Горемыкин был женат на дочери тайного советника и сенатора Капгера, предки которого был выходцами из курляндских дворянских семей, приблизившихся к трону в царствование Александра I и укреплявших из поколения в поколение вокруг престола свои прочные связи с династическими семьями Романовых в России и Гогенцоллернов в Пруссии. Разменявший свои убеждения и долг перед народом и страной на пристрастие к обогащению, Горемыкин оказался востребованным именно в то время, когда в прусских военных кругах созрело твердое решение начать войну, к которой они готовились несколько десятилетий. Царское окружение, состоящее из приверженцев этой политики, хорошо знало, что при Горемыкине их любые меры, направленные к осложнению международной обстановки, чреватые взрывом, могут быть поддержаны правительством, которое он стал возглавлять. Теряющий уже сообразительность и не способный к возражению придворной прусской камарилье Горемыкин в конце января сказал Коковцову, пришедшему его поздравить с назначением: "Совершенно недоумеваю, зачем я понадобился; ведь я напоминаю старую енотовую шубу, давно уложенную в сундук и засыпанную нафталином". Так в предгрозовую пору, когда приближение войны ощущалось во всех европейских правительственных кабинетах и когда Берлине и Вене выбирался лишь удобный предлог для ее развязывания, в России вместе с безвольным Николаем II на троне оказался не менее безвольный председатель правительства, да еще один из активных сторонников прусских интересов в русской политике. Он был подготовлен к исполнению роли могильщика России, и сам он вскоре станет ее жертвой.
С появлением во главе правительства Горемыкина, в нем не стало слышно голосов министров, озабоченных судьбой России, и там превалировало мнение одного человека - министра императорского двора и уделов графа В. Фредерикса, который, узнав об убийстве австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда, все время настраивал Николая II на ужесточение позиции России против Австро-Венгрии. Министр иностранных дел России Сазонов попробовал отстраниться от воинственных высказываний царя в сторону Вены, и 24 июля на заседании правительства он сумел склонить министров принять сдерживающую резолюцию в отношении Австро-Венгрии, но царь, узнав утром 25 июля об этом решении, признал "необходимым поддержать Сербию, хотя бы для этого пришлось объявить мобилизацию и начать военные действия, но не ранее перехода австрийскими войсками сербской границы".
Военный министр Сухомлинов, имея прямой доступ к царю, добился от него разрешения провести мобилизацию во всей империи и призвать в армию до 3,5 млн. человек. Но указа на мобилизацию не было, и военное министерство ввело в действие "Положение о подготовительном к войне периоде", что означало проведение довольно обширных мероприятий по подготовке к самой мобилизации. Вызывало удивление, что все эти меры военного министерства тут же публиковались в печати, вызывая тревогу и беспокойство общественных кругов как внутри страны, так и за рубежом.
29 июля русское правительство объявило мобилизацию в приграничных четырех округах с Австрией и немедленно сообщило об этом всем державам Европы. Однако еще до получения этого известия германское правительство обратилось к правительству Великобритании с официальным заявлением, в котором оно уведомляло Лондон, что если только Англия не примет участия в будущей войне, то "Германия, во-первых, обязывается после победы над Францией и Россией не отнимать у Франции ни одного клочка земли в Европе и, во-вторых, обязуется, в случае занятия ею Бельгии, восстановить после войны полную независимость Бельгии, если она не выступит против Германии; о том, как намерены были поступить немцы с Россией, в телеграмме ничего не говорилось". Англия отвергла германские предложения, опубликовав их в печати, и это открыло глаза всем державам на истинные намерения Германии.
В эти решающие дни для судеб России и всей Европы император Николай II вопросы войны и мира решал не с правительством страны, которое осторожными и предусмотрительными мерами пыталось приостановить сползание страны к войне, а со своим прусским окружением, во главе которого стоял граф Фредерикс, и военным министром Сухомлиновым, являвшимся орудием войны и ее поджигателем. Политическая активность и публичность в эти предвоенные дни военного министра генерала Сухомлинова и начальника Генерального штаба генерала Янушкевича были поразительны: они не успевали давать бесчисленные интервью и репортажи в газеты и журналы, высказывая оценки и суждения, граничащие с вызовом мировому общественному мнению в отношении войны и мира, открыто выдавая себя за поборников войны.
Николай продолжал переписку с германским императором Вильгельмом II, даже когда австрийцы напали на Сербию. От его воинственности не осталось и следа. Видимо, вся работа по вовлечению России в войну до определенного времени казалось царю политической игрой, которую он намеревался так же легко остановить, как легко он и подталкивал страну к ней. Действительность оказалась другой, и в европейских странах ощутимо заработал молох войны, который уже невозможно было остановить. Царь за два дня до объявления Германией войны России был в ужасе и скрывался от министров в покоях дворцов Царского Села, не отвечая ни на какие мольбы министров с просьбой о встрече. В поисках примирения с германским императором он принял решение об отмене общей мобилизации, на проведении которой настаивали видные политики империи, но в военном министерстве ему ответили, что по техническим причинам сделать это уже невозможно. Телеграмма кайзера за 30 июля, когда он узнал о мобилизации в России, ввела Николая в тягостные раздумья. В ней Вильгельм написал: "…Вся тяжесть решения ложится теперь исключительно на тебя, и ты несешь ответственность за мир или войну". Николай 31 июля ответил ему: "Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Я торжественно даю тебе в этом слово!"
Кайзер Германии Вильгельм II по максимуму использовал мобилизацию, объявленную царской Россией в четырех приграничных округах, в то время как его войска, отмобилизованные для войны, уже стояли у границ Люксембурга, Франции и Бельгии и ждали только сигнала, чтобы начать вторжение в эти страны. Конфликт был найден на востоке, война развязывалась на западе.
Но повод к войне Россией был дан, и готовая колесница войны покатилась по странам Европы, а потом и мира.
Глава III
Начало войны: нападение Германии на Люксембург, Бельгию и Францию. - Великобритания вступает в войну на стороне Франции и России. - Приграничное сражение на Западе. - Марнское сражение и крах германских планов на победу в войне. - Вторжение русских армий в Восточную Пруссию. - Измена генерала фон Ренненкампфа
Война давно витала в воздухе, но даже когда она началась, люди не сразу почувствовали ее угрозу; нужно было время, чтобы неотвратимая колесница войны прокатилась по их судьбам, изменив их взгляды на жизнь и характеры, бросив молодые жизни в самое пекло боев и сражений, а стариков, женщин и детей в лишения и невзгоды. Молодые жизни всегда оказываются самыми востребованными в годы войны, и пришедшая война должна была взять самую крупную жатву в истории войн - десятки миллионов убитых и искалеченных жизней и не меньшее число разоренных и покинутых семейных очагов, в которых до войны кипела и шумела человеческая жизнь со всеми ее радостями и печалями. Война сместила понятия добра и справедливости в область зла и ненависти, и она заставила европейские народы разделиться на два враждебных лагеря, чтобы с доведенным до совершенства наукой оружием неистово убивать и калечить друг друга. Поделенный на государства европейский континент с началом войны устремился навстречу новому переделу границ, очертить которые никто в точности не мог, потому что все это находилось в области надежд и честолюбивых замыслов людей, развязавших ее и примкнувших к ней на той или другой стороне.
Предъявляя ультиматум Франции с требованием, чтобы она сохраняла нейтралитет в русско-германской войне, Вильгельм II в качестве залога за его исполнение потребовал от правительства Франции передать Германии крепость Верден и Туль. Это было похуже венской ноты Австрии Сербии и издевательством над чувствами французов. Франция, прочтя этот вызов, почла его за оскорбление, и каждый ее гражданин в мгновение ока стал воином.
Для разгрома французской армии в районе Меца и севернее до Крефельда, на фронте в 250 км было развернуто пять германских армий (с 1-й по 5-ю), в которых насчитывалось 17 полевых и 9 резервных корпусов, 11 кавалерийских дивизий и 17 ландверных бригад, что составляло 75 процентов всех сил Германии, направленных против Франции. В Эльзасе и Лотарингии от Меца до швейцарской границы, на фронте около 200 км. были развернуты 6- и 7-я армии в составе шести полевых и двух резервных корпусов, или 25 процентов всех сил. На них возлагалась задача не допустить вторжения французской армии в эти районы и активными действами связать как можно больше сил противника и тем самым облегчить действия германских войск на главном направлении.
Война началась с вероломного вторжения Германии на территорию суверенного государства - Великого герцогства Люксембург, нейтралитет которого был гарантирован международными актами. Это было отвлекающим маневром начального периода войны германской армии, чтобы заставить французов основные силы своей армии сосредоточить на удержании восточных районов Франции, в то время как немцы готовили нанести ей сильный удар с севера, через нейтральную Бельгию.
Несколько суток французское командование разгадывало замысел наступления германской армии и лихорадочно искало ответа на зловещий вопрос - где главный удар немцев и как ответить на него. Когда ответ сразу не найден, движение войсковых масс, поднятых войной, похоже на блуждание сбившегося с пути одинокого путника, с тревогой и беспокойством ищущего верную дорогу к своему дому. Французская армия совершала много ненужных и порой бессмысленных перегруппировок вдоль восточной границы, пока Генеральный штаб мучительно искал разгадку направления главного удара Германии.
Обе стороны построили свой план на одной и той же неизвестной данной - силе сопротивления бельгийской армии, опиравшейся на свои пограничные крепости. Немцы недооценивали силы бельгийцев, французы - переоценивали их возможности.
Французские войска были объединены в 5 армий и развертывались вдоль границы Франции с Германией, Люксембургом и Бельгией на фронте 345 км. Разведывательные сводки французского штаба еще 8 августа определяли расположение главных германских сил в районе Меца и в Люксембурге. На основании этих данных и с учетом сопротивления бельгийской крепости Льеж, ни один форт которой еще не был потерян, главнокомандующий французскими войсками генерал Ж. Жоффр отдал директивы о переходе в наступление в провинции Эльзас и Лотарингия, отторгнутые Германией от Франции во время франко-прусской войны 1870–1871 годов. Овладение этими провинциями произвело бы большой моральный эффект и подняло бы дух французских войск перед началом решительных сражений. Следует считаться с всеобщим мнением той поры, что война в Европе будет скоротечна и победа придет к тому, кто одержит победу в первых крупных сражениях. Только 13 августа было окончательно установлено, что главные силы германцев располагаются не в районе Меца, как предполагали ранее, а к северу от Диденгофена (Тионвиля). Раскрыв замысел немцев, Жоффр стал перебрасывать 5 армию к Филиппвилю, а здесь, на юге Франции, продолжалось наступление французских войск в направлении Саарбург, для чего была создана новая Эльзасская армия. Исход начального периода войны становился все тревожнее для французского командования, и, несмотря на определение главной угрозы германцев с севера, Жоффр продолжал вести наступление на юге теперь уже с одной целью - приковать в Верхнем Эльзасе как можно большее количество германских войск и не позволить перебрасывать их на усиление северного германского крыла.
Сопротивление бельгийской армии вызвало в германском военном руководстве одновременно удивление и тревогу. Гарнизон крепости Льеж продержался десять суток, сдерживая главные силы германской армии в их продвижении вглубь Бельгии. Отступая, бельгийцы разрушали важнейшие коммуникации на железных и шоссейных дорогах, мешая немцам использовать их для переброски своих войск, что увеличивало время для организации сопротивления французским и английским войскам.
Основные события войны переместились к франко-бельгийской границе, куда подошли главные силы германской армии и французские армии левого крыла. К 20 августа силы противников были полностью развернуты для решения главных задач войны. В пяти германских армиях наступали 17 армейских корпусов и 7 кавалерийских дивизий; вслед за ними, на удалении в 1–2 перехода, двигались еще 5 резервных корпусов, которые в течение 2–3 дней могли быть введены в сражение. В главной группировке англо-французских войск от Вердена до Монса имелось 22,5 корпуса и 7, 5 кавалерийских дивизий. Силы противников были примерно равны, а на первые два-три дня сражений англичане и французы имели даже превосходство в несколько корпусов, поскольку 5 германских резервных корпусов находились на удалении в 1–2 переходах от главных сил.
С обеих сторон была задумана стратегическая наступательная операция, целью которой являлся разгром главных сил противника. 21 августа началось большое сражение в Бельгии, у Шарлеруа, с 3-й французской армией, и переход в наступление 4-х немецких армий через люксембургско-французскую и германо-французскую границы. Поражение французов у Шарлеруа, а англичан у Монса заставило генерала Жоффра принять смелое и единственно правильное решение: отозвать из Эльзаса и Лотарингии 6 французских корпусов и направить их для усиления левого фланга, оставив правый фланг своих армий на сильнейшей позиции у крепостей Верден-Туль-Эпиналь-Бельфор. Левофланговым трем французским армиям с английской армией, общей численностью до 700 тысяч человек, Жоффр приказывает планомерно отступать с фронта Лиль - Верден на линию Мелен - Верден, не обращая внимания на то, что в руки немцев отдаются богатейшие французские провинции.
Полководческий гений Жоффра в эти решающие дни проявился с поразительной силой, не сломленный критикой правительства и видных общественных деятелей, что под его руководством войска оставляют богатейшие провинции Франции и терпят неудачу в первых сражениях. В любом государстве мало бывает людей, способных выдержать напряжение войны в дни первых неудач и поражений, когда катастрофа многим кажется уже неизбежной. Только титаны человеческого духа способны нести на своих плечах ответственность за судьбу государства в войне, и такими были президент Франции Пуанкаре и главнокомандующий французскими войсками Ж. Жоффр. Он словно был скроен для этой войны всей предыдущей историей Франции, чтобы вписать в нее новые страницы славы, на которых потом будет высечено и его имя. Его отличала способность предвидеть события и умение выстраивать навстречу новым угрозам эшелонированное построение войск, способное противостоять на всем протяжении фронта борьбы с немцами. Жоффр разгадал замысел германского командования, в основу которого был положен план охвата всех французских войск западнее Парижа, и, искусно уводя свои главные силы от столицы страны на юг, он заставил и немцев идти вслед за ним к Марне, где их ожидало генеральное сражение, ставшее переломным в войне на Западном фронте.
Отступление французских армий создало непосредственную угрозу Парижу, и правительство Франции должно было выехать вглубь страны. Но оно продолжало напряженно работать: из последних резервов в течение одной недели были сформированы две новых армии: 6-я - в Париже и 7-я - в Труа, а англичане пополнили свою армию, усилив ее двумя новыми дивизиями.