Без доступа к воде владение земельной собственностью было бессмысленным. Подобная реальность сформировала тесную связь между арендой земли и правами на воду. Вода рассматривалась как Божий дар, которым нельзя владеть или контролировать частным лицам. Поэтому распределение воды по полям осуществлялось на уровне деревенской общины контролером воды (по-таджикски и узбекски: мираб), за которым, в свою очередь, следил старейшина (аксакал), выбиравшийся деревнями, которые пользовались основным каналом. Если размер ирригационной сети требовал двух или более старейшин для присмотра, один старейшина назначался главным и брал на себя ответственность за всю систему, а также за чистку и содержание каналов.
Претензии земледельца на какую-нибудь пустошь были ограничены числом бычьих упряжек, которыми он владел. Быками измерялась земельная площадь, поскольку количество, которое одна упряжка быков может обработать, например, на территории Бухары, обычно равнялась 50 танапам (или около 37 акров). Старейшины решали, какую из неиспользуемых земель следует отдать под обработку, и затем объявляли в деревнях или поселениях, что все, кто желал получить землю, должны явиться в определенное место со своими упряжками быков. Земля делилась на такое количество участков, сколько имелось в наличии упряжек. Все участки были равны по площади. Распределение участков совершалось посредством жребия. Владельцам нескольких упряжек выделялись соседние участки. Их называли cheks.
Старейшины подавали воду на отдельные участки по очереди, чтобы каждый получал по справедливости свою долю. Если участок земли обрабатывали, или он был окружен стеной, или на нем построили дом, то этот участок становился частной собственностью. Если участок находился под паром, то собственнику приходилось содержать в порядке канал, ведущий к этому участку, и к тому же он был обязан посылать упряжку быков на общие работы. Старейшина сам решал, сколько воды направлять в канал, ведущий к индивидуальному участку земледельца. Имелась меры воды, которую называли qulaq, но она определялась на глаз. Теоретически воду подавали всем равномерно; например, те, кто владел участками в начале канала, не имели права пользоваться водой больше, чем положено, чтобы не пострадали те, чьи участки располагались дальше вдоль канала. На практике своевременная взятка обеспечивала дополнительную подачу воды. Такая ситуация явно устраивала зажиточного земледельца. Кроме того, собственники земли в начале каналов часто отводили воды больше, чем положено для выращивания риса.
После того как русские объявили всю землю в Средней Азии государственной собственностью, какой она уже была согласно местному обычаю, они предприняли дальнейшие действия. Постановили, что все занятые или обрабатываемые земли принадлежат лицам, которые на них работали. Этот декрет, преобразующий многих арендаторов и издольщиков в собственников, расценивался в качестве "одной из наиболее прогрессивных мер, принятых колониальным режимом".
Скотоводство уступает земледелию
Частная собственность на землю не обязательно определяла всю важную сельскохозяйственную деятельность. Ибо пастбища для скота и овец оставались неогороженными и являлись общими. Животные, которыми владели в Средней Азии земледельцы и кочевники юга, делились на три основные категории. Те, что содержали оседлые хозяева для транспортировки или вращения простых механизмов, таких как колесо для полива и маслобойный пресс. Те, что выращивались кочевниками пустынь или полупустынь, – туркменами, каракалпаками, кыпчакскими узбеками и южными казахами. Те, что принадлежали киргизам и горным таджикам. К последним двум категориям относились 13,3 млн овец, зарегистрированных в 1900 году по Туркестанскому краю. Около 11,5 из них паслись на полупустынных территориях Семиречья, Сырдарьи и Закаспийской области.
Из 1,7 млн голов скота 948 тыс. казахи и киргизы пасли в Сырдарьинской области и Семиречье. Высокая численность скота (422 тыс.) в Ферганской области свидетельствует о использовании быков для пахоты, помимо других целей. Знаменитые туркменские коневоды в Закаспийской области содержали лишь 124 тыс. из 1,7 млн лошадей в Туркестанском крае. В одном Семиречье паслось 714 тыс. лошадей. Самаркандская и Ферганская области содержали 63 тыс. из 98 тыс. ослов. Эта цифра предполагает, что ослы использовались среди оседлых земледельцев и городских жителей преимущественно как средство личного транспорта. 1,9 млн коз распределялись по всей Средней Азии, как и овцы. Более половины из 821 тыс. верблюдов насчитывалось в Сырдарьинской области. Отдельные стада домашних свиней имелись лишь в Семиречье, где 13 тыс. принадлежали не мусульманам, а русским. Эти цифры, возможно, неточны, так как кочевники нередко преуменьшали численность своих стад и гуртов, чтобы снизить налоговые выплаты. Кроме того, мобильность кочевой жизни сильно затрудняла подсчет животных.
Сельское хозяйство в степных областях сводилось к выращиванию казахами проса в тех местностях, где группа кочевников решала осесть на короткое время и где имелась вода. Просо не нуждается в постоянном орошении земли. Казахи не пытались развивать ирригацию.
И только с приходом русских земледельцев в казахские степи эти обширные территории пастбищ преобразовались в край выращивания зерновых. Хотя первый основной поток русских поселенцев фактически обосновался в Семиречье, где казацкие пограничные посты (станицы), появившиеся в 1860 году, пополнились русскими мигрантами, основная масса сельскохозяйственных поселений появлялась в северных степях начиная с 1880 года и достигла пика после 1905 года. К 1913 году обрабатываемая площадь земель в казахских степях достигла 38,07 млн акров (14 млн 101 тыс. десятин), или около 8,3 % степных областей. Акмолинская область выделила под пахоту 17 млн 588 тыс. акров (6 млн 514 тыс. десятин), или 12,5 % всей территории. Это выгодно отличалось по сравнению с орошаемой территорией в 2,6 % Туркестанского края примерно в то же время. К 1913 году поля Казахстана были на 61 % засеяны пшеницей; просом на 14 % (выращивалось главным образом казахами); овсом на 13 %; рожью на 5 % (засевалась на 16 % казацких земель в Уральской области). Ячмень, гречиха, картофель, кукуруза, горох, лен и конопля завершали список культур. Местами выращивались подсолнечник, табак и дыни.
Поскольку казахские скотоводы постепенно вытеснялись с пастбищ русскими пришельцами, правительство попыталось переселить их и побудить к оседлой жизни. Полным успехом эта политика обязана не положительному действию властей, а тому, что лучшие пастбища казахов были конфискованы, а традиционные пути кочевья блокированы русскими новыми хозяйствами. Поэтому они не имели другого выбора, кроме как селиться в каком-нибудь месте и заниматься земледелием. Хотя казахи сохраняли свои стада и пользовались более ограниченными путями передвижения.
Фактически к революции 1917 года часть казахов уже поменяли чисто кочевнический образ жизни на жизнь оседлых пастухов, содержавших скот для прокорма. Так, при помощи сельского хозяйства русские изменили традиционный образ жизни казахов гораздо больше, чем других народов Средней Азии, в предреволюционный период, хотя многие казахи все еще оставались в основном кочевниками.
Наличие пастбищ и видов животных, которых пасли казахи, позволяет предположить, что животноводство было их единственным реальным занятием до прихода русских. Перемещения животных с целью обеспечить им сезонные пастбища круглый год без заготовки корма являлись постоянным занятием. Расстояния, покрываемые за год, разнились от 50 или 100 миль до 450 или 550 миль. Они сопровождались постоянной борьбой против засухи, буранов и заморозков, наступающих после оттепели. Чтобы дать представление о размерах стад, которые значительно отличались в благоприятные годы от неблагоприятных лет, приводятся нижеследующие данные за 1916 год в цифрах, относящихся к территории современного Казахстана. Овцы и козы – 18 млн 364 тыс.; крупный рогатый скот – 5 млн 062 тыс.; лошади – 4 млн 340 тыс. и свиньи – 278 тыс. Следовательно, до революции 1917 года в степях наметился поворот от традиционного скотоводства к аграрной экономике. Происходила борьба за пастбища между пастухами и пахарями. Русские пытались развивать среди местных жителей рыболовство на коммерческой основе вдоль рек, а также на берегах Аральского и Каспийского морей, но отсутствие рынка и современных методов сохранения улова в значительной степени сдерживали это предприятие.
Советская сельскохозяйственная политика
Дореволюционная политика России в Средней Азии ориентировала хозяйства на хлопководство и отказ от выращивания зерна и других продовольственных культур. Первый серьезный результат этого жители ощутили во время Первой мировой войны и последующих революционных беспорядков, когда южная часть Средней Азии почти целиком зависела от поставок зерна из Западной России. Любая заминка движения на этой дороге жизни была чревата катастрофической ситуацией. А обратный переход от хлопководства к выращиванию зерна требовал значительного времени, в течение которого поставки продовольствия могли иссякнуть.
Объем поставок зерна из России начал уменьшаться в начале 1914 года в связи с потребностью в продовольствии на Западном фронте. Однако подлинный кризис начался в декабре 1918 года, когда Средняя Азия оказалась совершенно отрезанной от России. Прекратились не только поставки зерна, возникла серьезная нехватка топлива, железнодорожные паровозы сжигали в топках древесину саксаула, хлопковое масло и сушеную рыбу. Между тем неотправленный хлопок громоздился кипами на железнодорожных станциях. Разрыв коммуникаций был вызван разрушением во время Гражданской войны путей и мостов, особенно между Оренбургом и Актюбинском. Однако к концу 1919 года ущерб был устранен, а между Средней Азией и Россией возобновились взаимные поставки зерна и хлопка.
В такой чрезвычайной ситуации тем не менее не предпринималось широкомасштабной организованной попытки засеять значительную земельную площадь зерновыми или другими продовольственными культурами. Многие земледельцы в связи с невозможностью продать хлопок и, видимо, перенасыщением рынка прекратили его выращивать и начали сеять зерно. Но советские власти прибегли к насильственным реквизициям зерна и продовольствия у хозяев, что вызывало страх и не способствовало дальнейшим посадкам зерновых. Площади, выделенные под разные культуры, резко уменьшились, поскольку помимо этого в сельской местности господствовала анархия. Отряды басмачей усиливали хаос, перехватывая продовольствие, убивая скот и разрушая оросительную систему. Нехватка рабочей силы и материалов препятствовала ремонтным работам. Было разрушено несколько крупных ирригационных сооружений и большая часть оросительной системы. Небольшие каналы и канавы, содержавшиеся земледельцами для поливки собственных полей, заилились и пришли в негодность.
Огромное сокращение количества поливных земель сравнимо лишь с одинаково катастрофическим уменьшением богарных земель, отведенных под посадки зерна. К 1918 году орошаемая территория Туркестанской АССР, совпадающей приблизительно с границами бывшего Туркестанского края, составляла лишь 37,5 % всей орошаемой территории в 1915 году, в то время как богарные земли составляли 36,4 % всей территории в том же году. В 1920 году орошаемые земли вновь увеличились до 3,3 млн акров (1,2 млн десятин). Но территория богарного земледелия снова уменьшилась в 1919 году, а к 1920 году достигла лишь уровня 1915 года в 1,1 млн акров (400 тыс. десятин). Таким образом, к 1920 году посевные земли в Туркестанской АССР составляли всего 45,7 % посевных земель 1915 года. Различные темпы восстановления орошаемого и богарного земледелия объясняются большей продуктивностью орошаемых земель по сравнению с территориями, зависящими от природных осадков. Отсюда естественное стремление земледельцев восстановить в первую очередь участки орошаемой земли. Поскольку продовольственный кризис продолжался, зерновые культуры стали постепенно вытеснять хлопок, несмотря на реквизиции и грабежи. Засуха 1917 года и плохой урожай хлопка побудили отказываться от посадок хлопка в регионе. К 1921 году они занимали лишь 200 тыс. акров (80 тыс. гектаров) в сравнении с 1 млн 058 тыс. акров (423 500 гектаров) в 1913 году. Несмотря на такие запоздалые попытки замещения хлопка продовольственными культурами, юг Средней Азии пережил жесточайший голод с 1919 по 1923 год. От него умерли более миллиона человек. Голод наряду с общим хаосом в регионе привели аграрную экономику к краху.
Первым шагом советских властей после Гражданской войны и разгрома основных басмаческих банд стало восстановление (с 1922 по 1928 год) системы орошения. Разрушенные главные каналы и другие сооружения были восстановлены, и в 1923 году был создан мелиоративный кооператив для выдачи земледельцам кредитов на восстановление их местных систем орошения. К 1926–1927 годам около 78 % земель, орошавшихся в 1914 году во всем Узбекистане, было восстановлено, а к следующему году – около 82 %. Однако в 1927 году земли под хлопком лишь ненамного превышали площади 1914 года, в то время как земли под зерно достигали лишь 64,5 % от тех, что имелись в 1914 году. Другими словами, процесс реконверсии сельского хозяйства к почти исключительному выращиванию хлопка активно осуществлялся, а количество зерна, доставленного из России в 1927 году, уже превосходило примерно на 25 % импорт 1916 года. Зерновые культуры, все еще выращиваемые на юге Средней Азии, все больше ограничивались районами, полагающимися на естественные осадки, чтобы освободить земли под хлопок. С целью поощрения такого развития в 1926–1927 годах были отменены все налоги на урожаи, полученные с богарных земель. Исследование процесса возрождения сельского хозяйства на оседлых территориях Средней Азии вплоть до 1927 года четко показало, что в 1920-х годах советские власти проводили ту же сельскохозяйственную политику, что и царская администрация. В результате южная часть Средней Азии оказалась прочно привязана к России в качестве колонии с монокультурой.
Узбекистан успешно развивал хлопководство. В 1932 году узбеки выращивали около 61 % всего хлопка, идущего на производство волокна в Советском Союзе. К 1928 году посевные земли для всех культур в республике достигли 4,4 млн акров (1 млн 759 тыс. гектаров), из которых 3,4 млн акров (1 360 700 гектаров) орошались. Из орошаемых земель 44,7 % были отведены под зерно, 38,9 % – под хлопок и 9,2 % – под люцерну. Другие культуры состояли главным образом из овощей, дынь и фруктов. К 1932 году посевные площади увеличились до 6,9 млн акров (2 786 700 гектаров), из которых 4,4 млн акров (1 776 500 гектаров) орошались, но к этому времени земли под хлопок увеличились до 55,9 % орошаемых земель, в то время как земли под зерно уменьшились до 15,8 %. Люцерна занимала 15,6 % орошаемых земель, одна из немногих культур, кроме хлопка, которая показала рост.
Богарные земли в этот период тоже значительно возросли, увеличившись в 1932 году в два с половиной раза по сравнению с 1928 годом. Однако, хотя урожаи пшеницы и ячменя составили в 1932 году 147 600 тонн по сравнению со 101 800 тоннами в 1928 году, этого было недостаточно для продовольственного обеспечения населения. В Узбекистане в 1928 году 61 % дефицита зерна в 617 тыс. тонн покрывался импортом из России. И только через значительное время после постройки железной дороги Турксиб в 1931 году в Узбекистан поступило достаточно зерна для удовлетворения потребностей населения.
Коллективизация – хлопок вопреки продовольствию
В начале первой пятилетки в 1928 году происходило дальнейшее увеличение площади земель под хлопок и постепенное уменьшение земель под другие культуры. Восстановление системы орошения и ликвидация последствий Гражданской войны сменились потрясениями, связанными с коллективизацией частных земель. Кампания достигла пика в Узбекистане в 1930–1931 годах и продлилась до 1933–1934 годов.
В период коллективизации урожай на единицу посевной площади всех культур значительно уменьшился. В 1928 году средний урожай хлопка в Узбекистане упал до 829 фунтов на акр (9,4 центнера на гектар) в сравнении со средним урожаем для Средней Азии в 1914 году в 1070 фунтов на акр (80 пудов на десятину). В 1929 году средний урожай поднялся до 935 фунтов на акр (10,6 центнера на гектар), но к 1934 году снова упал до 697 фунтов на акр (7,9 центнера на гектар). Это падение продуктивности можно объяснить беспорядками и разочарованием, сопровождавшими коллективизацию в сельской местности. Хотя орошаемая площадь земель Узбекистана на начальном этапе коллективизации постоянно увеличивалась, к 1933 и 1934 годам стали появляться признаки ухудшения ситуации. В 1933 году площадь земель, отведенных под хлопок, достигла в целом 2,4 млн акров (989 тыс. гектаров) в сравнении с 1,06 млн акров (425 тыс. гектаров) в 1913 году. Общий урожай приблизился к 817 тыс. метрических тонн. Однако, хотя хлопковые поля в 1934 году увеличились до 2,3 млн акров (933 тыс. гектаров), урожай упал до 738 тыс. метрических тонн в этот период самых низких отдач с гектара.
Падение производства хлопка советской властью не приветствовалось. Она стремилась навсегда освободить Советский Союз от импорта хлопка. В 1927–1928 годах СССР все еще удовлетворял около 41 % своих потребностей в хлопке ввозом из-за рубежа, но к 1929–1930 годам доля такого хлопка снизилась до 19,3 %. К началу же выполнения второй пятилетки в 1933 году лишь 2,6 % потребностей хлопка страны удовлетворялось за счет импорта.
Чтобы преодолеть падение производства хлопка в 1934 году, советские власти начали кампанию по увеличению продуктивности на акр, внося больше химических удобрений и используя для посадок семена лучшего качества. На засеянных в 1935 году хлопком полях в 2,3 млн акров (932 900 гектаров) его урожай достиг 1 082 800 метрических тонн. Увеличение связано со средней продуктивностью 1032 фунта с акра (11,7 центнера с гектара), что являлось нормой в 1914 году. Тем не менее поворот к росту был достигнут, и к 1937 году площадь земель под хлопок в Узбекистане составила в целом 2,4 млн акров (946 тыс. гектаров) со средней продуктивностью в 1420 фунтов на акр (16,1 центнера на гектар). Цифра урожая составила 1 527 900 метрических тонн. В 1937 году в Узбекистан ввезли 569 тыс. метрических тонн химических удобрений в сравнении с 65 тыс. тонн в 1932 году. В Ферганской и Хивинской областях были созданы два крупных селекционных центра и небольшие центры по всей республике.
Хотя советские авторы утверждают, что земли под зерно в Узбекистане увеличивались в течение 1930-х годов, нет сомнений, что монокультура хлопка получала большую поддержку, чем прежде. Это вело к существенному сокращению посевов многих традиционных культур, таких как люцерна, бобовые и масличные культуры. Пострадали не только эти культуры, на многих территориях были выкорчеваны садовые и шелковичные рощи, распаханы виноградники, чтобы посеять хлопок. Дальнейшего увеличения производства хлопка было трудно достигнуть, несмотря на широкое применение удобрений и улучшение селекции, потому что технология выращивания хлопка с дореволюционного времени мало изменилась, а механизация практически отсутствовала.