Соединения 54-го ак, заняв центральную часть города, вели бой все дальше в глубину Севастополя. Корпус, выделив часть сил, начал наступление на позиции противника на окраине города, в полосе боев оказался знаменитый еще с Крымской войны Малахов курган, за который было пролито немало крови в XIX веке.
Еще 29 июня 30-й ак оперативно подтянул 170-ю пд, 72-ю пд, 28-ю лпд и стал продвигаться с Сапун-горы для захвата Херсонеса. 28-я лпд захватила Английское кладбище, прорвала внешний оборонительный рубеж юго-восточнее Севастополя. На самом же кладбище Советы оборудовали основной опорный пункт; мраморные памятники, которые еще в 1904–1906 годах были поставлены к 50-летию Крымской войны русскими моряками Черноморского флота английским солдатам, были разрушены большевиками, и из них сооружены брустверы, ими укреплены траншеи. (Впрочем, чему удивляться, – это было характерно для большевистского режима; в начале 20-х гг. в Петербурге были разрушены Смоленское лютеранское и православное кладбища, а плитами могил выложена так называемая Октябрьская набережная; кощунство инородцев над истинными русскими… – Авт.) Новые мертвецы лежали у могил, развороченных снарядами.
Дивизия начала продвигаться на запад. Объектом атаки 170-й дивизии стал маяк на мысе Херсонес, – на том месте, откуда тысячелетия назад смотрела Ифигения, "ища душою землю греков". Романтично? Мне нравится эта фраза, я, если ты помнишь, оставил ее в книге… Наша 72-я пд наносила удар вдоль южного побережья; вначале она овладела господствующей высотой, что дало корпусу возможность пользоваться главной севастопольской дорогой. В арьергард ей следовала горно-стрелковая дивизия, которая с тыла нанесла удар вблизи Балаклавы. В результате тех боев в плен было взято более 17 000 солдат и матросов.
Мы предполагали, что противник окажет последнее сопротивление на позиции, расположенной на окраине Севастополя. А в городе вновь и вновь передавался по радио приказ Сталина держаться до последнего человека. Словно все: и люди, и стены, и волны морские были обязаны сохранить этому человеку власть! …даже не жизнь – Власть! Нам было известно, что все жители города, способные носить оружие, в том числе и женщины, органами НКВД и ГУГБ были загнаны на передовую. В числе самых активных, кто загонял женщин на передовые позиции, была и секретарь Севастопольского горкома партии еврейка Сарина. Правда, сама она оружие в руки не взяла, а сбежала на Кавказ.
Командование 11-й армии поступило бы преступно по отношению к своим солдатам, если бы оно не учитывало того обстоятельства, что борьба внутри города потребует новых жертв, зачастую совершенно неоправданных. Чтобы избежать этого, штаб армии отдал приказ еще раз дать слово артиллерии и 8-му авиакорпусу. И 1 июля 1942-го начался массированный огонь по окраинным укреплениям и внутренним опорным пунктам города с целью разгромить советские части на мысе Херсонес; авиации было приказано уничтожать все надводные корабли, на которые ведется погрузка воинских эшелонов. Нам было известно, что эти эшелоны состояли из чекистов, комиссаров, офицеров и солдат заградотрядов. Поэтому я приказал уничтожать бегущих большевистских руководителей и их приспешников. Преследовали мы при этом и другую цель психологического свойства: пусть защитники гарнизона увидят, что наша артиллерия и люфтваффе не ставят своей задачей дальнейшее пролитие их крови. И, думаю, эти люди оценили тот мой приказ, поняли смысл. Они буквально массовым потоком стали сдаваться передовым частям 54-го ак.
Обстрел бегущих заградотрядов, чекистов и командования Севастопольской крепости был успешным. К сожалению, мы не смогли ни уничтожить, ни пленить командование Черноморским флотом и Приморской армии: адмирала Октябрьского, его комиссаров Азарова, Кулакова, генералов Петрова, Моргунова… ничего удивительного – они бежали из Севастополя еще за несколько дней до того как наши авангардные части вышли на северную сторону. Я даже не хочу говорить о том, что большего позора для генерала или адмирала не может быть, чем бросить свои войска на произвол судьбы… Я не хочу этих еврейских выродков, бросивших несчастных русских солдат и матросов на явную смерть, объединять в единое понятие: армия… Именно мой приказ по 11-й армии спас почти 150 000 сдавшихся в плен матросов и солдат ЧФ и Приморской армии, а также население города – стариков, женщин и подростков, которых под угрозой расстрела автоматчики заградотрядов выгнали на передовые позиции против закаленных в боях и бесстрашных солдат и офицеров вермахта. Которые, – по моему приказу! – прекратили огонь… с кем воевать? С подростками? С женщинами? В действия вступили артиллерия и люфтваффе, нанося смертельные удары по палачам, бегущим из легендарного Севастополя.
Части Приморской армии тоже оставили город, и в ночь на 1 июля вслед за бегущими заградотрядами вышли на Херсонес. Мы не исключали того, что во исполнение приказов Сталина бороться до последнего человека, они или будут действовать как это было в штольнях северной стороны, когда в критической ситуации эти безумцы подрывали себя, или озлобленно, обреченно воевать в надежде выбраться на кораблях флота из глубоких бухт западнее города.
Заключительные бои на Херсонесе длились еще немногим более суток. Хотя в моей книге указано, что до 4 июля, но это не моя правка. 72-я дивизия захватила батарею "Максим Горький-2"; в плен было взято около 4000 человек. Среди тех, кто оказался блокированным на Херсонесе, были младшие чины комиссаров и чекистов, которые с группами активистов пытались в ночное время пробиться на восток в горы, полагая, что там есть партизаны. Нередко чекисты и комиссары применяли уже знакомую нам тактику: ставили впереди женщин с детьми. В таких случаях мы вынуждены были открывать сплошной фронт с проходом, – в общем, тоже выработали свой подход, а как только женщины с детьми проходили, с двух сторон открывали пулеметный огонь по комиссарам, чекистам да их активистам. Но, скажу честно, были случаи, когда впереди таких отрядов шли женщины с автоматами или карабинами, а увидев наших солдат, как заправские комиссары призывали советских матросов и солдат идти на прорыв. Но тогда командиры наших передовых подразделений были беспощадны.
Часть подразделений Приморской армии пыталась укрыться в больших пещерах Херсонеса, надеясь, что за ними придут советские корабли. Но к вечеру 2 июля они в количестве более 50 000 человек сдались. Потери противника в живой силе превосходили наши в несколько раз! Количество трофеев было столь огромно, что на первых порах даже не подлежало обсчету.
Севастополь, защищенный естественным рельефом местности, был оборудован всеми возможными средствами для обороны. Но Приморская армия, как и силы Черноморского флота, были уничтожены. Весь Крым оказался в наших руках. С оперативной точки зрения 11-я армия как раз вовремя освободилась для использования в большом наступлении на южном участке Восточного фронта.
Вечером 1 июля 1942 года я с моими ближайшими помощниками находился на нашем КП в деревне Юхары-Каралес. Наверняка мы все в этот вечер думали об одном: о пережитых боях, о доме, о родных и близких, о наших товарищах, нашедших свои могилы на крымской земле. По радио, настроенном на Берлин, мы услышали победные фанфары, которыми начиналось специальное сообщение о взятии Севастополя и уничтожении советских частей в этой крепости. Затем была передана телеграмма в мой адрес, – войска 11-й армии отмечались со стороны властей Германии, а мне был присвоен чин генерал-фельдмаршала.
Получение генерал-фельдмаршальского жезла было знаком победоносно осуществленной кампании и наверняка означало венец моей военной карьеры. Я был горд. Но при этом я не забывал, сколько нужно солдатской удачи чтобы достичь этого… Впрочем, что стоят эти почести в сравнении с бременем ответственности, которое несет тот, на кого вместе с командованием армии одновременно возлагается и ответственность за огромное количество жизней, отчасти даже за судьбу своей страны… а в данном случае, – я думаю о себе, – я нес ответственность за судьбу русских, которых мы хотели освободить от еврейско-преступной тирании. В тот благословенный час я и мои соратники думали о том, что именно благодаря храбрости и чувству ответственности наших солдат были преодолены все неимоверные трудности и достигнут успех в кампании, которую победоносно завершила 11-я армия… моя армия, верная немецким солдатским традициям… она сражались по-рыцарски благородно… Я не имел возможности увидеть всех своих солдат и офицеров, чтобы пожать им руки, я пригласил только командиров, вплоть до командиров батальонов, и всех тех офицеров, унтер-офицеров и рядовых, – всех тех, кто имел Рыцарский крест или Золотой немецкий крест на торжественный акт в парк Императорского дворца Николая II в Ливадии. Ты хочешь знать, что я сказал им? Я сказал: "Солдаты, вы внесли большую лепту в то, чтобы освободить русских от еврейского рабства и чтобы вернуть этот дворец его истинным хозяевам – внукам Императора Александра II, живущим в Ницце. Чтобы вернуть эту землю русским, татарам, грекам, немцам, достойно ценящим свободу, которую вы принесли им!"
Там же мы почтили память павших солдат, затем прозвучала вечерняя заря "Сила любви" и наша тихая молитва вознеслась к небу, к Создателю нашей вечности. Последнюю дробь барабана сменила песня о добром товарище, которая, пожалуй, нигде не была более уместной, чем после боев на Востоке, – прощальный привет тем, кого нам пришлось похоронить в крымской земле.
Я поблагодарил всех солдат 11-й армии и 8-го авиакорпуса, которые не смогли участвовать в этом торжестве. В завершение прошел скромный ужин, правда, несколько советских самолетов, пролетевших с Кавказа, мстительно угостили нас бомбами. К счастью, все обошлось без жертв, а великолепный Императорский дворец не пострадал. Стоявшая в Нижней Ореанде батарея зенитчиков точным огнем сбила четыре самолета, а два других ретировались.
Наутро мы с удовольствием купались на имперском пляже в Ливадии, хотелось думать только о хорошем… Мне уже стало известно, что учрежден знак "Крымский щит" специально для моей 11-й армии. По этому случаю мы собрались в одном домике, и наш начальник разведотдела подполковник генерального штаба Эйсманн сообщил, что недавно он приехал из Симферополя, где один татарин, золотых дел мастер, сделал из серебряных часов пару генерал-фельдмаршальских жезлов на мои погоны. И 2 июля эти жезлы с тонкой гравировкой были уже закреплены поверх моих витых золотом генеральских погон. Что бы ни думали обо мне противники, – советские маршалы, но мне было очень приятно от этого трогательного знака, доставившего большую радость. Тогда же пришла посылочка, отправителем которой был немецкий кронпринц. В посылочке оказался тяжелый золотой портсигар с выгравированным на крышке планом крепости Севастополь, на внутренней стороне его было начертано имя высокого жертвователя и надпись на немецком и русском языках. "Благодаря вам, генерал-фельдмаршал, и вашим солдатам, Севастополь вновь русский". В своем сопроводительном письме кронпринц писал, что ему не было суждено овладеть в свое время Верденом, и он искренне завидует генерал-фельдмаршалу; это были слова любезного человека. А один русский священник, бежавший от еврейского режима из России во Францию, прислал мне из Виши толстую трость, изготовленную из узловатой виноградной лозы. В набалдашник был вделан топаз, а на узком металлическом кольце стояла надпись на русском языке. В письме священник писал, что его дед во время Крымской войны, будучи командиром полка, участвовал в героической обороне Севастополя, был тяжело ранен в ногу, и тогда солдаты его полка сделали ему эту трость. Обрадованный тем, что я занял Севастополь и освободил Крым от еврейско-большевистской тирании, он, священник, прислал мне в благодарность эту памятную трость.
Были и другие подарки. В том числе и мемуары на французском языке моего однофамильца генерала фон Манштейна, который во времена Императрицы Анны Иоанновны, находясь на русской службе, воевал под командованием генерал-фельдмаршала Миниха на берегах Черного моря. Странно, не правда ли? И символично…
По окончании боев в Крыму войска 11-й армии получили несколько недель заслуженного отдыха в чудесной местности южного Крыма. Я тоже убыл в отпуск, отдыхая с женой в Карпатах в качестве гостя маршала Антонеску. Ко мне прибыл старший сын Геро Эрих Сильвестр фон дем Манштейн, закончивший военное училище и уже в чине лейтенанта воевавший в России.
На этой фразе Эрих фон Манштейн замолчал и прикрыв глаза, надолго ушел в себя. Более в тот день я не стал тревожить пожилого человека, спокойно открывавшего мне свое видение той войны и тех давних событий, непосредственным участником которых он был. Все в ту минуту казалось мне чем угодно: вымыслом, озвученным пересказом, желанием выдать вымышленное за настоящее и даже бредовым сном, – только не реалиями. Но я сам был из той организации, где даже самые чудовищные и не воспринимаемые обычными людьми события могут быть только реальными. А потому был научен смотреть на все трезво. Даже если весь мир утверждает совершенно другое! И еще – я помнил, что Геро Эрих Сильвестр фон дем Манштейн, родившийся 31 января 1922 года прожил недолгую жизнь и погиб 29 октября 1942 года на той войне, которую многие его соотечественники считали Освободительной…
Часть четвертая
ЧФ – в будущее без оптимизма?
Глава 25
Завершая повествование по потере Севастополя и гибели объединений Красной армии в Крыму, столь подробно рассмотренных нами с разных сторон и разных точек зрения, думаю, следует обратиться к высказываниям адмирала флота Н. Г. Кузнецова, которые он дает в своей уже не раз упоминавшейся здесь книге "Курсом к победе": "…в таком грандиозном сражении, какое происходило за Севастополь, никто не мог предусмотреть когда возникнет критическое положение. Приказ Ставки, весь ход войны, обстановка тех дней на фронтах требовали драться в Севастополе до последней возможности, а не думать об эвакуации. Иначе Севастополь не сыграл бы своей большой роли в борьбе за Кавказ и косвенно за Сталинград, армия Манштейна не понесла бы таких потерь и была бы переброшена на новое важное направление."
Однако Николаю Герасимовичу не удалось избежать давления ЦК КПСС и партийной идеологической системы, он писал свою книгу (или это делали за него или вносили "нужные" правки, как это было в случае с книгой генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна, да и многих других авторов) в духе определенных традиций советского периода: все немцы – фашисты, все фашисты – палачи, все советские люди – патриоты, все патриоты – коммунисты, ну а коммунисты – герои и т. д. "Массовость героизма (героизм массовой сдачи в плен, что ли?! – авт.), свойственная советскому народу в дни трудных исторических испытаний, в обороне Севастополя проявилась особенно ярко. В том, что оборонявшие Севастополь проявили невиданную силу духа, большая заслуга политработников и всех коммунистов… Бывший член Военного совета Черноморского флота вице-адмирал Н. М. Кулаков рассказал о партийно-политической работе, о том, что коммунисты и комсомольцы в Севастополе везде были первыми и подавали пример верности воинскому долгу. "Ни шагу назад!", "Лучше смерть в бою, чем позорный фашистский плен!" – следуя этим призывам коммунистов, сражались и моряки, и армейцы".
Думаю, комментарии к приведенному тексту излишни…
В угоду кремлевским властителям довелось талантливому адмиралу Кузнецову соглашаться, что генерал-фельдмаршал фон Манштейн – ненавистный враг, который во имя выполнения любого приказа фюрера готов был пойти на самые страшные жестокости; что гитлеровцы старались всячески высвободить армию фон Манштейна, чтобы использовать ее на другом направлении. Он пишет: "Огромному преимуществу врага в силах и в технике, стремлению Манштейна любой ценой выполнить приказ фюрера, заранее подарившего ему бывший Воронцовский дворец в Алупке, был противопоставлен массовый героизм, беззаветная преданность Родине моряков Черноморского флота и воинов Приморской армии. Почти месяц шли непрерывные жестокие бои за город. Это оказало влияние на весь ход весенне-летнего наступления немецкой армии. Такого упорного сопротивления враг не ожидал".
Не в упрек вашей светлой памяти, Николай Герасимович, но в упрек тем, кто принудил вас это написать, напомню еще раз, что Севастополь держался из последних сил не благодаря патриотизму и героизму моряков (которые сражались действительно самоотверженно, – как это могли делать только обреченные!), а благодаря тому, что "тройки" особых отделов СМЕРШ ежедневно выносили десятки приговоров тысячам матросам, солдатам и офицерам, направляя их в штрафбат по одной статье: "за трусость". Из них, этих несчастных, отданных преступной коммунистической системой на заклание во имя сохранения самое себя, формировали батальоны по 1500 смертников и гнали под губительный огонь немецких пулеметов и автоматов.
Это была бесконечная мясорубка, преступное убийство простых русских людей и народов других национальностей нового, т. наз. советского государства.