознался, что "в безумии опорочил" этих жен и что в "новомесяц припадает ему в голове заметание", вследствие которого три раза он был близок к смерти. Полтавский полковой суд, узнавши "явную его Мовчаненко плутню и обману", приговорил "опороченных жен освободить из-под караула и отпустить их домой по-прежнему, о чем всему урядово-решетиловскому товариществу и посполитству и кому того ведати надлежит объявить, дабы всяк, ведая о таковом вымышленного обманщика и неполного ума человека потворе, впредь оному и подобным ему лжецам весьма не доверял".
Мы не имели в виду системно и всесторонне охватить все проявление народной фантазии в отношении колдовства. Тут надо сказать, что наша литература бедна исследованиями по этому вопросу, а нашими учеными обществами и лицами, занятия которых ближе всего соприкасаются с этой областью народоведения, ничего не делается для организации таких исследований. Если не считать двух-трех монографий и статей, разбросанных по различным журналам и газетам, - в нашей литературе совершенно не разработана область народных верований в колдовство. Между тем эта область представляет огромный интерес - не только культурно-исторический и этнографический, но и юридический, ввиду возникающих у нас время от времени на почве этих верований судебных дел о колдовстве и фактов народной расправы с ведьмами. Поэтому мы и посчитали нужным в общих и кратких чертах охарактеризовать эти верования. Теперь же мы перейдем к изложению некоторых дел о колдовстве, разбиравшихся в наших судах в течение XIX столетия.
В 1824 году общество крестьян деревни Аксеновки через своего выборного донесло управляющему местной удельной конторы, что крестьянин Андрей Копалин, мельник на мукомольной мельнице, "имея за собою колдовство", портит людей, "садит икоты под названием кликуш и впускает другие болезни, как-то: грыжи, вздутие живота, боль в пояснице и проч.". Управляющий конторой, "принимая в уважение рапорт крестьян", просил суд произвести законное расследование возводимого на Копалина подозрения. Копалин в колдовстве не признался. Крестьяне же утверждали, будто бы многие из-за этого уже померли и что терпеть в селении Копалина они не согласны.
В числе обвинителей Копалина явился, между прочим, родной его племянник Евдоким, "одержимый болезнью и не в полном разуме". Когда с ним "случалось", он кидался при людях на своего дядю мельника, называл его отцом и "выговаривал", что тот впустил ему в утробу воробья с золотыми перышками. Крестьянин Иван Мысов удостоверил, что мельник напустил ему на правую ногу болезнь с большою опухолью, под названием грыжа. Крестьянин Рычков удостоверил, что жена его от порчи Копалина "подвержена такой икоте, что почасту и вовсе ума лишалась". Во время припадков она бьется об землю, не щадя жизни своей. При встречах с мельником порченая кидается ему в ноги и вопит, обнимая его колена: не трогайте моего батюшку! Таких больных, кликуш, испорченных Копалиным, оказалось в волости не менее семнадцати. Каждая из них заявляла, что Копалин испортил ее по злобе на мужа, брата или отца. Молодой крестьянин Уронтов показал, что вскоре после свадьбы его семнадцатилетняя жена Марья сделалась больна икотою и со временем эта болезнь стала так тяжела, что она уже больше не встает с постели. Порчу эту Копалин напустил на нее единственно за то, что на свадьбе молодая не подала ему вина. Старуха Ларионова жаловалась, что ее двадцатитрехлетний сын "с глазу" Копалина "начал скучать и болеть сердцем, и расходится оная болезнь по всей его утробе". У других также "с глазу" оказывается ломота во всех членах, в руках и в ногах.
Вологодский совестный суд первоначально решил, "передав дело воле Божией, наказать Копалина в селении прутьями, дав ему 70 ударов". Но спустя восемь лет дело это опять было возбуждено, так как крестьяне нескольких смежных волостей, как видно не удовлетворенные решением суда, "составили приговоры" об удалении из обществ, с ссылкою на поселение в Сибирь, Андрея Копалина, его свояченицы, жены Прасковьи Копалиной и еще троих крестьян, водившихся с ними, "за зловредные действия их порчею людей, напусканием кликуши или икоты, от которой порчи страждут люди". Департамент уделов , не утвердив эти приговоры, передал дело для нового судебного расследования.
Прасковья Копалина, по свидетельству крестьян, кроме порчи девок и женок, изобличалась еще в том, что "для привлечения в дом свой кого-либо из мужчин для сожития с нею источала из разных частей тела своего кровь и клала оную в муку, дабы таковою лепешкою приворожить к себе молодого мужчину".
Следователь при вторичном расследовании дела пригласил местного штаб-лекаря "для исследования в истине болезни одержимых". Врач после тщательного осмотра дал следующий отзыв: "Таковые люди одержимы истерическими припадками, а не порчею или напущением на них посредством чародейства икоты или кликуш".
Старинное народное верование, что для прекращения моровой язвы необходимо отыскать виновницу в ее распространении и сжечь или закопать живою в землю, со временем перешло в другое верование, по которому для уничтожения мора самое вернейшее средство - похоронить живой вообще какую-либо старуху. Такое поверье до сих пор не вывелось в некоторых местностях России до конца XIX века. В 1855 году оно даже получило осуществление на практике жителями деревни Окопович Новогрудского уезда во время свирепствовавшей тогда холеры. Когда двое крестьян упомянутой деревни везли хоронить своих только что умерших детей, то к печальной процессии по дороге присоединилось еще несколько человек крестьян, и между прочими сотский и старуха крестьянка Манькова. Манькову уговорили идти на похороны сотский и некоторые из крестьян. Они задались целью вместе с умершими детьми похоронить и ее, так как были уверены, что самый верный способ прогнать холеру состоит в том, чтобы применить испытанное средство - закопать в землю живую старуху. Манькову действительно похоронили вместе с детьми. Но холера не прекратилась и похитила всех участников преступления, за исключением одного крестьянина Козакевича, на которого и обрушилось наказание. Козакевич, по решению Минской уголовной палаты, был признан виновным в убийстве с обдуманным заранее намерением и приговорен к наказанию плетьми и ссылке в каторжные работы на двенадцать лет.
По сообщению "Киевской старины" (1883 год, том XI), в 1864 году в Старобельском уезде Харьковской губернии в селе Белявке, принадлежащем помещику Штенгеру, в волостное правление явился крестьянин и принес жалобу, что соседка его, будучи во вражде с ним, испортила его корову, которая чрез это и околела; с тем вместе добавил он, что соседка его ведьма и что он просит правосудия волостного правления. Жалоба крестьянина была выслушана волостным старшиной и присутствовавшими с ним в правлении стариками. Чтобы не впасть в ошибочное решение столь трудного обстоятельства, старшина и все сборище после долгого обсуждения дела остановились на том заключении, что необходимы доказательства более ясные к обличению вины подозреваемой преступницы, и для этого предложили жалующемуся крестьянину отыскать знахаря, который один только может обнаружить виновного. На расстоянии четырех верст от Белявки в селе Варваровке, принадлежащем графине Клейст-Мос, отыскан был знахарь и привезен в Белявское волостное правление. При сборище народа, интересующегося всегда подобного рода событиями, знахарь спрошен был: кто извел корову крестьянина? Он подтвердил вполне обвинение хозяина коровы и удостоверил, что соседка его действительно ведьма. После этого крестьяне схватили бедную женщину, подвергли ее исследованию, не имеет ли она хвоста, избили ее и присудили уплатить соседу за погибшую корову. Семья ее также подверглась преследованию: не было ни ей, ни мужу, ни детям житья в селении, их встречали бранью, укорами в колдовстве и провожали свистом.
В газете "Неделя" (№ 46 за 1875 год) помещена корреспонденция, в которой рассказывается, что крестьяне одного села в Полесье по совету стариков и старосты задумали испытывать ведьм водой и просили помещика, чтобы он позволил использовать для этого свой пруд. Дело остановилось только вследствие того, что помещик не дал согласия. Тогда крестьяне порешили осмотреть женщин, предполагая, что у кого-нибудь из них окажется хвост или другие очевидные признаки. Староста и сотские приказали мужьям гнать баб в корчму, и мужья волей-неволей исполнили это. Для осмотра была привлечена повивальная бабка, которая осматривала женщин по очереди и, выпуская на улицу, кричала стоявшему караулу в виде старосты и сотского: пустить, не ведьма! Ревизия выявила трех ведьм - их посадили под арест и написали донесение становому. Дело окончилось взяткой, которую становой взял с мужиков.
Как сообщала газета "Киевлянин" (№ 132 за 1877 год), в 1877 году крестьяне села Рябухи Дмитровской волости заподозрили в чародействе жительницу этого села крестьянку Акулину Чумаченкову. Вследствие этого 23 августа по приглашению старосты, сотского и волостного писаря крестьяне собрались на сход и потребовали Чумаченкову для допроса. Так как она не сознавалась, то судьи при каждом задаваемом ей вопросе подвергали ее пытке. Привязав веревку за большой палец одной ноги, привешивали обвиняемую к потолку, и она, вися вниз головою, в конце концов призналась в том, что занимается чародейством и "испортила" казака села Дементия Педько. При этом она оговорила в соучастии еще одну женщину, Варвару Чузенкову. Дело было передано судебному следователю.
В 1885 году летом в деревне Пересадовке Херсонской губернии был случай расправы крестьян с тремя бабами, которых они сочли за колдуний, задерживающих дождь и производящих засуху. Женщин этих насильно купали в реке, и они избежали печального для себя конца тем, что указали разъярившимся крестьянам место, где будто бы они спрятали дождь: староста с понятыми вошел в избу одной из колдуний и там, по ее указанию, нашел в печной трубе замазанными два напильника и один замок. Волнение улеглось, хотя дождь после этого так и не пошел.
13 октября 1879 года временное присутствие Новгородского окружного суда в Тихвине разбирало с участием присяжных заседателей дело о сожжении колдуньи солдатки Игнатьевой. Обстоятельства этого дела заключались в следующем: 4 февраля 1879 года в деревне Врачеве Деревской волости Тихвинского уезда была сожжена в своей избе солдатская вдова Аграфена Игнатьева, 50 лет, слывшая среди местного населения еще со времени своей молодости за колдунью, обладавшую способностью "портить" людей. По выходе замуж Игнатьева около двенадцати лет жила в Петербурге и года за два до своей смерти возвратилась на родину. Когда крестьяне услышали, что Игнатьева переселяется в деревню Враче-во, то стали опасаться "порчи"; высказывалось мнение, что лучше всего сразу взять Аграфену, заколотить в сруб и сжечь. Как колдуньи Игнатьевой боялись все в деревне и старались всячески ей угождать. Так как она по своему болезненному состоянию не могла работать, то все крестьянки из страха перед ее колдовской силой старались снискать себе ее расположение и оказывали ей всякие услуги, как-то: работали за нее, отдавали ей лучшие куски, мыли ее в бане, стирали ей белье, мыли пол в ее избе и т. д. Со своей стороны Игнатьева, не уверяя положительно, что она колдунья, не старалась разубеждать в этом крестьян, пользуясь внушаемым ею страхом для того, чтобы жить на чужой счет.