Принц Георгий, или Коркуз
Папы не виноваты в опоздании. Им было очень некогда. За три десятка лет, истекших с отъезда братьев Поло из латинского Константинополя (1259 г.) до назначения брата Джованни миссионером в Китай (1289 г.), карта западной окраины Евразийского континента изменилась до неузнаваемости. Святая земля попала в руки мамлюков, за исключением крепости Акра, но и ее дни были сочтены. На месте Латинской империи гордо высилась обновленная Византия. В Италии после довольно больших успехов гибеллинов, захвативших Ломбардию и Тоскану, Карл Анжуйский овладел Сицилийским королевством. Последние Гогенштауфены погибли либо в бою (Манфред), либо на плахе (Конрадин), но и победители-французы приняли жестокую смерть под звон колоколов "Сицилийской вечерни" (30 марта 1282 г.). Вмешательство Арагона затянуло войну в Италии до 1287 г., когда было заключено кратковременное перемирие и Джованни Монтекорвино отправился на Восток. По сути дела, миссия запоздала. После подавления христианского восстания Ная и Кадана христианские симпатии Хубилая заменились буддийскими, и Монтекорвино сообщает, что хан "уже закоснел в язычестве", но относился к христианам радушно. Но он тут же поссорился с несторианами, и которые распространили слух, что Монтекорвино шпион. Судебное следствие без заключения под стражу продолжалось пять лет и закончилось победой католического миссионера; которому помог сам император Тэмур (внук Хубилая). Интересно, за что выпала итальянскому монаху такая удача, как монаршая милость?
Дело в том, что не дремал враг китайских монголов, Хайду. В 1297 г. ему удалось проникнуть до Селенги. Еще немного - и Монголия была бы освобождена от династии, связавшей свою судьбу с Китаем. Вопрос решала только степная конница, а та, которой располагал Тэмур, состояла из онгутов и кераитов, т. е. несториан. Привлечь эти войска на свою сторону для Тэмура было необходимо, и тут ему помог Монтекорвино. Он крестил несторианина, правителя области Тендук, князя Коркуза, в католическую веру и тем самым сделал его врагом несториан и другом Тэмура. Коркуз, он же принц Георгий, выступил со своими несторианскими подданными на стороне буддийского императора, и войска Хайду откатились к истокам Черного Иртыша. Там и погиб в 1298 г. князь-вероотступник.
Он попал в плен к Хайду, и ему отрубили голову. Это значит, что ожесточение войны превысило нормы обычного, ибо Коркуз мог рассчитывать на смерть без пролития крови.
По сути дела, выступление онгутов и кераитов на стороне пекинского правительства решило судьбу войны. Наступление войск Хайду было остановлено, и в 1301 г. последний поборник степных традиций скончался. Междоусобная война погасла.
Совпадение дат обращения Коркуза и начала возвышения Монтекорвино не позволяет сомневаться в том, что именно за это католический миссионер получил преимущества, позволившие ему основать епископию в Пекине. Но как это похоже на тамплиеров Акры! Снова католики предали несториан, на этот раз буддистам. И тут возникает вопрос, что это: случай, совпадение или продуманная система?
Ответить на этот вопрос тем более трудно, что злая воля пап и прелатов заведомо исключается. Они действовали согласно своей совести и представлениям своей эпохи. Это снимает с них моральную ответственность. Однако остается в силе логика событий, которая улавливается нашим историоскопом при условии некоторого отдаления и обобщения.
Обруч догмы и философемы лопнул под давлением этнокультурного развития, толкавшего народы романо-германской Западной Европы на путь обособления. Если в XI в. они еще считали греков братьями по религии и только удивлялись, до чего же эти братья непохожи на них самих, если в XII в. они ждали прихода восточных христиан как естественных союзников, то в XIII в. все иллюзии исчезли, и народы, не объединенные папской тиарой, для европейцев стали чужими: язычниками и, хуже того, еретиками. Под этой эквилибристикой богословскими терминами крылся глубокий этнологический смысл: европейцы выделили себя из остального человечества и противопоставили себя ему, как это некогда сделали арабы и китайцы, а в древности эллины, иудеи, персы и египтяне. Следовательно, тут мы наблюдаем единый для всех эпох и стран процесс этногенеза. А раз так, то мы не имеем права рассматривать эти события ни как случайные совпадения, ни как политический заговор европейцев против азиатов, а должны их рассматривать как естественно протекавший процесс или закономерность этнической истории человечества в ту жестокую эпоху, когда наступило время кристаллизации народов, живущих и действующих поныне.
Правда вместо сказки
Напряженная деятельность венецианских, генуэзских и римских торговых и дипломатических агентов, чрезвычайно добросовестно работавших всю вторую половину XIII в., принесла свои плоды. Легенду о пресвитере Иоанне заместила "Книга о Великом Хаане", обобщившая все сведения, накопленные европейскими путешественниками. Дошедший до нас текст является переводом с латинского подлинника на очень старый французский язык. По мнению публикатора, это - нормандский диалект с крайне вольной орфографией. Но первые же фразы текста, посвященные описанию политического положения в Азии, дают данные для весьма точной датировки утерянного подлинника.
Наиболее могущественным сувереном назван великий хан Катая (Le grand Kaan de cathay), которому подчинены все сеньоры страны; из их числа выделены три великих императора: император Ханбалыка (cambabech), Бусаи (boussay) и Узбек (usbech). Ниже указано, что Узбек и Бусаи ведут войну между собою. Совершенно ясно, что Узбек - хан Золотой Орды, правивший в 1312–1341 гг., а Бусаи - Абу Сайд, имя которого персы произносили Бу Са'ид ильхан Ирана с 1316 по 1335 г. Путем сопоставления дат правления обоих названных ханов мы получаем совпадение в 1316–1335 гг., когда, очевидно, и был составлен изучаемый нами источник. Имена дальневосточных ханов составителям документа не были известны. Это указывает на то, что первичная информация была собрана на Ближнем Востоке.
Важно отметить, что составитель "Книги о Великом Хаане" допустил анахронизм, сообщив, что все три монарха подчиняются четвертому, самому великому, хану "Катая". В XIII в. "Катаем" называлось Семиречье, т. е. бывшее царство Елюя Даши. В конце XIII в. здесь располагался удел Хайду, который претендовал на приоритет среди прочих монгольских ханов. В XIV в. эти претензии унаследовал Чагатаид Дува, скончавшийся в 1306 г., после чего престол Чагатайского улуса перешел в руки слабых и ничтожных правителей, от которых остались имена, но не деяния. Претензии их на гегемонию, если они и заявлялись, были беспочвенны, но, по-видимому, итальянский компилятор не был достаточно осведомлен об истинном положении дел в Средней Азии и изложил политическую ситуацию так, как она представлялась его информаторам - путешественникам конца XIII в.
Это наблюдение особенно ценно для нашего исследования, потому что оно дает возможность приурочить приведенные ниже данные о несторианах к концу XIII в., т. е. к той эпохе, когда они еще боролись за свое господство в монгольском улусе. О среднеазиатских несторианах нет ни слова, но тем, которые жили в Ханбалыке (Пекине), посвящено две главы.
В них сказано, что ханбалыкские христиане-схизматики придерживаются греческого обряда и не подчиняются римской церкви, что они недоброжелательно относятся к католикам, истребляют по ночам католических монахов и творят им столько вреда, сколько могут. Но поскольку император благоволит к католикам, несториане их побаиваются. Несториане имеют много очень красивых церквей с крестами и иконами и весьма заботятся о том, чтобы их паства не общалась с католическими миссионерами и мирянами, обращенными в католичество, потому что благодаря поддержке великого хана как административной, так и денежной, католикам удалось окрестить многих местных несториан и некоторых язычников, называемых в источнике "vritanes" (?!).
Эти сведения согласуются с данными из письма архиепископа Китая Джованни Монтекорвино к главному викарию Францисканского ордена в Крыму, написанному в Пекине 8 января 1305 г. Прелат очень жалуется на несториан и указывает, что его спасло только вмешательство императора, который выслал из столицы его врагов. Одновременно он поясняет, что его миссионерская деятельность была направлена на перекрещивание именно несториан, а что касается язычников, то он купил 150 мальчиков в возрасте от 7 до 11 лет и крестил их в католическую веру.
Ожесточение несториан становится вполне понятным. А ведь всего полвека перед тем они искали соглашения с римской церковью и спасли Европу, направив своим влиянием и советами главный удар не растраченных еще монгольских сил на Багдад, в "желтый крестовый поход", т. е. совершили то, чего ждали от первосвященника Иоанна. Что ж, ни одно доброе дело не остается безнаказанным!
Католическая Европа отказала в поддержке ильхану Абаге, покровителю христиан, просившему у пап Климента IV в 1268 г. и у Николая III (1277–1280) организовать крестовый поход против египетских мамлюков. В результате ильханы капитулировали перед силой ислама. В 1295 г. на престол Ирана вступил перешедший в мусульманскую веру сын Аргуна, Газан, ознаменовавший свое отпадение от древних монгольских традиций и Ясы тем, что он прервал формально вассальные отношения, которые связывали Иран с улусом великого хана.
Неустойчивость и колебания правившей в Иране монгольской знати отразились на выборе имен для последних еще сильных ильханов. Газан имел мусульманское имя - Махмуд, а его брат и наследник, Ульчжайту, был крещен в детстве своей матерью и наречен Николаем. Персы дали ему насмешливое прозвище - Харбандэ ("раб осла"), которое он при переходе в ислам изменил на Худабандэ ("раб божий"), хотя официальным его именем стало имя пророка - Мухаммед.
Сами Газан и Ульчжайту еще продолжали по традиции считаться со своими христианскими подданными, но при следующем государе, Абу Саиде, возникли такие стеснения христиан, что монгольско-несторианская община в 1319 г. была вынуждена поднять восстание, которое было жестоко подавлено. После этого в Иране и Средней Азии христианами остались только местные уроженцы, община которых была уничтожена Тимуром.
Вина папского престола и французской короны в происшедшей трагедии относительно невелика. Они просто покинули восточных христиан в беде, а европейцы неоказание помощи преступлением не считают. К тому же в XIII в. страсти с религиозной окраской так разгорелись, что католики отказались считать схизматиков единоверцами, и это объясняет их глубокое равнодушие к восточным христианам, ставшим жертвой новой вспышки мусульманского фанатизма.
Зато католики не пожалели усилий для того, чтобы разложить и обессилить дальневосточную общину "вероломных еретиков-христиан", и это им удалось. Но выиграла от этого отнюдь не римская курия, не католические короли и даже не венецианская сеньория, а только средневековая географическая наука, ибо басни о царстве пресвитера Иоанна заменились трезвой и относительно верной информацией о монгольском улусе, содержащейся в "Книге о Великом Хаане".
Дальнейшая судьба католической епископии в Китае была не блестящей. В 1304 г. по жалобе даосской церкви хан запретил крещение китайцев, а молебны о его здравии приказал служить после даосской и буддийской служб. В 1311 г. буддисты отняли у христиан храмы на берегу Янцзы и закрасили фрески на сюжеты из Евангелия изображениями бодисатв и дармапал.
По-видимому, это было реакцией на попытку католиков привлечь в 1310 г. к своей вере хана Хайсана, пьяницу и вырожденца, но тут Монтекорвино не имел успеха. После смерти архиепископа Китая, наступившей в 1328 г., католическая община прозябала до 1368 г., т. е. до свержения монгольской династии. Новая победоносная династия Мин враждебно относилась ко всем направлениям христианства, и последнее постепенно заглохло под давлением мусульманства и буддизма. Несколько дольше держались несторианские монастыри в Уйгурии, но их никто не считал за царство пресвитера Иоанна.
Подход автора и основания для скепсиса
Мы просмотрели всю историю Срединной Азии с высоты полета орла и вершины высокого кургана. Кое-что прояснилось, но многое осталось тайной. И хуже того, количество тайн как будто увеличилось.
В самом деле, пока речь шла о хуннах и древних тюрках, все было ясно: кочевники имели свой специфический быт, а следовательно, и свою идеологию, к этому быту приспособленную. Но появился Уйгурский каганат - и сразу возникает обращение кочевников в иноземные религии, принесенные с Запада и Востока. В 841–847 гг. гибнет манихейское теократическое государство, явно нежизнеспособное, так как чужая религия не была воспринята народом. Казалось бы, гибель Уйгурии должна была отбить у кочевников охоту к идеологическим заимствованиям. Но не тут-то было! Большая часть их принимает христианство и не без успеха приспосабливает его к своей устоявшейся культуре. Значение христианства для них, видимо, заключалось не в том, чтобы устанавливать контакты с основной струей этой религии, а в том, чтобы противопоставить китайским культурным влияниям нечто весомое и равноценное буддизму. Если это так, то почему же этим пренебрегли монголы? Очевидно, нужно разобраться в деталях монгольской религии, а этого с птичьего полета не сделаешь.
Затем непонятно, почему монголы и несториане после нескольких стычек стали мирно уживаться друг с другом. Ведь монголов в армии Чингисхана было около 13 тыс., а всего она состояла из 130 тыс. Почему же 90 % храбрых воинов подчинялись 10 %, не говоря уже о вспомогательных контингентах? И не только подчинялись, но и сражались за девятибунчужное знамя до последней капли крови. И наконец, каким образом несторианство перестало владеть умами и почему оно исчезло? Все непонятно!
Очевидно, принятый нами подход к предмету не универсален, но свою службу он сослужил. Ведь не будь у нас полного охвата исторических явлений, нам не пришло бы в голову ставить такие вопросы. Мы даже не задумались бы над "белыми пятнами" истории Азии и остались бы в блаженном неведении, прикрытом общими фразами о развитии, прогрессе и застое. Теперь же у нас появился повод снова обратиться к источникам и попытаться извлечь из них недостающие сведения.
Работа над текстами требует совсем иного подхода. Мелочи, оговорки средневековых авторов, совпадения и несовпадения разных версий, эмоциональная нагрузка и литературные приемы - вот новое поле для исследования, которое, можно надеяться, окажется плодотворным, потому что мы уже не будем складывать здание по кирпичу, а сосредоточим внимание на деталях, нам интересных и неясных. Но прежде всего вопрос о достоверности. Что толку изучать чужую ложь, хотя бы и древнюю?! И для решения новой проблемы посмотрим на те же события как бы из мышиной норы, естественно ограничиваясь тем небольшим пейзажем, который оттуда виден.