48____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
уже существующей Церкви богослужебными книгами, так и потому, что для обращения в христианство Бориса-Михаила таких увещеваний уже не требовалось.
Естественным продолжением новеллы о крещении Владимира, скорее всего, лишь пересказанной "краеведом", являются ст. 6495/988 и 6496/989 гг., содержащие историю выбора веры и так называемую "Корсунскую легенду", заключающую в себе рассказ об осаде Корсуня, требовании "царской невесты", крещении Владимира, возвращении в Киев, низвержении кумиров, распределении городов между сыновьями и начале войн с печенегами. В отличие от изложения Священной истории, рассказ об осаде Корсуня был заимствован "краеведом" у одного из своих предшественников, о чем свидетельствуют характерные для него дополнения, комментарии и полемика, проступающие в тексте "крести же ся в церкви святое Софьи, и есть церкви та стояще в Корсуни граде, на месте посреде града, идеже торгь деють корсоуняне; полата Володимеря воскраи церкви стоить и до сего дни, а цесаричина полата за олътаремь". И тут же он заключал категорически: "Се же не сведуще право глаголють, яко крестился есть в Кыеве, инии же реша - в Василеве, друзии же реша инако сказающе; крещену же Володимеру в Корсуни" [Ип., 97].
Не подвергая специальному критическому рассмотрению вопрос о действительном месте крещения Владимира, чему по-священа обширная литература, хочу обратить внимание исследователей на некоторые факты, в частности, на "церковь святой Софии" и стоящее рядом с нею упоминание "Василева" в качестве ее возможного местонахождения. Попытку Д.С.Лихачева истолковать последний топоним как неправильно понятый греческий термин "базилика", т.е. 'церковь'26, вряд ли можно считать продуктивной уже по одному тому, что крещение и так подразумевалось совершаемо в церкви. Здесь же отголосок совсем иной ситуации. Учитывая значение, которое придавалось крещению князя росов и его беспрецедентной женитьбе на византийской принцессе (в первую очередь, за получение Константинополем срочной военной помощи в виде десятитысячного корпуса росов), можно полагать, что обе церемонии (крещение и бракосочетание) имели место не в захолустном Корсуне, а в центральном храме столицы империи, Цесареграде, что является точной калькой греческого
27, при последую____________________
26 Лихачев Д.С. Комментарии. // Повесть временных лет, т. 2. М.-Л., 1950, с. 338
27 Львов А. С. Лексика "Повести временных лет". М., 1975, с. 197-197, который приводит в подтверждение мнения П.И.Савваитова и М.Фасмера.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
49
щей редактуре превратившегося в "Василев". Поскольку же память об этом событии уже почти стерлась, то упоминание в предшествующем тексте было понято "краеведом" как указание на пригород Киева.
Однако самой примечательной чертой поучения, преподанного Владимиру при крещении, оказывается его яркая антилатинская направленность, проступающая во вставке, разорвавшей "символ веры" и вряд ли принадлежащей перу "краеведа" ("не приимаи же от латыне оучения, их же оучение развращено: влезъше бо вь церковь, не покланяються иконамъ, но стоя поклониться, напишеть крест на земли и целуеть, и вьстанеть простъ ногама на немь, да легь целуеть, а вьставь попираеть" и пр. [Ип., 100]. Такая позиция по отношению не только к латинянам, но и к другим религиям, прослеживаемая здесь, требует нового специального рассмотрения, которое может привести к пересмотру традиционных взглядов на время сложения окончательной редакции ПВЛ, поскольку попытки связать эти выпады с известным "Вопрошанием Изяслава Ярославича о латинстей вере" 28 были в свое время подвергнуты уничтожающей критике в работе К.К.Висковатого, показавшего принадлежность этого поучения не Феодосию Печерскому, а Феодосию Греку, писателю второй половины XII в. 29 Другими словами, эта вставка может служить достаточно веским аргументом в осторожно высказанном А.Г.Кузьминым предположении о возможности окончательного сложения текста ПВЛ уже к 1204 г.30
Исход Владимира из Корсуня с "царицей", Настасом Корсунянином, мощами Климента и всем прочим, что было захвачено в качестве военного трофея, передан "краеведом" в характерной для него обстоятельной "топографической" манере с указанием, что поставленная Владимиром в Корсуне на украденной "приспе" церковь Иоанна Предтечи (в честь чего?) "стоить и до сего дни", а привезенные им оттуда "4 коне (иконы? - А.Н.) медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею, якоже не ведуще мнятся мраморяны суща" [Ип., 101]. Триумфальное возвращение князя в Киев позволило автору свести воедино намеченные ранее сюжетные линии путем "свержения Перуна", поставления церкви святого Василия, о которой было заявлено много ранее, и рассредоточения по городам сыновей Владими____________________
28 Еремин И. П. Из истории древне-русской публицистики XI в. // ТОДРЛ, II, М.-Л., 1935, с. 21-38.
29 Висковатый К. К вопросу об авторе и времени написания "Слова к Изяславу о латинех". // Slavia, XVI. Praha, 1938, S. 535-567.
30 Кузьмин А.Г. К вопросу о происхождении варяжской легенды. // Новое о прошлом нашей страны. М., 1967, с. 53.
50____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
ра, общее количество которых только теперь достигло 12 человек 3l. Насколько такое распределение "столов" соответствует представлениям первой четверти XII в., показывает тот факт, что Святополку Владимировичу достался г. Туров, где в конце XI в. находился другой Святополк, сын Изяслава Ярославича [Ип., 199 и 208]. Естественно, что исследователь не имеет права использовать эти перечни имен и распределение княжений в качестве исторического источника, не доказав предварительно их достоверность или хотя бы возможность данных княжений, ссылаясь лишь на "припоминания" поздних списков ПВЛ, как то делается до сих пор весьма часто. К тому же стоит напомнить, что современник Владимира, Титмар из Мерзебурга, насчитывает у него только трех сыновей, из которых один - Святополк - был женат на дочери Болеслава Храброго 32.
Примечательной чертой Корсунской легенды и всего цикла сюжетов, связанных с принятием Владимиром христианства, начиная со сказания о варягах-мучениках, оказывается отсутствие имени Добрыни, выступавшего ранее в качестве "кормильца" ('дядьки') князя. Между тем, этот цикл, похоже, имел продолжение, поскольку тот же "краевед", как известно, отправил Добрыню на посадничество в Новгород для установления там культа Перуна [Ип., 67]. Подтверждением такому предположению может служить разработанная для Новгорода версия о "низвержении кумиров" по образцу киевского сказания, где главным действующим лицом оказывается Иоаким (Аким) корсунянин 33. Ее отражением является известный сюжет Иоакимовой летописи о крещении новгородцев Добрыней и Путятой, возможно, заимствованный из того же цикла сказаний, однако дополненный столь любимыми "краеведом" топографическими ориентирами и, что особенно важно, фрагментом сообщения некоего духовного лица об исполнении им данной миссии. Этот текст носит характер явного заимствования из подлинного донесения или отчета и вряд ли был сочинен позднейшим
____________________
31 Искусственность последнего списка в подражание "12 сыновьям Измайловым" хорошо продемонстрирована И.Н.Данилевским (Данилевский И.Н. Библеизмы Повести временных лет. // ГДРЛ, сб. 3. М., 1992, с. 93), тем более, что историки не знают ни Станислава, ни Позвизда, тогда как о Вышеславе и Святославе известно только на основании слов самого "краеведа".
32 Thietmari Merseburgensis episcopi chronicon, VII, 72 (далее - Thietmari chronicon); Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993, с. 140.
33 Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов, М.-Л., 1950, с. 159-160.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
51
книжником, как были сочинены "договоры" 907 и 971 гг.: "Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пре-быхом два дни, неколико сот крестя"34.
Возвращаясь к творчеству "краеведа-киевлянина", надо отметить, что рассказ о крещении Владимира в Корсуне положил начало новой сюжетной линии, определяемой Настасом Корсунянином и "корсунскими попами", выведенными в Киев с иконами, книгами и предметами культа. Развитием этой темы, началом которой можно считать рассказ о варягах-мучениках ("и бяше варягь один, бе дворъ его, идеже бе церкви святыя Богородица, юже созда Володимиръ; бе же варягь тотъ пришелъ от грекъ и держаше веру в тайне крестьяньскую, и бе оу него сынъ, красенъ лицемъ и душею"), стала история строительства "церкви святыя Богородица", ее украшения и установления к ней десятины от всех городов русских, изложенная в ст. 6499/991 и 6504/996 гг. и дополненная рассказом об установлении праздника Преображения Господня, нищелюбии и дружинолюбии Владимира [Ип., 109-111]. Свое завершение эта сюжетная линия получила только в ст. 6526/1018 г., где сказано, что Болеслав I, уходя из Киева, "воизма имение, и бояры Ярославле, и сестре его две, и Настаса пристави десятиньнаго к имению, бе бо ся ему вьверилъ лестью" [Ип., 131]. Таким образом, не приходится сомневаться в разработке всей композиции "краеведом", тем более, что в указанных статьях хорошо прослеживается его "почерк" ("бе бо праздник преображению Господню въ день, егда си бысть сеча", "бе бо любяше Володимиръ дружину… и бе живя с князи околными") [Ип., 109 и 111]35. Вместе с тем, стилистическое единство текста о Владимире и его особенности, повторяющие особенности структуры фраз и лексику основного текста "Корсунской легенды", заставляют предполагать, что "краевед-киевлянин" в ряде случаев и здесь использовал текст своего предшественника.
Такой взгляд находит определенную поддержку в разрывах текста, перемежающегося рассказами о военных столкновениях с печенегами, которые оказываются как бы второй сюжетной линией, заявленной в конце ст. 6496/988 г. известием о строительстве городов "по Десне и по Устрьи (т.е. по р. Остер, притоку Десны.
____________________
34 Татищев В.Н. История Российская, т. I. М.-Л., 1962, с. 112-113.
35 Об анахронизме упоминания "Андриха Чешьского", правившего в 1012-1033 гг., см.: Королюк В.Д. Западные славяне и Киевская Русь. М., 1964,с.103-104.
52____________________
ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
– А.Н.), по Трубешеви, и по Суле, и по Стугне… бе бо рать отъ печенегь, и бе воюяся с ними и одоляя имъ" [Ип., 106]). Это позволяет предположить бытование в конце XI или в первой четверти XII в. в Киеве цикла рассказов о печенегах (рассказ о воеводе Претиче, отнесенный ко времени Ольги и Святослава, о юноше-кожемяке и о "белгородском киселе"), связанных преданием с именем Владимира, который, тем не менее, не выступает в них главным действующим лицом (в первом случае он только назван, а последний сюжет прямо связан с его отсутствием), что напоминает поздние былины, где действие только приурочено к "пирам князя Владимира". Судя по живости рассказов о печенегах, все они принадлежат перу "краеведа", использовавшего их для литературной мотивации поступков своих героев: в первом случае для возвращения Святослава Игоревича из Болгарии, чтобы похоронить Ольгу и распорядиться судьбами своих детей и Русской земли; во втором случае, чтобы объяснить имя Переяславля Южного (город на Трубеже!). С другой стороны, история об основании Переяславля и рассказ о "белгородском киселе" 36, который должен был читаться следом за сообщением о заложении Белгорода, представленном сейчас краткой заметкой в ст. 6500/992 г. Всё это позволяет думать, что изначально они составляли цикл, рассказывающий о строительстве городов на южных рубежах в связи с печенежской опасностью, - цикл, подчеркнуто легендарный, в котором имя Владимира оказывается лишь одним из элементов используемой "знаковой системы" или "клише".
Но вернемся к завершающей части ст. 6505/997 г., которая представляет интерес как мыслью о превосходстве человеческого фактора над материальным ("яко сребромъ и златомъ не имамъ налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато" [Ип., 111]), что подтверждается позднее судьбою изгнанного Изяслава Ярославича ("иде в Ляхы со имениемь многимъ… оуповая богатьствомъ многымь, глаголя, яко симь налезу воя, еже взяша оу него ляхове, показаша ему путь от себе" [Ип., 173]) и скептическим вердиктом "немецких послов" под 6583/1075 г. ("се бо лежить мертво; сего суть кметье лучьше, мужи бо доищуть и болша сего" [Ип., 190]), так и наличием проступающих здесь "двух итогов" жизни и деятельности Владимира. Похоже, что "краевед-киевлянин", перерабатывая текст своего предшественника и завершая рассказ о князе любовным отношением его к дружине, с ко____________________
36 Обработка данного сюжета "краеведом" проступает с первых строк характерными его уточнениями, "бе бо рать велика", "бе бо голодь великъ вь граде", "бе бо погребено", хотя эти наблюдения и не распространяются на весь текст.
КРАЕВЕД-КИЕВЛЯНИН В ПВЛ____________________
53
торой тот советовался об "уставе земляном и о ратехъ", а также жизнью в мире и любви с "околными князи", захотел сохранить и прежнюю концовку, сообщавшую о попытке судебной реформы князя. В результате завершающая фраза "и живяше Володимиръ по строенью дедню и отню" оказалась в разительном противоречии со всеми предшествующими действиями князя, прямо отрицающими прежний языческий порядок.
Столь преждевременное подведение итогов деятельности Владимира объясняется не просчетом "краеведа", а отсутствием у него материала для рассказа о последующих восемнадцати годах жизни князя. Не было таких сведений и в текстах его предшественников, хотя именно здесь можно было бы ожидать цикл "печенежских" новелл, рассказывающих о построении городов и обороне южных рубежей от набегов. Поэтому после легенды о "белгородском киселе" и вплоть до рассказа о смерти Владимира всё пространство ПВЛ занято воистину "пустыми годами", изредка перемежающимися краткими заметками, почерпнутыми, скорее всего, из архива Десятинной церкви. В результате остается думать, что и сама смерть Владимира "на Берестовом", послужившая "краеведу" основанием для обширного панегирика киевскому князю [Ип., 115-118] (сокращенного в Лавренть-евском списке ПВЛ), перекликающегося по содержанию и стилю с "похвалой Ольге" [Ип., 55-56], открывала собой отдельное повествование о Ярославе и его борьбе со Святополком, став завязкой очередного сюжета.
Последнее кажется тем более вероятным, что Ярослав появляется в тексте ПВЛ как deus ex machina, пусть даже и упомянутый в "распределении столов" в конце ст. 6496 г. Описание ситуации 6522/1014 г., что "Ярославу сушу въ Новегороде, и оурокомъ дающю 2000 гривенъ от года до года Кыеву, а тысячю Новегороде гривенъ раздаваху, и тако даху вси посаднице новьгородьстии, а Ярослав поча сего не даяти Кыеву отцю своему" [Ип., 114-115], оставляет читателя в неведении, по какой причине Ярослав отказался от ежегодных выплат Киеву после 25 лет княжения в Новгороде (если следовать ст. 6496/988 г.). Впрочем, еще более загадочно, что он делал в эти годы. Если учесть, что общая сумма лет его княжения равна 40 годам, а умер он 76 лет в 1054 г., то получается, что на княжеский престол Ярослав вступил в 1014/1015 г. в возрасте 36 лет, о содержании которых никто ровным счетом ничего не знал уже в конце XI в. (или еще позднее?), когда работал "краевед-киевлянин".
Отсюда можно заключить, во-первых, что в его руках был текст, рассказывающий о событиях, последовавших за смертью Владимира, центральной фигурой которых был Ярослав и пред54____________________