Сопоставление жизни биологической и жизни социума влекло за собой новую интерпретацию законов существования общественных систем, проведенную известным английским философом Г. Спенсером. Выведенный им "закон выживания наиболее приспособленных" фактически заложил основу социал-дарвинизма. Разного рода расовые идеи закрепляли в общественном сознании представления об уникальности собственной нации и, в случае с Англией, сочетались со своеобразной религиозно-этической интерпретацией ее особого предназначения. Следует подчеркнуть, что британская имперская идеология на протяжении практически всей второй половины XIX в. основывалась на фундаменте эволюционизма. Соответственно, наиболее широкое распространение получали факты и концепции, укладывавшиеся в рамки социал-дарвинизма. Вне зависимости от происхождения и исторического прошлого туземец воспринимался как несовершенный человек, как некое подобие "большого ребенка". Его участью оказывалось приобщение к передовой цивилизации, на что надеялись либералы, или уничтожение под напором европейцев, что демонстрировала история освоения Австралии и Новой Зеландии. Современная литература путешествий в избытке представляла набор фактов, подтверждавших представление о варварстве "низших рас". Как писал известный журналист М. Таунсенд, "общим для любого европейского обывателя являлось мнение о том, что в ближайшем будущем Европа разделит Азию так же, как и Африку, и впредь будет облагать налогами, управлять и, прежде всего, "влиять" на народы этого необъятного континента".
Тем не менее потребовалось долгое время для того, чтобы привить британскому обществу мысль о том, что деятельность англичан в туземных странах является не только реализацией тяжкого долга, но и позитивным начинанием для самой нации, деятельностью, достойной восхищения и подражания. Как заявлял генерал-лейтенант и писатель У. Батлер, с 1870-х гг. Африка впервые за всю свою историю почувствовала участие белого человека, который "целиком и полностью посвящает себя службе ей, без ограничений, без корысти, без устали". Новое эмоционально-ценностное отношение к идее служения империи проявилось с середины 1880-х гг.
в формировании своеобразного культа героев империи. Необходимость участия Великобритании в борьбе европейских государств за африканские территории в 1880-х гг. начинает обосновываться и тем фактом, что англичане являлись нацией, лучше всех умевшей налаживать контакты с местным населением и стремившейся всегда соблюдать права туземцев. Новым типом "героя" империи становится колониальный администратор, посвятивший себя целиком и полностью служению делу Англии в колониях. Образцом для подражания служила администрация Египта, работавшая под руководством лорда Кромера, члены которой, по мнению жителей метрополии, проявляли себя как честные, отважные и трудолюбивые работники, заботившиеся о благосостоянии вверенной им страны.
Символом патриота для многих британцев в последние десятилетия XIX в. стал генерал Чарльз Гордон. Фактически состоявший на службе в египетской армии, в 1884 г. генерал был направлен в охваченный махдистским восстанием Судан. Как впоследствии ожесточенно доказывали либеральные политики и историки, Гордону были даны ясные инструкции эвакуировать гарнизоны из суданских городов и отправить в безопасный Египет. Однако произошло то, что либералы восприняли как неисполнение служебных обязанностей, а британское общество как подвиг. Генерал решил любой ценой удержать страну под контролем Лондона. Как признавал министр колоний в кабинете У. Гладстона лорд Гренвилл, сохранение Судана либеральным правительством считалось "безнадежным делом", на которое не стоило тратить ни людей, ни денег. В результате Гордон остался в окруженном Хартуме и погиб при штурме города, не дождавшись с запозданием высланного ему на выручку британского экспедиционного корпуса.
Следует подчеркнуть, что Гордон оказался идеальным героем, воплощавшим в себе все достоинства настоящего "служителя империи" (imperial servant). Его служба проходила в самых опасных районах империи – в Китае во время восстания тайпинов, в Индии, в регионах активной работорговли Центральной Африки. Не стремившийся к карьерным достижениям, отважный и решительный генерал, по словам его биографов, мог "отправляться в одиночку и без оружия в те места, куда не рискнула бы отправиться бригада солдат". Благодаря журналистам и апологетической литературе Гордон представлялся современным рыцарем, строго придерживавшимся своеобразного кодекса чести. В посвященном Гордону произведении известнейший британский поэт А. Теннисон описывал генерала как "самого простого и самого благородного человека". Как признавал во второй половине 1880-х гг. либеральный политик Дж. Морли, "Гордон захватил воображение Англии. Его религия была эксцентричной, но это была религия, и Библия была скалой, на которой он основывался". Таким образом, в значительной степени упрощенный и идеализированный образ генерала апеллировал и к романтическим, и к религиозным чувствам современников. Создание культа Гордона стало приметой времени. Практически в ранг святых был возведен человек, чьи достоинства и деяния имели немного общего с повседневной жизнью и ценностями английского обывателя. В середине XIX в. идея отдать свою жизнь за империю казалась бы нонсенсом и вряд ли вызвала бы широкий энтузиазм публики, стремление подражать подобным примерам.
С середины 1880-х гг. появляется целая плеяда героев, пострадавших за империю. В ранг героев империи были возведены многочисленные миссионеры, как, например "христианский герой" священник А. Маккей, работавший в миссии Уганды и в одиночку проповедовавший в самых отдаленных концах страны. К началу 1890-х гг. относится драматизация истории А. Уилсона, чей отряд был окружен и уничтожен превосходящими силами племени матабеле в Южной Африке. Легенда о "патруле Уилсона" стала основой для многочисленных театральных постановок и литературных произведений. Трактовка гибели британских солдат была проникнута духом патриотизма. Общество убеждалось в том, что воины не отступили ни на шаг и умерли с гимном "Боже, храни королеву" на устах.
Следует отметить, что окончательно изменения в подходах к определению целей цивилизаторской миссии были закреплены в последнее десятилетие XIX в. По мере расширения власти британской империи на туземные территории, вызванного в первую очередь соображениями экономического и стратегического характера, возрастает и стремление объяснить экспансию причинами гуманистического характера. Альтруистичность британского правительства доказывалась стереотипным аргументом о существовании чувства национальной ответственности за благополучие всех отсталых народов, определенных имперских обязанностей. Основными средствами распространения цивилизации по-прежнему считались торговля, хорошее управление, образование. Миссия должна была приобрести новое значение для самих англичан. Как писал один из ведущих теоретиков консервативной партии X. Сесил, "Национальное существование означает способность выполнять национальную миссию". Такая способность оказывалась одним из признаков жизнеспособности нации, непосредственно связывалась с ее достоинством. В начале 1888 г. в журнале "Девятнадцатое столетие" выступил Т. Е. Кеббел, консервативный политик и писатель. По его мнению, англичане оказались перед важнейшим в их истории выбором своего национального идеала. Чем является Британия – нацией лавочников или родиной предприимчивых и бесстрашных пионеров?
Как писал политик, "с одной стороны мы ставим тяжкий труд и опасности завоевания, колонизации и цивилизаторской деятельности, с другой – тихое наслаждение легкой жизнью, лишенной развития и избавленной соревнования, но обладающей достаточным комфортом, свободой и спокойствием за Ла-Маншем". Для самого автора выбор был очевидным – в пользу имперской миссии.
Таким образом, практически до конца 1880-х гг. "зависимая империя" находилась на периферии внимания британского общества. Проблемы внутриполитического развития Соединенного Королевства, все еще значительное влияние либеральных идей и либеральной партии не способствовали широкому распространению как более обширной информации, так и новых взглядов на проблемы империи. С 1870-х гг. начинают предприниматься попытки вызвать широкий общественный интерес к проблеме распространения христианства и цивилизации в странах Азии и Африки, модифицировать концепцию миссии в контексте идеи предназначения англо-саксонской расы. Имперские идеологи начинают выводить на первый план гуманистические, морально-этические теории, призванные оправдать расширение Британской империи на страны Азии и Африки.
События европейской истории последних десятилетий XIX в. демонстрируют, что апелляция к патриотизму общества и национальным чувствам была общей характеристикой империалистической пропаганды и политики в различных европейских государствах. Весьма показательным фактором является быстрота и легкость, с которой происходило в это время распространение имперского национализма в Великобритании. Этот процесс сопровождался кризисом либеральной партии и ослаблением космополитической в своей сути либеральной идеи империи.
Практически до середины 1880-х гг. даже мысль о том, чтобы отождествить национальные и имперские интересы, была бы крамольной. Новое экономическое мышление – свободная торговля – сводила к минимуму ценность переселенческих колоний. Идеальной моделью устройства империи в таких условиях оказывалась модель греческой колонизации. "Богатые, процветающие и самостоятельные колонии, выросшие в нации", как заявлял У. Гладстон, не требовали бы постоянных расходов на их оборону и поддержание экономического развития. Однако переселенческие колонии, населенные представителями британской расы и в значительной степени зависимые от "страны-матери", постоянно подтверждали свое желание сохранить тесные связи с метрополией.
Изменения в отношениях англичан к колонистам, произошедшие в последние десятилетия XIX в., были обусловлены в первую очередь обстоятельствами объективного характера. Свою роль сыграло то, что современники окрестили "уменьшением мира": новейшие транспортные средства позволяли обеспечить ускоренное сообщение между континентами. Был преодолен негативный разделяющий эффект расстояний. Первые попытки преодолеть либеральный космополитизм в экономическом аспекте демонстрировала уже программа Лиги справедливой торговли в 1881 г. Примечательно, что в документе прослеживается выраженное деление между "нашими доминионами" и "иностранными протекционистскими странами", потенциально коммерчески враждебными по отношению к Британии.
Политическое будущее Великобритании как великой державы могла обеспечить консолидация империи. Многие общественно-политические деятели в первую очередь Дж. Чемберлен и лорд Розбери, члены Лиги справедливой торговли и Лиги имперской федерации, представители других партий и организаций приоритетной задачей имперского движения считали объединение различных частей "белой империи" практически в единое государство. Однако залогом долгого существования формальных, механических связей имперские идеологи считали признание британским обществом новой идеи единства англо-саксонского мира.
Основателем и активным пропагандистом этого аспекта имперской идеологии был политик-радикал Ч. Дилк, автор труда "Великая Британия" или "Великая Великобритания" (Greater Britain). По признанию автора, впервые он использовал этот термин для обозначения "стран, населенных нашей расой, разговаривавших на нашем языке и пользовавшихся нашей системой права, однако имевших различные флаги". По мнению политика, необходимо было любыми средствами развивать взаимоотношения и сотрудничество с динамично развивающимися и родственными Англии сообществами. Благодаря произведению Дилка современникам был открыт новый мир, члены которого обладали, помимо лояльности к королеве Виктории, многими чертами обычных британцев. Однако, как позже признавал сам Ч. Дилк, термин "Великая Британия" на протяжении последней трети XIX в. использовался в основном для определения не только родственных, но и политически взаимосвязанных обществ.
Ограничение "Великой Британии" рамками Британской империи было популяризировано известнейшим историком, автором неоднократно переиздававшегося курса лекций "Расширение Англии" Дж. Сили. Если Ч. Дилк предоставил обширный фактический материал, то Дж. Сили обеспечил теоретическое обоснование новым взглядам на проблему единства "белой империи". Именно творчество Дж. Сили оказалось одним из важнейших стимулов развития имперской идеи в последние десятилетия XIX в. Оксфордский историк предложил свою интерпретацию имперской истории, которая стала новым основанием для определения перспектив и будущего Британской империи и "Великой Британии". Сили постарался изменить устоявшийся стереотип переселенческих колоний как собственность Англии. Такие подходы, по мнению исследователя, были свойственны колониальной системе XVII и XVIII вв., когда колонистов "называли англичанами и братьями, а управляли ими как завоеванными индейцами". Современный же этап развития империи требовал развития партнерства и сотрудничества между Англией и самоуправляющимися колониями. По существу, утверждал Сили, эти колонии нельзя было рассматривать как иные государства, поскольку все их основообразующие структуры – политические и экономические системы, культурологические особенности – были аналогичны английским. Согласно его заключению, "Великая Британия" не являлась империей в обычном смысле этого слова, поскольку представляла собой "естественный рост, простое и естественное расширение английской расы на иные земли".
Следует отметить, что огромное влияние, оказанное Сили на современников, было вызвано масштабностью проведенной им интерпретации имперской истории. Прошлое империи представлялось одновременно блистательным и героическим, избавленным от налета милитаризма и торгашества. В будущем империя оказывалась залогом стабильного развития Англии и устойчивого положения страны на мировой арене. На понятных и убедительных примерах англичанам преподносилась идея величия англо-саксонской расы, распространившейся по миру и несшей гений британцев.
Особая роль в распространении идеи единства англосаксонской расы принадлежала лорду Розбери. Политиков метрополии он призывал для начала отказаться от великодержавного отношения к заокеанским англичанам. Лишь усилия современников могли обеспечить авторитет Англии как "богатой матери гигантского содружества и миролюбивых империй, которые увековечат лучшие качества расы". Национализм лорда Розбери носил ярко выраженный имперский характер. Согласно заявлению политика, Англия оставалась составной частью Европы, но гораздо большее значение для нее должны были иметь нужды и проблемы членов ее империи. Таким образом, "Великая Британия" означала отождествление британских и имперских интересов.
Интересно отметить, что представители либеральных кругов принимали весьма активное участие в процессе разработки и пропаганды идеи единства англо-саксонских народов. Автор самого термина, Ч. Дилк, неоднократно избирался в парламент и входил в состав кабинетов У. Гладстона. Деятельностью Лиги имперской федерации фактически руководили представители либеральной элиты. Вряд ли можно утверждать, что либералам была полностью чужда идея колониальной экспансии и расширения числа коронных колоний. Скорее, неизбежность расширения границ империи признавалась необходимым злом, своеобразной особенностью современного этапа развития мировой цивилизации. При этом мечта о "Великой Британии" вызывала гораздо больший энтузиазм и являлась лучшим средством для приспособления либеральной идеологии к требованиям времени.
Ч. Дилк, лорд Розбери, Дж. Сили выступили как "отцы-основатели" идеи "Великой Британии", ставшей отличительной особенностью имперской идеи в последние десятилетия XIX в. Апологеты этой идеи традиционно не уделяли особого внимания техническим проблемам управления и защиты этого огромного конгломерата. По их мнению, главной задачей было развить у британцев чувство патриотизма.
Распространению нового образа "белой империи" способствовали и дискуссии, развернувшиеся в английском обществе вокруг различных проблем империи. Лига справедливой торговли, Лига имперской федерации, Имперский колониальный институт способствовали распространению консолидационистских идей. Мечта о "Великой Британии" обладала большой притягательностью. Без значительных материальных и людских затрат небольшое островное государство превращалось в великую державу с владениями во всех частях Земли. Создание союза англо-саксонских государств по существу оправдывало историю империи и давало надежду на достижение блестящих результатов в будущем. Идея была безупречной и в морально-этическом плане, в ней отсутствовали намеки на агрессивность и экспансионизм. Она соответствовала современным трактовкам биологических законов и представляла собой доказательство прогресса расы.