В посланиях к русским царям греки использовали также традиционные для византийских императоров эпитеты: благочестивейший, христианнейший, боговенчаный, благодатный, тишайший, государь милостию Божиею и т. д. Кроме того, они применяли характерный для византийской риторики прием аллегорического толкования имен царственных особ. В 1641 г. иерусалимский патриарх Феофан писал царю Михаилу Федоровичу: "Да сохранит и утвердит великое ваше царствие для сподобления бедных и полоненных греков по отступлении Божии. И како же сотворил Бог на небе солнце, чтоб освятить и огревать всю вселенную, тако ж де сотворил Бог тебя, государя, земного солнца для сподобления и освящения и помощи всей вселенней и бедным… аще бы не твое великое жалованье не было благочестивым христьяном подлинно, и они б были разорены душевно и телесно, и многие церкви и монастыри запустели бы (курсив наш. – Н. Ч.). Потому и многие православные христьяне в вере бы погибли… потом божиим извещением ваше царское величество Михаилом нарекся, яко же и преж сего… архангел Михаил верный слуга явися творцу своему Господу Богу, коли Сатанаил с чином своим прение учинил пред Богом, архистратиг рек ему: "Той есть Господь Бог наш", и тем словом удержал достальных, чтоб не пали, и с недругом Божиим воевался… И еще именуешься чадо Феодорово, и подлинно то имя от Бога предано, потому Феодор дар Божий нарицаетца, инно нихто такий великий дар от Бога не восприял, аки благочистивый и блаженный отец великого вашего царствия…". В "Книге пророчеств о Константинополе", написанной в Молдавии, обыгрывалось имя Алексея Михайловича, так как греческое слово ОіХє^Сх) значит "отражать, отвращать (врагов), защищать".
В середине XVII в. именование русского государя Новым Константином в греческих документах становится общим местом. В этом контексте интересно отметить, что старцы Ватопедского монастыря, настаивавшие на возвращении в свою обитель Креста царя Константина, избегали подобного обращения к царю Алексею Михайловичу, а позднее к его преемникам.
Поствизантийская политическая литература в русской традиции XVII в.
Образы Нового Константина и царя-освободителя нашли свое гармоничное воплощение в личности Алексея Михайловича. В годы его царствования к русскому двору попадают сочинения, составленные видными деятелями Восточной церкви, с призывом отвоевать у турок Константинополь и освободить весь православный мир. В конце своего пребывания в России в 1652 г. митрополит Навпакта и Арты Гавриил Власий написал Алексею Михайловичу, что надеется скоро встретить его в Царьграде как Нового Константина. Еще раньше Гавриил Власий выразил ту же идею в письме к Алексею Михайловичу о ходе Критской (Кандийской) войны (1645–1669).
Среди других сочинений, призывавших русского царя к борьбе с османами, выделяются "Побудительное слово… к непобедимому царю Московии Алексею Михайловичу" участника Критской войны, будущего митрополита Филадельфийского, Герасима Влаха, дошедшее до нас в переводе на русский язык, а также "Повесть о Крите острове…" архимандрита Неофита. Повесть содержит краткую историю острова с древнейших времен до середины XVII в., подробное описание Кандийской войны и идею о необходимости освобождения Константинополя и Крита от турецкого владычества. Сочинение заканчивается словами: "…да удостоит и нас, бедных, увидеть великое твое и благочестивейшее царство, о, Алексей Михайлович, великий царь и самодержец Московии и всея России, и на достойнейшем престоле автократора Константина, дабы ты освободил от нечестия и Город (Константинополь – Н.Ч.), и Крит, и да будет единая паства и один пастырь. Аминь, аминь, аминь". Автор выражал надежду не только на освобождение своего народа от турецких завоевателей, но мечтал о возрождении своей страны под рукой русского монарха, а также соединении греческой и русской православных церквей.
В XVII в. в России отмечается пристальный интерес правящей элиты к исторической литературе, трактующей о власти великих правителей прошлого и их наследии. При царе Алексее Михайловиче, в 1672 г., одновременно с созданием Титулярника, появились рукописные книги "Хрисмологион, или Даниила пророка откровение на сон Навуходоносора и о четырех монархиях", а также сочинение "О сивиллах". "Хрисмологион" был иллюстрирован пергаминными вставками, а книгу "О сивиллах", с пророчествами, которые использовались для обоснования прав российского царствующего дома, сопровождали изображения маслом, выполненные на холсте жалованным иконописцем Оружейной палаты Богданом (Иваном) Салтановым.
В 1674 г. по-русски была написана книга "Василиологион" (сочинение о подвигах ассирийских, персидских, греческих и римских монархов), появившаяся почти одновременно с "Родословной великих князей и государей российских, которые родословились со окрестными великими государи", составленной Лаврентием Хуреличем, герольдмейстером австрийского императора. Прославление русских государей, поставленных в указанных сочинениях в один ряд со знаменитыми монархами прошлого и настоящего, являлось важнейшей составляющей политической мысли своего времени.
Особый интерес для нас представляет сборник "Хрисмологион", принадлежавший Паисию Лигариду, который был написан на Востоке в 50-х гг. XVII в. Сборник имел посвящение царю Алексею Михайловичу и содержал текст о падении Цареграда, хотя и не включал в себя пророчество о судьбе Константинополя, заявленное в названии: "Хрисмологион, сиречь книга пререченославная от пророчества Даниилова, сказание сония Навуходоно-сорава; также о четырех монархиях вселенныя и о ложном пророце Мехмете и о царствие его. Потом: преречение Льва царя Премудраго и иных о пленении Цариграда и о турках, и что имать быти в грядущее время и т. д.".
По свидетельству Павла Алеппского, она существовала в единственном экземпляре. В 1656 г. в Валахии, когда Макарий Антиохийский и Павел Алеппский возвращались домой из своего первого путешествия в Россию, они встретили Паисия Лигарида. После долгих уговоров Паисий разрешил Макарию Антиохийскому снять копию с сокровища, единственным обладателем которого он был. Писцом рукописи для патриарха Макария, по определению Б. Л. Фонкича, стал будущий эконом антиохийской церкви Иоанн Сакулис, он же позднее изготовил еще один экземпляр "Хрисмологиона". Этот труд оказался как нельзя более кстати, так как Паисий Лигарид, судя по его письму к Макарию Антиохийскому, уже после их встречи подвергся нападению валахов, которые вместе со всем имуществом отняли его драгоценную книгу.
Б. Л. Фонкич полагает, что в Москве список с "Хрисмологиона" появился в 60-х гг. XVII в. и в дальнейшем использовался Николаем Спафарием для перевода на славянский язык. Но как и с кем рукопись попала в Москву? Если после пропажи экземпляра Лигарида остались лишь два списка "Хрисмологиона", принадлежавшие антиохийской церкви, то логично предположить, что один из них и был привезен в Москву непосредственно патриархом Макарием и архидиаконом Павлом во время их второго приезда в Россию на собор 1666/1667 г. Так оно и было. Павел пишет, что после рассказа об утрате книги Паисий умолял их "снять для него список, а он (список. – Н. Ч.)… как мы сказали, был у нас уже написан". Возможно, Паисий Лигарид получил рукопись от них же с какой-либо оказией раньше. Здесь мы вступаем на скользкий путь предположений.
Перевод с рукописной греческой книги был выполнен по указу царя Алексея Михайловича в 1672–1673 г. Николаем Спафарием. Беловой текст писан старцем Маркелом. Замечание А. И. Соболевского, считавшего, что греческий оригинал "Хрисмологиона" – не харатейная книга, как пишет Спафарий, а произведение Паисия Лигарида, не вполне корректно. В русском переводе ясно указывается, в каком месте сборника Лигарида были использованы фрагменты древней пергаменной книги. Так, в тексте толкования снов Навуходоносора приводятся фрагменты из "книги харатейныя", например, на л. 179 написано: "…из харатейныя книги. Собрашася же царства четыре: ефиопи, македоняне, римляне и еллини…", а на л. 208 помечено: "до сего места совершися первая книга харатейная". Сочинение предваряется посвящением царю Алексею Михайловичу. Оно было опубликовано в 1841 г.
"Хрисмологион" примечателен не только как отражение греческой профетической традиции. Он заслуживает специального анализа и публикации, по крайней мере, той его части, которая содержит теоретические воззрения автора сочинения. Помимо посвящения царю Алексею Михайловичу, книга включает рассуждения, возможно, самого Паисия Лигарида о политической сути монархий и их мировом порядке. Обращаясь к Алексею Михайловичу, автор с первых страниц сочинения подчеркивает роль русского государя в современном ему мире: "Тишайшему государю, державнейшему кесарю, неподимому августу (курсив наш. – Н. Ч.), Богом венчанному, великому царю и великому князю, победителному и победоносцу, государю Алексию Михайловичю, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцу и многих царств и государств восточных и западных и северных отчичю, дедичю, наследнику, государю и обладателю".
Предваряя основное сочинение, автор говорит о пользе исторического знания, процветавшего при великих царях, кое-кто из которых и сам писал историю. За характеристикой четырех монархий (ассирийской, персидской, греческой и римской), приснившихся в аллегорическом виде царю Навуходоносору и растолкованных пророком Даниилом, следует история западных римских кесарей, начиная с Карла Великого. При этом автор замечает, что они до сего дня называются римскими кесарями, хотя не столь благочестивы, как в древности: "иже даже до ныне кесари римстии глаголются иже аще ныне не столицы суть, тогда же благочестивий бяху".
Писатель славит Алексея Михайловича, полагая, что в нем собрано столько монаршей доблести, сколько хватило бы на нескольких государей. Главное из достоинств русского царя заключается в том, что он, в отличие от римских цесарей, является истинным самодержцем. "Кесарь римский несть самодержец, зане в кесарстве мнози электори и кнези свободнии суть. Монархии же все еленицы бяху, самодержцев имяху. Тем и кесарь несть монарха. И паки монарси вси великая имяху под собою царства и владения. Кесарь же едва против пятыя части Российскаго царства владеет и тое не самовластием, тем же несть монарха. И тачеи, егда Кароль Великий начат в немецкой стране кесарствовати, гречестии царие титула ему кесарскаго не даша и самодержца не именоваша, даже последняго царя греческаго. Российским же царем со благочестием купно сестры своея царие гречестии и патриарси с собором последний не токмо весь титул греческих царей им удостоиша, но и патриаршеством почтоша. И сице и граждански и богословие великий российский самодержец истинный наследничествовява со благочестием и монархиею греческаю. Оттуду же Святый Дух имянует сия четыре монархии "помвасилиав", сиречь всецарствие, и их владение всему миру предзнаменует". Рассуждения автора не всегда отличаются точностью исторических фактов, но в целом они вполне адекватно отражают взгляды представителей части греческого клира на мировую иерархию государств и место в ней Московского царства.
Одним из самых значительных произведений поствизантийской политической мысли, на наш взгляд, стало сочинение бывшего константинопольского патриарха Афанасия Пателара. Текст его "Слова понуждаемого", написанного во время пребывания экс-патриарха в Москве в 1653 г., сохранился только в русском переводе. "Слово" является ярким образцом византийской риторики, изобилует образами библейских персонажей, греческих героев и царей, византийских императоров. В то же время сочинение Афанасия Пателара является своеобразным политическим манифестом деятелей Восточной церкви, связывавших возрождение империи ромеев с Россией. Афанасий Пателар суммировал и подытожил основные идеи, которые аргументировали освободительную миссию русского царя на Христианском Востоке. Автор описал текущие события Кандийской войны, бедственное положение о. Крита, уроженцем которого был Афанасий, разорение православных обителей, в том числе монастыря св. Екатерины на Синае и его критских метохов. Бывший вселенский патриарх призывал Алексея Михайловича освободить "благочестивых людей", терпящих мучения от безбожных агарян и в Новом Риме.