Как уже говорилось, очень схожие хозяйственные структуры имели место в Византии этого же времени (фемный строй) и Европе (по варварским правдам). Абсолютное преобладание семейных хозяйств было свойственно и мусульманской цивилизации, а несколько позднее и индусской. В развернутом виде теория семейных хозяйств дана автором в недавно изданном двухтомном исследовании "Логика всемирной истории и перспективы человечества" (2006 г.).
В Европе процесс становления семейных хозяйств протекал неравномерно в различных регионах, раньше в Италии, Франции, Испании, позднее в Скандинавии и на Балканах. Структура самодостаточных семейных хозяйств и была основанием для европейского феодализма. Причем, земледельцы имели вполне определенные социальные наименования, например, вилланы во Франции и Англии, кметы в Польше, крестьяне в Московской Руси и т. п.
Как уже говорилось, в Киевской Руси, несмотря на ее очевидную социально-экономическую архаичность, к концу XI в. также появляются схожие структуры семейных хозяйств, которые можно связать со смердами и рядовичами "Русской правды". Но проблема состоит в том, что эти слои были тесно связаны с Киевом и вотчинными хозяйствами князей и бояр. Его упадок, как и всего киевского княжества, а затем монгольское нашествие привели к деградации едва наметившейся структуры семейных хозяйств. Так, еще Грушевский обратил внимание на такое интересное явление как борьбу Болховских громад западнее Киева против княжеской власти в первой половине XIII в. Она началась еще до монгольского нашествия. Но особенно интенсивно эта борьба протекала после разгрома южных княжеств. Так, Даниил Галицкий совершил несколько карательных экспедиций против непокорных громад.
Гибель Киевского княжества вела к разложению социальной структуры, в нем возникшей. Правда, термин "смерд" достаточно долго сохранялся на пространстве бывшей Киевской Руси, но он не обозначал какого-то массового социального слоя. Зато весьма широким был слой холопов, большая часть которых как раз и занималась земледелием. Особенно это относится к Московской Руси, хотя термин "хлоп", обозначавший земледельцев, встречается и в документах Галицкого княжества второй половины XIII в. Понятно, что позднее встречавшийся термин "хлоп" - это то же самое. В то же время вплоть до XVI в. широко были распространены территориально-клановые объединения земледельцев, в частности, громады, волости и особенно "дворища". Им на смену постепенно приходили сябрины, в которых, вероятно, и происходило выделение отдельных семейных хозяйств из объединений типа "дворищ".
Неудивительно, что даже в XVI в. мы встречаем в Южной Руси целый ряд терминов, обозначавших земледельца, ведшего семейное хозяйство. Употребляемым был термин "тяглый селянин", но наряду с ним использовался польский термин "кмет", в литовском законодательстве "тяглый" и "данник", и продолжалось также употребление старого - "хлоп". К тому же в хозяйствах Великого князя продолжал широко применяться земледельческий труд рабов - челяди невольной. Причем, этот слой сохранялся даже в середине XVI в., когда вступил в силу при непосредственном участии Сигизмунда-Августа II важнейший документ - "Устава на волоки" (1557 г.).
Значение последнего чрезвычайно велико для оценки уровня развития Литовского княжества в середине XVI в. и сравнения этого уровня с европейским. Так, достаточно широкое применение труда рабов (челяди невольной), получавших за свой труд месячные пайки (месячину), явно говорит об архаичности социально-экономического строя Литовского княжества. О том же свидетельствует основной смысл "Уставы на волоки", по которой укреплялись путем нарезания наделов, семейные хозяйства. Ведь сам термин "волока" был эквивалентен польскому лану, то есть, семейному участку. Причем, на белорусских землях введение и нарезка "волок" растянулась на всю первую половину XVII в.
Столь позднее создание устойчивой структуры семейных хозяйств в сравнение не только с наиболее развитыми регионами европейской цивилизации, но и с Китаем или мусульманской цивилизацией (Египет, Иран, Ирак, Сирия), лишь подтверждает вывод об архаичности Литовского княжества, а вместе с ним и Южной Руси, не говоря уже о Киевской. Более того, "Устава на волоки" ранее всего вводилась в Литве и Белоруссии, а из украинских земель в сильно полонизированных Галичине и Волыни. И меньше затрагивала основные земли, в частности, Поднепровье.
То же касается сословного строя, который вводится упоминавшимися "Литовскими статутами". Дело в том, что сословный строй не может быть тождественен феодализму. Так, во Франции XVII–XVIII вв. существовал сословный строй, но никто не может утверждать, что это был феодализм. Последний, как уже говорилось, утверждался здесь в X–XI вв. и в XVI–XVII вв. уже становится историей. Следовательно, хотя при феодализме люди делились на сословия, но сословный строй продолжал развиваться и после упадка феодализма, в условиях централизованной сословной монархии.
Нетрудно увидеть, что и в Литовском княжестве в XVI в. форсированно, под влиянием Польши, формируется сословный строй. Несомненно, в нем были элементы феодализма, но в нем были, в не меньшей степени, куда более архаические отношения: рабовладельческие, клановые, волостные, некоторые из которых были прямым наследием Киевской Руси (например, полюдье, холопство и т. п.). Особенно бросается в глаза преобладание даже в начале XVI в. княжеского землевладения и неразвитость частного. В этом отношении Великое княжество Литовское было скорее ближе к поземельным отношениям средневековой Византии и мира ислама, чем к Европе.
Следовательно, можно говорить, что Литовское княжество, и Южная Русь в особенности, переходили от вотчинно-волостного строя к сословному не пройдя стадии феодализма. Уместно подчеркнуть, что еще в XIX в. один из крупнейших украинско-русских историков Антонович отстаивал именно такую точку зрения, хотя и называл сословный строй "немецким феодализмом". Позднее, в 30-е гг. XX в. к близким выводам пришли польские историки. Так, И. Яворский заключил, что Литовское княжество, минуя феодализм перешло к сословному строю от патриархального социального устройства.
Во многом схожие, нередко идентичные процессы протекали в Московской Руси. Правда, здесь исключительное развитие получили территориально-клановые структуры в пределах княжеств и вотчин. Но эти же отношения большое значение имели и на землях Южной Руси. К тому же в Московской Руси более определенно формировалась структура семейных земледельческих хозяйств, то есть сословие земледельцев. Оно было представлено крестьянами, впервые упоминающимися в документах конца XIV в. (1391 г.). Если учитывать тот факт, что сословие крестьян просуществовало едва ли не до середины XX в., то можно без преувеличения сказать, что оно было не только фундаментом государственности России, но и ее цивилизованности.
Именно этой исторической стабильности не хватало южнорусскому земледельческому сословию, а значит, и всему малороссийскому (украинскому) обществу на протяжении многих веков. Едва начинала формироваться структура семейных земледельческих хозяйств, как внутренние и внешние потрясения взрывали эту структуру и отбрасывали южнорусское общество назад. Так было с Киевской Русью, где появляется и исчезает слой смердов и рядовичей, так произошло во второй половине XVII в., когда освободительное восстание под главенством Хмельницкого привело к Руине. Последним трагическим ударом было разрушение структуры семейных хозяйств в годы коллективизации, что повлекло за собой страшный голод 1932–1933 гг. Очевидно, что главной причиной исторической и хозяйственной неустойчивости Южной Руси и Украины было ее буферное геополитическое положение. События середины и второй половины XVII в. особенно ясно выявили эту черту украинской истории.
Глава VII
Казацкое восстание Богдана Хмельницкого и возникновение гетманско-казацкой государственности. Разрушение структуры семейных хозяйств. Переяславская Рада и начало российского "ритма Евразии"
Из предшествующих глав вполне ясно, что украинское общество середины XVII в. было пронизано острейшими противоречиями.
С одной стороны, после Люблинской унии ускорилась полонизация как европеизация, носившая колониальные черты. В частности, усилился процесс сословной стратификации украинского общества. Но протекал он как формирование этносословий, где собственно южнорусское население оказывалось в низших структурах сословной иерархии.
С другой, сохранялось не европейское, а буферное положение Украины, препятствовавшее жесткой консолидации сословий, характерной, например, для внутренней Польши. Поэтому неизбежно на Украине сословия приобретали аморфные черты. Причем, это касалось как низших сословий, так и высших. Крупнейшие землевладельцы - магнаты, часто игнорировали любые общегосударственные нормы, обладая не только экономической, но и частично политической властью. В свою очередь, земледельческое сословие не только было бесправно, но и плохо защищено от постоянных набегов татар. Неудивительно, что южнорусские селяне были важным источником для пополнения группировок самочинных казаков. Последние определенно стояли вне сословий, неся на себе черты маргинального слоя. Причем, не только в социальном, но и в этническом смысле.
Неудивительно, что столь хрупкое социально-этническое равновесие было легко взорвано выступлением в начале 1648 г. казаков в Запорожье, под руководством казацкого сотника Богдана Хмельницкого.
Многие исследователи этих событий чрезвычайное внимание уделяют личности Хмельницкого, оценивая его воздействие на ход украинской и даже европейской истории. Зная драматизм личной судьбы гетмана, это трудно отрицать. Но в то же время, совершенно очевидно, что казацко-польская война, в которой участвовало едва ли не все население Южной Руси, была историческим событием, захватившим в свой круговорот сотни тысяч личных судеб, то есть, была глубоко общественным явлением.
Учитывая острейшие социально-этнические противоречия на Украине (Южной Руси) середины XVII в. в событиях, подтолкнувших Хмельницкого к восстанию, нетрудно увидеть, как тесно связано личное и общественное. Столкновение Хмельницкого со шляхтичем-поляком Чаплинским, невозможность законным путем через суды восстановить справедливость отразили приниженное положение украинской шляхты и реестрового казачества. Вслед за магнатами украинские земли захватывала польская шляхта. И неудивительно, ведь польская шляхта и без русской шляхты была чрезвычайно многочисленна, достигая едва ли не 10 процентов населения. Соответственно, в ее рядах не было места для нового пополнения - казачества, численность которого также могла составлять несколько десятков тысяч.
В результате, сословный строй на юге Руси еще в большей степени приобретал характер этносословного, где южнорусское население вытеснялось из всех привилегированных структур. Поражение в 1637–1638 гг. казачьих выступлений Павлюка, Острянина и Гуни привело не только к подавлению стихийного казачества и усилению контроля за реестровым, но и к общему наступлению польской шляхты и магнатов на все южнорусские слои. В частности, сильнейшему давлению подвергалась православная церковь, особенно после Берестейской унии 1596 г. Неудивительно, что казацко-польское противостояние воспринималось современниками как борьба православных и католиков.
Поэтому, столкновение Чаплинского и Хмельницкого можно рассматривать как частный случай нарастания общего южнорусско-польского противоборства.
Вместе с тем, оно свидетельствовало, что в середине XVII в. на Украине этнорелигиозные противоречия оказались важнее, чем чисто сословные и социальные. Южнорусская шляхта нередко оказывалась ближе к казачеству, чем к своему польскому аналогу. Выявилось, что польское господство, носившее колониальные, а в последние десятилетия перед хмельниччиной даже оккупационные черты, становилось препятствием на пути социального развития южнорусского общества. Его интеграция в состав Польши все более приобретала черты колониальной экспансии в глубь Евразии. Об этом же свидетельствовала попытка группировок польской шляхты и короля Сигизмунда III в 1605–1612 гг. оккупировать Московскую Русь. Показательно, что польские политики сравнивали эту экспансию с колониальными завоеваниями испанских конкистадоров в Америке.
Нетрудно понять, что себя поляки приравнивали к испанцам, а русских к индейцам. Неудивительно, что такая колониально-оккупационная политика польских правящих кругов вызвала всеобщее противодействие всех южнорусских слоев. Поэтому, в объединении части южнорусской шляхты, реестрового и самочинного казачества, горожан, селян и в поддержке движения православным духовенством и состоит успех восстания Богдана Хмельницкого. Так, по одним данным, в его армиях были сотни, а по другим - тысячи шляхтичей. Например, такие видные полковники как Богун, Мразовецкий, Кричевский, Нечай. Есть также данные о предварительной подготовке выступления Богдана Хмельницкого в 1647 г.
Следовательно, начало и ход антипольской войны под главенством Хмельницкого принципиально отличались от выступлений казаков первой половины XVII в. Об этом же говорит и международный аспект подготовки восстания и его первого периода, о котором обычно умалчивают украинские историки прошлого и настоящего. А он сыграл важную роль в начатой Хмельницким войне.
Украинские историки обычно говорят о "союзе" Хмельницкого с крымским ханом Ислам-Гиреем III. В действительности гетман скорее был вассалом хана, а Запорожская Сечь, ставшая базой восстания, переходила в подданство татар. Закономерно, что в дальнейшем татарский фактор играл слишком важную роль в украинско-польской войне и вылился, в конечном итоге, в широкомасштабное вторжение на территорию Южной Руси армии Османской империи и полное опустошение Правобережья.
Правда, в начале восстания отношения крымского хана и Хмельницкого не выходили за пределы личных договоренностей. Тем не менее важен сам факт того, что татары содействовали началу восстания и их конница непосредственно участвовала в сражениях. Таким образом, изначально Хмельницкий для освобождения от Польши вынужден был опираться на внешние силы, искать сюзеренов. Следовательно, речь шла не о полной независимости Южной Руси, а об изменении степени зависимости или смене сюзерена. Но как мы знаем, такая опора на внешние силы в конечном итоге привела Малороссию не только к разделу и "Руине", но и к свертыванию возникших структур южнорусской государственности. Однако принципиально неверно видеть причину этого в грубых ошибках Хмельницкого или его приемников: Выговского, Тетери, Дорошенко или Мазепы. Их действия, хотя нередко и были аморальны, были предопределены геополитическим положением Южной Руси как буферной территории между европейской и мусульманской цивилизациями и Евразией.
Следовательно, блестящие победы Хмельницкого в первый период казацко-польской войны вовсе не были чудом или счастливым стечением обстоятельств. Это был закономерный итог развития Речи Посполитой, и прежде всего Польского королевства и Южной Руси, которую это королевство фактически колонизировало. Не имея стройной и жесткой государственной структуры, Речь Посполитая, потерпев ряд военных поражений от Хмельницкого в 1648 г. (при Желтых Водах, под Корсунем, под Пилявцами) сразу оказалась в сложном положении. На большей части Украины начались массовые восстания, погибли десятки тысяч шляхтичей, военных и церковных слуг, евреев. Так уничтожался этносословный строй, насаждавшийся Польским королевством на юге Руси.
В следующем 1649 г. уже сам новый король Ян Казимир, вступивший на престол после смерти Владислава III, едва не оказался разбит Хмельницким вместе с 25-тысячной армией под Зборовом. Но здесь-то и проявилась изначальная зависимость гетмана от татар. Хан потребовал заключить с королем перемирие и в августе 1649 г. был подписан Зборовский мир, по которому Киевщина, Брацлавщина и Черниговщина получали самоуправление, а реестровое казачество увеличивалось до 40 000 чел., что превращало его во второе военное сословие наряду с шляхтой. Это было начальное состояние казацкой государственности.
Хотя администрация на этой территории должна была быть из малороссов (православных), польская шляхта возвращалась в свои владения, а южнорусские селяне должны были вновь становится ее хлопами. Следовательно, предполагалось восстановление этносословного строя. Но мы видели, что этот строй насаждался поляками, по существу, оккупационным режимом, то есть, вооруженной силой. Но теперь ею становились на территории самоуправления 40 000 реестрового казачества, возникшего в ходе антисословного восстания. Очевидно, что восстановление господства польской шляхты при наличии многочисленной казацкой армии было уже невозможно.
К тому же, в ходе военных действий 1648–1649 гг. с обеих сторон допускались страшные зверства, которые и у поляков, и у русского населения (православных) вызывали неискоренимое чувство мести, делавшее невозможным примирение. Особенно ужасными были еврейские погромы, нередко завершавшиеся массовыми убийствами тысяч людей всех возрастов и обоих полов.
В то же время возникшая казацкая государственность (Гетманщина) не могла в полной мере защитить даже южнорусское население. Хищные орды татар продолжали угонять в рабство тысячи украинцев почти на глазах у "союзника" хана Хмельницкого. Такова была страшная плата за военную поддержку рождавшейся гетманско-казачьей государственности со стороны кочевых варваров. Женщины и дети как плата за попытку создания южнорусской державы. Позднее такая политика уничтожения собственного народа ради эфемерной казацкой державности с особым цинизмом проводилась Петром Дорошенко.
Следовательно, казацко-польская война вела к разрушению хозяйственной системы южнорусских земель, и прежде всего к уничтожению структуры семейных хозяйств, сложившейся под контролем магнатского землевладения в Поднепровье.
Как уже говорилось, во многом это было следствием геополитического положения Украины (Южной Руси) как буферной территории. Но была и другая причина, весьма тесно связанная с первой. Казачество, во главе с Хмельницким захватившее власть на части Украины, воспринимало себя как привилегированное этносословие. Основная масса южнорусского народа, и прежде всего селяне, считалась окружением гетмана извечно зависимым, тяглым населением, частичная гибель которого неизбежна и восполнима.
После заключения казацко-польского перемирия уже с согласия Яна-Казимира татары по дороге в Крым захватывали в рабство тысячи малороссов. До этого такая же участь постигла тысячи, если не десятки тысяч, поляков и евреев. К тому же, из-за огромных разрушений начался голод, от которого умирали десятки тысяч людей.
Таким образом, уже первый период украино-польской войны, несомненно справедливой и освободительной для южнорусского населения, позволил не только возродить государственность, но и принес огромные жертвы.
И такой итог начавшейся войны был неотвратим. Внутреннее противоречие Речи Посполитой быстро приобретало не только международный, но и межцивилизационный характер. И это было глубоко закономерно и только подтверждало тот неоспоримый факт, что Украина (Южная Русь) являлась буферной территорией. В этом заключалась ее роль в мировой истории, периодически превращавшаяся в трагедию.