Важнейшей составляющей идеи "Великой Британии" можно назвать многочисленные теории, сводившиеся к признанию превосходства и определению предназначения англо-саксонской расы. "С моей точки зрения, расовая связь имеет фундаментальное значение", – утверждал один из "строителей империи" А. Милнер. Имперские идеологи отмечали, что колонизаторская деятельность способствует развитию лучших черт англичан – храбрости, справедливости, преданности, служения долгу. Дж. Чемберлен провозглашал: "Я верю в то, что британская раса является самой великой из всех правящих рас, которые когда-либо видел мир". Современные ученые и писатели определяли различные базовые черты, свойственные англо-саксам. Чаще всего в этом качестве фигурировали стремление к свободе и независимости, умение полагаться на свои силы, индивидуализм и твердость. Авторитетные британские социологи Б. Кидд и Ч. Пирсон в традициях своего времени анализировали взаимоотношения рас и распространение цивилизаций. Так, согласно теории Б. Кидда, англо-саксонская раса доминировала над иными представителями Запада и тем более "низших рас" благодаря присущей ей способности добиваться "социальной эффективности". Этим термином ученый обозначил те черты, которые, по мнению современников, отличали британцев – интеллектуальные способности, умение применять достижения науки в целях усовершенствования общественного строя. Таким образом, по мнению Кидда, население британских автономий с полным основанием можно было отнести к англо-саксонской расе. В частности, это ярко демонстрировал пример Новой Зеландии, где поселенцы успешно заселили территории, эффективно использовали ресурсы страны и построили государство современного типа. Соответственно, и Австралия традиционно рассматривалась как страна, перенявшая большинство традиций и институтов Великобритании, как "по существу британская страна, более британская, чем любая иная колония, более британская, чем само сердце империи".
Существовало множество других факторов, объединявших людей английского происхождения по всему миру. Уже с середины 1880-х гг. британские газеты начали увеличивать объемы материалов, посвященных событиям в колониях. Пресса и переписка, литература и спорт, сходство темперамента и традиции общественной жизни – все это могло стать залогом успешного сотрудничества англо-саксов на многие десятилетия. По мнению авторов фундаментальной Кембриджской истории нового времени, изданной в начале XX в., Британская империя постепенно преобразовывалась в лигу англо-саксонских народов. В целом это высказывание отразило значительные изменения, произошедшие в имперской идее в последней трети XIX в. Об этом свидетельствует и неоднократно выдвигавшееся предложение о том, чтобы переименовать Британскую империю в "Великую Британию". По мнению современников, термины "империя" и "империализм" не подходили для характеристики современного этапа взаимоотношений между Англией и самоуправляющимися колониями. Слово "имперский", как отмечал X. Эджертон, выражало явный оттенок милитаризма.
Отношение англичан к жителям автономий, таким образом, изменилось кардинально. Новая интенция утверждала, что англичанам не найти более близких народов, нежели жителей Канады, Австралии и Новой Зеландии. Более того существовала тенденция и вовсе нивелировать существовавшие между метрополией и переселенческими колониями различия, идентифицировать их интересы с интересами Англии. В рассуждениях имперских энтузиастов незначительное место занимала проблема других европейцев в британских колониях, в частности, значительной группы франко-канадцев. Тем не менее находились и скептики, признававшие иллюзорность надежд на предполагаемое англо– саксонское братство по всему миру. По мнению оксфордского ученого Дж. Филлимора, "наличие незначительного количества англичан в разнородных ордах, населяющих территорию США" отнюдь не позволяло причислить это государство к сфере доминирования английской расы. С другой стороны, оптимизм сторонников тесной имперской интеграции охлаждался рассуждениями о том, что духовное родство невозможно скрепить материальными узами, не превратив последние в оковы.
Энтузиасты имперской консолидации подчеркивали огромный вклад, который внесла бы реализация идеи англо-саксонской федерации в установление бесконфликтных международных отношений. Находясь в "блестящей изоляции", британцы все же с возраставшей благодарностью принимали поддержку автономий. Так, переселенческие колонии были единственными, кто оказали моральную поддержку Великобритании в кризисный 1896 г. после провала рейда на Трансвааль. "Объединенные англо-саксы смогли бы обеспечить мир во всем мире", – провозглашал С. Шеппард, бывший администратором Британского Бечуаналенда.
Следует также отметить, что во многих схемах о глобальной роли "Великой Британии" скрыто присутствовала Америка. Союз англо-саксонских сообществ, проживавших в Европе, Америке и Австралии, представлял значительную политическую силу, не сравнимую с потенциалами любого национального государства. Формирование подобного объединения гарантировало бы распространение британского политической модели, языка и культуры. Английский образец представлялся викторианцам наиболее передовым, что позволяло заявлять о том, что будущее цивилизации зависит от англо-саксонской расы. Как было отмечено выше, первоначально Ч. Дилк подразумевал под "Великой Британией" все сообщества англосаксонского происхождения. Таким образом, в их число обязательно должны были попасть и США. Отношения англичан к этой стране в значительной мере определялось сложной историей взаимоотношений 13 колоний с метрополией в XVIII–XIX вв. Поддержка, которую оказывала Англия южным штатам в период гражданской войны, также не способствовала укреплению связей между государствами.
Развивая идею единства англо-саксонских народов, Дж. Чемберлен в 1880-х гг. впервые включил США в число потенциальных партнеров Англии. Обладая значительной коммерческой хваткой, он одним из первых обратил внимание на стремительно возраставшую мощь этого ведущего государства Нового света. Во время своего визита в Канаду в 1888 г., в своих многочисленных выступлениях политик акцентировал идею общности интересов англичан, проживавших как в Англии, так и в Канаде, и в США. "У нас единая раса и единая кровь", – так Чемберлен определял узы, связывавшие Англию и Америку. Считалось, что несмотря на многочисленную эмиграцию, американцы сохранили особенности английского характера. По мнению одного из ведущих имперских идеологов С. Уилкинсона, достаточно было сопоставить достигнутые Соединенными Штатами успехи с уровнем прогресса южноамериканских государств, бывших испанскими и португальскими колониями, чтобы убедиться в "ценности работы, проделанной британскими поселенцами". Ч. Дилк в своих многочисленных произведениях называл США самой верной колонией Англии. Он ратовал за формирование мирового союза, состоящего из англо-саксонских стран и распространяющего свое влияние на две трети земного шара.
Таким образом, на рубеже XIX–XX вв. термин "Великая Британия" стал общепринятым обозначением государств "белой империи". В это время раздавались лишь единичные предупреждения о грядущих проблемах, связанных с быстрым ростом колониального национализма. В целом же британское общество верило в возможность скорого осуществления мечты о "Великой Британии", которая навсегда сохранит за Англией положение мирового лидера и центра европейской цивилизации.
Последнее десятилетие XIX в. правомерно рассматривать как своеобразный апогей развития имперской идеи за прошедшее столетие. Фактически в этот период имперская идея заняла важное место в общественном сознании, стала неотъемлемой частью британской культуры. Действия британского кабинета служили укреплению веры в имперское предназначение англо-саксонской расы и цивилизаторскую миссию. Происходило развитие разнообразных имперских концепций, увеличилось количество средств, при помощи которых идеи распространялись в обществе.
Практически каждый год империя привлекала внимание новыми значительными событиями. Так, в 1890 г. был подписан англо-германский договор о разделе сфер влияния в Восточной Африке. В 1893 г. была развязана война с южноафриканскими племенами, привлекшая внимание к деятельности компании С. Родса. 1895 г. был отмечен неудачным набегом на бурское государство Трансвааль, 1896 г. – серией дипломатических проблем и началом суданской кампании. В 1898 г. страна оказалась на грани войны с Францией из-за спорных африканских территорий, в 1899 г. война все же началась, однако, с бурами Южной Африки. Зачастую эти события вытесняли на второй план вопросы местного, внутрианглийского значения. Следует отметить, что к 1890-м гг. в значительной мере проявились результаты процесса реформирования избирательной и образовательной систем страны, оказавшие самое непосредственное влияние на распространение имперской идеи в обществе. С одной стороны, благодаря избирательным реформам 1867 и 1884–1885 гг. право голоса получили не только аристократия и буржуазия, но и городские, и сельскохозяйственные рабочие страны. В результате насущной задачей политических партий стало приспособление своих программ к более широким интересам. С другой – приобщению избирателей к политической культуре способствовала демократизация системы образования в Великобритании, увеличение числа государственных школ и введение обязательного начального образования.
Имперская тематика занимала значительное место в программных выступлениях лидеров юнионистской партии – лорда Солсбери, Дж. Чемберлена, А. Бальфура, лорда Хартингтона. Консервативные политики учитывали настроения средних слоев британского общества, обеспокоенных подъемом рабочего движения, распространением социалистических идей. Империя приобретает фундаментальное значение для сторонников политической стабильности и умеренного реформирования, воспринимается как один из важнейших традиционных институтов. В то же время на привлечение рабочего избирателя перспективами материальной выгоды была направлена социал-империалистическая агитация юнионистских лидеров. Можно отметить, что представители рабочего класса Великобритании предпочитали отдавать свои голоса консерваторам, рассчитывая на то, "что их надежды на улучшение жизни могут осуществиться лишь с открытием внешних рынков и установлением морского и военного господства Британии".
Одновременно консервативные политики постоянно использовали обращение к имперскому чувству как неотъемлемой черте характера британцев. Доминантой юнионистской имперской идеи можно назвать ее протекционистский характер. Она призывала к защите единства империи, объединению членов империи против иностранной торговой экспансии, поддержанию престижа и влияния Британской империи в мире, и тем самым апеллировала консервативно настроеннома электорату. Подводя итоги 5-летнего сотрудничества либерал-юнионистов и консерваторов в борьбе против требований ирландских националистов, лидер либерал-юнионистов Дж. Чемберлен призвал своих приверженцев "двигаться плечо к плечу до тех пор, пока не будет уничтожен подлый заговор, угрожающий единству империи". Консервативные политики стремились в полной мере использовать рост общественного интереса к проблемам империи, монополизируя право выступать от имени империи. Лорд Солсбери провозглашал: "За последнее время не было более важного события, чем развитие той идеи, которая целиком и полностью принадлежит консервативной партии, а именно, развитие веры в имперскую власть, имперскую миссию, имперские обязанности этой страны".
Со своей стороны лидеры либерал-империалистов старались уверить общественность в том, что являются еще более пылкими патриотами, чем юнионисты. В последнее десятилетие XIX в. лорд Розбери представил свой вариант дальнейшего развития "старой либеральной партии", обновленной "новым имперским духом". Согласно мнению политика, для подлинного империалиста Британская империя должна была стать "делом, умереть за которое любой человек счел бы честью". Даже стойкие приверженцы классического либерализма уже не осмеливались заявлять о том, что колонии могут и должны отделяться от метрополии. Тем не менее они продолжали критику отдельных проявлений экспансионизма и джингоизма у своих политических оппонентов.
Важным показателем общественных настроений стали всеобщие выборы 1895 и 1900 гг., закончившихся убедительными победами консерваторов. На выборах 1895 г. юнионисты получили 441 место в парламенте, в то время как либералы – лишь 177 мандатов, в 1900 г. соответственно 402 и 183 места. Однако подобный результат был достигнут благодаря своеобразию британской мажоритарной избирательной системы. В реальности же за юнионистов и либералов было подано приблизительно одинаковое число голосов – около 1,9 млн за юнионистов и 1,8 млн за либералов в 1895 г.; 1,8 млн и 1,6 млн в 1900 г. соответственно. Очевидно, что на рубеже XIX–XX вв. британское общество по-прежнему оставалось в сфере воздействия двух влиятельных идеологий. В определенном смысле это обстоятельство способствовало преодолению одностороннего догматизма и в развитии имперской идеи, продолжению творческих поисков и дискуссий по различным проблемам имперского масштаба. Таким образом, в 1890-х гг. имперская идея приобретает межпартийный характер.
На рубеже XIX–XX вв. было зафиксировано и новое представление о сущности империализма как принципа государственной политики. С одной стороны, он означал "стремление к расширению Британской империи в тех направлениях, где торговые интересы и инвестиции требовали защиты флага". С другой – империализм выступал как движение, направленное на объединение отдельных самоуправляющихся частей империи, "чтобы в целях обороны, внутренней торговли, соблюдения авторских прав и почтового сообщения они составляли практически единое государство". Таким образом, благодаря существованию "белой империи" британский империализм приобретал определенную специфику, мощную конструктивную составляющую. Именно позитивные интенции имперской идеи стремились постоянно акцентировать ведущие политические и общественные деятели страны. Согласно высказыванию авторитетного консервативного политика лорда Карнарвона, "подлинный империализм – это не просто увеличение территории и количества подданных". Для своих сторонников империализм означал прежде всего долг и службу на благо различных народов мира. Благодаря этому многие лидеры политической элиты Великобритании последнего десятилетия XIX в., вслед за лордом Керзоном, открыто провозгласили себя империалистами.
Имперские энтузиасты последней трети XIX в. учитывали уроки 1850-1860-х гг., продемонстрировавшие необходимость распространения информации об империи для формирования общественного мнения. Цели "просвещения" нации в имперском вопросе ставили Колониальное общество, Имперский колониальный институт, Лига имперской федерации и многие другие организации. Широкое распространение получали труды имперских идеологов, практически ежегодно издавались и переиздавались произведения Дж. Сили, Ч. Дилка, С. Уилкинсона, Б. Кидда, тиражировались речи лорда Розбери, Дж. Чемберлена. В 1890-х гг. непререкаемой истиной стало признание Б. Дизраэли "отцом империализма", политиком, спасшим империю от дезинтеграции. Именно в это время традицией британской историографии стало разделение имперской истории второй половины XIX в. на 2 периода: 1 – 1850-1860-е гг., 2 – 1870– 1900-е гг. Считалось, что в ходе 1-го империя оказалась на грани распада из-за политики и идеологии либеральных правительств.