Как известно, Константин Острожский вместе с частью духовенства и православной шляхты в Польской Руси выступил против заключенной епископами унии и объявил о своей готовности к сближению с протестантами. Его концепция сотрудничества с ними получила популярность среди шляхты, для которой уния с католической церковью означала ограничение роли светских землевладельцев в церковных делах, тогда как сближение православных с протестантами гарантировало сохранение всестороннего контроля светских господ над духовенством. Эти устремления светских православных элит явно выразились в инструкции, данной Константином Острожским Касперу Лушковскому, направленному князем в 1595 г. в Торунь на протестантский генеральный синод. В ней киевский воевода вновь ссылался на аргументы, которые сторонники унии с Римом использовали по отношению к католикам, т. е. констатировал догматическую близость православия и протестантизма, различия между которыми сводились якобы только к литургии. По мнению Острожского, православные в союзе с евангеликами могли более результативно противодействовать контрреформации, подобно тому как пропагандируемая им ранее идея унии с католиками должна была спасти православие от протестантской угрозы.
Представляется, что только в результате Брестской унии и признания ее Сигизмундом III православные элиты осознали, что в сущности речь уже шла не о защите собственной доктрины от влияния тех или иных "еретиков", а о свободе вероисповедания и о самом существовании в Речи Посполитой православной церкви. Политический союз православной и протестантской шляхты оформился уже на сейме 1596 г. 3 мая протестантские и православные послы сейма совместно потребовали "процесса Варшавской конфедерации", то есть оставления в силе постановлений конфедерации и принятого ею законодательства. Когда из-за угрозы срыва сейма Сигизмунд III вместо этого согласился только на продление "конституции о беспорядках" от 1593 г., протест заявили сначала православные послы, и, как отметил Томаш Кемпа, это было их первое выступление на сейме Речи Посполитой в защиту религиозных прав.
Одним из последствий синодов 1595 и 1596 гг. стало появление нового качества в отношениях между шляхетским государством и церквями, а признание Сигизмундом III Брестской унии должно было стать тревожным сигналом как для исповедующих православие, так и для евангеликов, и даже для слоев населения, не принадлежавших к политической элите. Виленский гродский писарь Щенстный Бохуматка писал Кшиштофу Радзивиллу, по прозвищу "Пёрун", что он не сомневается в том, что католики стремятся "do złamania konfederacyjej, pierwej Ruś potrwożyć, ku sobie zniewolić, a potym snadź i do ewanielików i sasów ponieść się". В чем состояли намерения католического епископата и королевского двора – было тайной полишинеля, а при возникновении политической угрозы общность интересов протестантов и православных взяла верх над теологическими разногласиями. Начался период их союзнических отношений, которые были направлены против католиков. Только тогда и среди православных возникло ощущение угрозы их сословным и политическим правам, а общей целью деятельности "диссидентов" и "дизунитов" в парламенте стало отстаивание "процесса" (законодательства) Варшавской конфедерации, а также законодательного оформления прав и привилегий православной церкви в Речи Посполитой.
Перевод с польского Стефании Кочегаровой
В.А. Аракчеев, А.А. Селин (Псков)
Русско-польские отношения на северо-западной границе России на исходе Смуты и перемирие 1617 г
В январе 1642 г. псковский служилый человек А.Л. Ордин-Нащокин, будущий "канцлер" русского правительства, получил распоряжение провести межевание русско-шведской границы в районе Псково-Печерского монастыря и шведского Нового городка (совр. Вастселийна). Результаты работы межевой комиссии впоследствии были объединены с документами межевания 1651 г. в один столбец, находящийся в составе фонда Приказных дел новой разборки. В числе документов, подтверждавших позиции российской делегации, в столбце содержится копия "с перемирные записи" от 10 марта 1617 г. – договора между Псковом и гетманом Я.К. Ходкевичем. Заключенный за год до Деулинского перемирия, договор представляет собой уникальный источник по реконструкции русско-польских отношений на северо-западной границе на исходе Смуты, тем более интересных, что факт его заключения был известен шведской администрации в Нарве, о чем свидетельствует документ из шведского королевского архива. В настоящей статье предполагается рассмотреть социально-политические предпосылки и геополитическое значение договора 1617 г.
Это соглашение стало возможно в уникальных условиях гражданской войны в России начала XVII в., своеобразную роль в которой сыграл Псков. Как показал Б.Н. Флоря, на начальном этапе русско-польской войны территориальные группы рус ского дворянства и отдельные отряды русской армии, по крайней мере, дважды прибегали к заключению сепаратных соглашений с польским командованием. Первый случай относится к февралю 1610 г., когда делегация служилых землевладельцев четырех западных уездов (Ржевы Володимеровой, Зубцова, Белой и Вязь мы) прибыла в ставку польского короля в лагере под Смоленском. В результате переговоров русские дворяне принесли присягу королю Сигизмунду и королевичу Владиславу и обещали положить конец нападениям казаков на границах Ржевского и Зубцовского уездов.
Во второй раз переговоры с польским командованием имели место после сражения под Клушином 24 июня 1610 г., когда окруженный в остроге под Царевым Займищем русский отряд заключил соглашение с послами С. Жолкевского. Б.Н. Флоря указывает на существенные отличия текста этого соглашения от февральского договора, заключенного под Смоленском, вызванные тем, что русские воеводы настояли на включении в его состав пунктов о сохранении за служилыми людьми их владений, кроме пожалованных Лжедмитрием II, и о территориальной целостности России под властью Владислава. По мнению исследователя, договоры стали "свидетельством того, сколь высокого уровня достигла самостоятельность дворянских объединений в годы Смуты".
В событиях гражданской войны начала XVII в. Псков играл особую роль, которая была обусловлена в том числе и его особым положением в Русском государстве XVI в. Тогда за псковскими наместниками сохранялось право внешнеполитических сношений с Ливонским орденом, которое, в частности, было реализовано в договорах 1531, 1535 и 1550 гг. Как показала Н.А. Казакова, Формуляр их восходил к временам новгородско-псковской независимости, подвергшись трансформации после включения вечевых республик в состав единого национального государства. Внешняя особенность порядков, восторжествовавших в Пскове в 1510 г., после присоединения Псковской земли к Московскому государству, состояла в активном участии во внутригородской и внешнеполитической деятельности "старост псковских", в которых следует видеть гостей, управлявших с санкции государя городской общиной.
Из текстов договоров следует, что по поручению наместников псковские старосты непосредственно вели переговоры. В 1531 г. переговоры с немцами вели Семен Захарьин Преподобов, Назарей Анисимов Глазатой и Федор Власьев, в 1535 г. – тот же Глазатой с Богданом Микитиным Ковыриным и Андреем Онкудиновым, в 1550 г. – некий Терентий Яковлевич, Михаил Надом, Федор Алешков, Федька Семенов сын и Иван Пахом. В то время как псковские наместники лишь "прикладывали печати" к хартиям, псковские старосты целовали крест "за Псков и за все псковские городы, и за всю Псковскую землю, за отчину великого государя и царя Русского". Псков, таким образом, представал как сопоставимый с Ливонским орденом субъект внешнеполитических отношений, торгово-промышленные интересы и привилегии населения которого отстаивались в большинстве статей договора.
После крушения Ливонского ордена в ходе войны за Прибалтику и атрофии городских центров России во второй половине XVI в. практика делегирования дипломатических полномочий Новгороду и Пскову естественным образом отмерла. Гражданская война в России в начале XVII в., приведшая к распаду политического тела страны, вновь вызвала эту практику к жизни, хотя и в пережиточных формах. Псков с 1 сентября 1608 г. активно поддерживал Лжедмитрия II. В июне 1609 г. от имени псковского воеводы и наместника Жирового-Засекина, думного дьяка Льговского, дьяка Афанасия Истомина и всегородного старосты Федора Игнатьева в Дерпт польскому наместнику Бормовскому была отправлена грамота с просьбой прислать из Прибалтики наемников для отражения нападений правительственных войск. Грамота свидетельствует о переменах в статусе псковской городской общины, которая стремилась поднять свой город до уровня субъекта межгосударственных отношений. Как выяснил Б.Н. Флоря, с аналогичным запросом к властям Полоцка в том же июне 1609 г. обратились воеводы Великих Лук и Заволочья.
Воцарение в 1613 г. Михаила Романова лишь отчасти изменило положение Пскова. Исчерпывающая характеристика ситуации в городе и в Псковской земле содержится в расспросных речах Никиты Калитина, одного из участников посольства Юрьевского архимандрита Никандра к шведскому королю. Калитин был захвачен псковскими казаками, а после побега из псковской тюрьмы добрался до занятого шведами Новгорода. Допрошенный там 12 февраля 1614 г., он показал, что "так как поляки находятся так близко к Пскову, неизвестно, могло ли посольство, за которым послал великий князь, добраться до Пскова из Москвы". Крайняя затрудненность контактов Пскова с московским правительством побуждала местных воевод и горожан к самостоятельности. Калитин свидетельствовал, что "псковичи заключили перемирие для переговоров и для подвоза (провианта. – Авт.) с Нюшлотом и Дерптом, и чтобы никто не совершал на другую сторону набегов и грабежей […] Они устроили подвоз к Пскову из Дерпта, Нюшлота и Риги всяких припасов – вина, соли и муки, и их маркитанты стоят в одной версте от Пскова; иначе жители его уже давно испытывали бы большую нужду, если бы они не получили подвоза, так как в городе много простого и бедного народа и кроме горожан лишь около 100 казаков, 150 стрельцов и 150 бояр".
Из материалов допроса следует, что перемирие между Псковом и польской администрацией Дерпта было заключено не позднее 12 февраля 1614 г., а его содержание было аналогичным договору, заключенному три года спустя. В дни осады Пскова Густавом Адольфом в 1615 г. важнейшей задачей шведской армии было перерезать дорогу, соединявшую Дерпт с Псковом, и прекратить подвоз оттуда провианта. По словам допрошенного в с. Братошине 31 мая 1615 г. вышедшего из Новгорода пленного Дмитрия Плещеева, "ныне стоит под Печорами на Псковской дороге от Юрьева Ливонского ротмистр Глазной, с ним немец с пятьсот человек, а стоит для тово, чтоб не пропускати товарных людей изо Пскова в Юрьев Ливонский, а из Юрьева во Псков с хлебом и с всякими товары".
Исследуемое нами перемирие между Псковом и польской администрацией Дерпта и Нейгаузена было заключено на завершающем этапе русско-польской войны, уже после того как 27 февраля 1617 г. в Столбово был подписан долгожданный мирный договор со Швецией. Однако в это время русская армия под командованием М.М. Бутурлина и И.С. Погожего еще оставалась под стенами Смоленска, будучи отрезана польскими силами от остальной части страны. Попытка направленных из Москвы войск под командованием Ю.Я. Сулешова выбить корпус Александра Гонсевского с занятой им смоленской дороги и деблокировать армию Бутурлина и Погожего оказалась неудачной. В этих условиях заключение перемирия между Псковом и польскими властями было логичным способом снизить напряженность на псковско-лифляндской границе.
Делегации сторон действовали от имени своих суверенов – "великого господаря" Сигизмунда и "великого государя" Михаила Федоровича. В договоре прямо указано, что капитан и ротмистр Станислав Рогозинский и жители "места дерптского" действуют по приказу гетмана Я.К. Ходкевича, подкомория В. Важинского и старосты В. Плетемборга, в то время как у частвовавшие в переговорах псковские служилые люди были представлены как самостоятельные субъекты переговорного процесса. Возможно, впрочем, что в списке преднамеренно или случайно выпущено имя псковского воеводы Ивана Дмитриевича Плещеева, учинившего "перемирье", как следует из грамоты И.Ф. Троекурова от 31 января 1618 г. Так или иначе, псковским землевладельцам С.Г. Лазареву, И.И. Татьянину, Ю. Калитеевскому, А. Окуневу принадлежала в переговорах ключевая роль.
Содержание договора 10 марта 1617 г. (Приложение № 1) обнаруживает взаимную заинтересованность сторон в урегулировании спорных вопросов и в налаживании добрососедских, прежде всего торговых отношений. Мир устанавливался на всем протяжении западной границы Псковской земли – "от Себежа и до Гдовского уезду", хотя на занятом польскими отрядами южном участке границы от Себежа до Красного городка псковские воеводы не имели ни реальной власти, ни практической возможности обеспечить и контролировать соблюдение договора. Главную опасность, по-видимому, стороны усматривали не в подконтрольных властям войсках, а в отрядах "жолнеров и черкас" – наемников и казаков, чей воинский промысел наносил существенный ущерб населению приграничья. Торговля должна была восстанавливаться "по прежнему обычаю", включая таможенные пошлины. Торговые конфликты и споры, случаи насильственного изъятия товаров должны были пресекаться "сыском". Договор заключался сроком на один год и не зависел от персонального состава администраций: "а которые воеводы съедут, на их место иные воеводы приедут, и им по тому ж по мирному договору быть в покое и в миру".