Весенние месяцы прошли относительно бескровно благодаря достигнутому паритету сил между казаками, с одной стороны, и горцами, иногородними и большевиками – с другой, готовых к войне в любую минуту. На некоторое время кажется, что мир возможен. Стало казаться, что самое страшное позади, а приезжавшие из других регионов Северного Кавказа даже говорили, что увидели на Тереке "маленький рай".
Однако мир был возможен только до тех пор, пока не поднимался вопрос о земле. На 3-м съезде трудовых народов Терека, открывшемся 22 мая, этот вопрос стал ключевым. Впервые широко представленные фракции ингушей и чеченцев заявили о срочной необходимости перераспределения казачьих земель – "альфы и омеги всех кровавых столкновений, какие были в области и какие могут быть". Понимая, что это означает, Терский совнарком предостерег горцев от "захватнических прав", выражая надежду, что у них терпения "хватит и на этот раз". Развернулась острая дискуссия, в которой никто не желал уступать. Казаки были в меньшинстве, и в итоге съезд принял "историческое решение": в целях устранения чересполосицы с ингушскими и чеченскими землями переселить станицы Сунженскую, Аки-Юртовскую, Тарскую и Фельдмаршальскую. Эти станицы уже находились на переднем крае борьбы с горцами, неоднократно подвергались их нападениям, и, по существу, их участь была решена. Поскольку речь не шла о немедленном выселении, а определение условий и сроков этого возлагалось на местные органы власти, это решение можно было считать не худшим исходом для казаков.
Решение о переселении казачьих станиц причудливым образом оказало роковое влияние на судьбу председателя Терского совнаркома Ноя Буачидзе. Ингуши не стали дожидаться организованного выселения станицы Тарской, напав на нее. 20 июня возмущенные казаки прибыли за подкреплением во Владикавказ, в казармы 2-го Терского батальона. Начался митинг. Узнав о происшедшем, сюда приехал Буачидзе. Он выступил на митинге, пообещав защитить сунженские станицы. Однако три винтовочных выстрела оборвали его жизнь..
Помимо земельного вопроса, интересы казаков и находившегося под влиянием большевиков Терского совнаркома расходились и в вопросе организации государственной власти в области. Совнарком стал насаждать на местах, прежде всего в городах, новые большевистские органы власти – совдепы, что противоречило воле Съезда трудовых народов Терека, учредившего на местах национальные, отдельские и окружные советы. По признанию самих большевиков (наркомзема Ю.Г. Пашковского), за отсутствием в терских городах пролетариата, в совдепы проникали "негодная грязь" и "авантюристы", проводившие политику произвола и репрессий. Возникновение совдепа в Моздоке и его претензии на единоличную власть стали причиной разрыва между Терским совнаркомом и терским казачеством, ведомым Г.Ф. Бичераховым. Такая политика оттолкнула от большевиков не только казаков, но и правых социалистов, выступавших прежде единым фронтом с большевиками.
В конце июня казачья фракция Терского народного совета потребовала от Терского совнаркома соблюдать соподчинение органов власти, установленное конституцией Терской области. Иначе говоря, чтобы городские Советы рабочих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов подчинялись соответствующим отдельским (окружным) народным советам, так же как подчинялись им станичные и сельские советы. Во главе движения казаков стал глава Моздокского отдельского совета Георгий Бичерахов.
На открывшемся 20 июня в Моздоке Казачье-Крестьянском съезде были сформулированы другие принципиальные требования: признавая власть центрального совнаркома, казаки требовали автономии от Терского Совнаркома. Они не согласны были с навешиваемым им ярлыком "контрреволюционеров". Но сохранять статус-кво в такой постановке вопроса означало оставить за собой земли и привилегии.
21 июня Казачье-Крестьянский съезд в Моздоке избрал исполнительный орган новой казачьей автономии – Казачье-Крестьянский совет в составе 15 человек во главе с Г.Ф. Бичераховым. Съезд потребовал прекратить вмешательство Терского Совнаркома в казачьи дела, сам совнарком переизбрать и увеличить представительство в нем казачьей фракции. При этом казачьи верхи не требовали ни пересмотра принятой конституции Терской области, ни ликвидации Терского Совета Народных Комиссаров. Казачье-Крестьянский совет объявлял своей "единственной задачей очистку народной власти от тех болезненных наростов, которые мешают ей исполнять истинную волю трудового народа…". Под "болезненными наростами" понимались большевики. После этого казаки были готовы делегировать своих представителей в Областной совет.
Общее настроение в казачьих станицах в эти дни передал грозненский комиссар здравоохранения Липко, проехавший через всю область: "Начиная от Прохладной, Моздока и до самой Червленной настроение такое: большевиков вешать, советы разгонять! Во всех станицах – самооборона во главе с офицерами, опять нацепившими погоны. На всех станциях коменданты проверяют документы, подозрительных снимают с поездов, расстреливают.."
Казачье-Крестьянский совет был настроен на ведение переговоров до последней возможности, однако ситуация вышла из-под контроля. Повсеместно в станицах Пятигорского, Моздокского, Сунженского отделов начались восстания. Непосредственным поводом к ним послужили, помимо упомянутого выше нападения ингушей на станицу Тарскую, внезапный налет на Кисловодск отряда полковника А.Г. Шкуро. Хотя Шкуро появился лишь на окраине Терской области и вскоре был отброшен к Баталпашинску, казачество восприняло это как сигнал к восстанию. За Шкуро уже тогда шел шлейф легенд, хотя никакой опасности большевикам его маленький отряд тогда еще не представлял. "А имя это как-то претворилось в молве в магическое, густо окутанное таинственностью – для одних полной надежд и радости, для других – безотчетным страхом и ужасом, перед которым покорно пасовали и разум, и факты действительности", – вспоминал Д.С. Писаренко.
Переговоры с командующим советскими войсками П.В. Егоровым велись до 23 июня, после чего казаки официально объявили Терскому Совнаркому войну. 30 июня Георгий Бичерахов предъявил Совдепу ультиматум: разоружить хозяйничавшие в Моздоке красноармейские части и сдать оружие. После того как ультиматум был отвергнут, казаки начали штурм города. Одновременно артиллерия открыла огонь по казармам красноармейцев. Захватив район, прилегающий к осетинскому кладбищу, казаки завязали упорные бои у железнодорожной станции. К вечеру Моздок был в их руках. В ходе ожесточенных боев погибло более 300 красноармейцев.
Гражданская война на Тереке началась.
"Терская область сделается на днях ареной крупных событий", – пророчески сообщал в эти дни Георгий брату Лазарю. Георгий Бичерахов в это время был подлинным вождем казаков. По свидетельству очевидцев, казаки "встречают его восторженно, как встречали Керенского на фронте". Сравнение с главой Временного правительства, получившего на фронте прозвище "главноуговаривающий", тоже зловеще предсказало скорую судьбу и самого Бичерахова.
В течение лета терцы развили значительный успех. Они целиком овладели Моздокским отделом, частью Кизлярского и сильно углубились в территорию Пятигорского отдела, дойдя до реки Золка. Линия противостояния протянулась от Малки у станицы Зольской через Государственную и Курскую до Кизляра. Помимо Моздокского развернулось еще восемь самостоятельных участков (фронтов): Прохладненский, Котляревский, Владикавказский, Грозненский, Самашкинский, Курской, Кизлярский, Марьинский и Государственский. Особенно тяжелые бои развернулись под Грозным, Кизляром, Моздоком и Прохладной. Фронты не имели соприкосновения друг с другом, и на каждом из них казачьи отряды действовали автономно.
В советской литературе и в современных работах, издаваемых в Чечне, Ингушетии, Дагестане, терское казачество показано монолитной силой, единой политически, организованной в военном отношении, хорошо укомплектованной, обученной – в общем, готовой к гражданской войне. Повсеместно в литературе встречаются фантастические сведения о численности казачьих "банд". Например, только на грозненском фронте, где три месяца, с августа по ноябрь, шли так называемые стодневные бои, их силы насчитывали до 15 тыс. штыков и шашек. Подчеркивается, что казачьи полки возвращались с фронта в порядке и якобы были готовы к дальнейшим боям.
Ничем подобным Казачье-Крестьянский совет не располагал. Если бы располагал, то у большевиков не было бы ни одного шанса удержаться у власти. Полки действительно возвращались на родину по большей части организованно, что было в значительной мере обусловлено заботой казаков о сохранности лошадей и прочего личного имущества, составлявшего их экипировку. Но расчет на казачьи полки не оправдался: полки прибывали в порядке, но, по воспоминаниям члена Терского войскового правительства Д.С. Писаренко, "в полной апатии". Войсковой атаман давал казакам кратковременный отпуск, после которого собрать их обратно было почти невозможно. "Казачество заболевало каким-то параличом воли", – констатировал Д.С. Писаренко. А по воспоминаниям Б. Нартова, "все стремились домой на отдых, где, вкусив сладкий мир в своей семье, казак уже с неохотой возвращался на поле войны".
Лишь в первые недели восстания у казаков ощущался моральный подъем, вызванный ожесточением против притеснений большевистской власти и горских разбоев. Но вскоре казачество вернулось в прежнее сонное состояние, безответственность, усталость от войны. Восстание, разгоревшееся в страдную пору, грозило гибелью урожая и неминуемым последующим голодом. Поэтому, несмотря на все усилия, Казачье-Крестьянскому совету не удалось настоять на формировании постоянных частей и свободной их переброске с одного участка фронта на другой. Казаки желали воевать непременно возле своего дома и посменно, чтобы успевать заниматься и домашним хозяйством. По свидетельству Д.С. Писаренко, "истекали две недели, приходили новые [казаки], а отбывшие свой срок с песнями расходились по домам. Ни тревога, ни бой, даже часто ни неприбытие вовремя смены не могли и на час удлинить пребывание отбывших срок на фронте. Они часто во время боя снимались и уходили по домам, оставляя командование в безвыходном положении".
Под влиянием массированной большевистской пропаганды в казачьей среде наметился раскол: часть станиц уклонялась от участия в гражданской войне, другая часть открыто выступила на стороне большевиков. Позднее, придя на Терек, командование Добровольческой армии было сильно разочаровано местным казачеством, в котором оно рассчитывало найти себе надежную опору (хотя "в боевом и политическом отношении" их ценили выше, чем кубанцев). "Никакой сплоченности между станицами, да и в самих станицах нет, – отмечалось в сводке разведотделения штаба Главнокомандования ВСЮР в 1919 г. – Никого не слушают, никого не уважают, самолюбивы, сильно заражены большевизмом". Отмечалось отсутствие у казаков политического самосознания, благодаря чему они легко склонялись на сторону большевиков и борьбу, начатую в середине 1918 г., вели не против советской власти и большевизма в целом, а против отдельных большевистских лидеров.
Драматическая история терского казачества в Гражданской войне еще ждет своего вдумчивого исследователя, готового выявить и осмыслить огромный архивный и мемуарный материал по теме. Сейчас же можно с полной уверенностью сказать, что казачество не было готово к восстанию против большевиков и к войне с горцами, что обрекло восстание на неудачу и провал.
Большевистских сил первоначально также было немного. Согласно сообщению военного руководителя вновь образованного Северо-Кавказского военного округа А.Е. Снесарева, "войск имеется: во Владикавказе три батальона (около 1500 человек) с 8 пулеметами, один эскадрон, две полевые батареи, 4 – 48-[лин.] гаубицы; в Георгиевске два батальона (около 1000 человек) с четырьмя пулеметами и одна полевая батарея; в Моздоке полроты пехоты и гаубичная батарея (4 гаубицы); в Пятигорске два батальона пехоты и 6 орудий; в Грозном два батальона (1000 человек) и 6 орудий; летучий железнодорожный отряд – одна рота; один бронированный поезд и еще один оборудуется. Всего войск около 5000 человек".
По словам А.Г. Шляпникова, "Красная армия создавалась из иногородних, бывших солдат, частично и казаков, но не по-казачьи". Налет партизанщины в красных частях был еще очень силен. По словам прибывших летом 1918 г. комиссаров из центра, "здесь о декретах о всеобщем обучении воинскому искусству и создании Красной армии слышали и знают очень мало". Дисциплина в частях была еще слабой – "до 50 % в бою разбегаются".
Общая апатия, усталость от войны, раздражение властью, господствовавшие в среде рядового казачества, дополнялись острой политической борьбой в его верхушке. Начало восстания только усилило его.
Упомянутый выше Казачье-Крестьянский съезд, созванный в Моздоке 20 июня 1918 г., утвердил командующим войсками Терской области Генерального штаба полковника Белогорцева, однако практически сразу же, по настоянию Г.Ф. Бичерахова, который "как добрый социалист" опасался усиления военных, на эту должность был избран генерал-майор Э.А. Мистулов. Считалось, что Мистулов чужд политики и будет податлив воле социалистического руководства Совета. Вообще, по наблюдению Д.С. Писаренко, Казачье-Крестьянский совет "постоянно боялся усиления авторитета командующего войсками. Ему мерещился во всем заговор военных и возможность военной диктатуры. В совете открыто говорили, что лучше большевики, чем диктатура генерала". Уже через пять дней после начала восстания генерал Мистулов был тяжело ранен и его место занял его помощник полковник Н.К. Федюшкин, а начальником штаба стал полковник Белогорцев. С этого момента отношения между Бичераховым и военным командованием значительно ухудшились. С начала восстания ставка командующего находилась в Прохладной, откуда Федюшкин категорически отказывался ее переместить в Моздок, "под крыло" Казачье-Крестьянского совета..
Казаков поддержал Осетинский народный совет, также приступивший к формированию армии и объявивший призыв нескольких возрастов. Близость осетин с казаками объяснялась конфессиональной общностью, застарелыми поземельными спорами с ингушами, давней традицией осетин служить в казачьих войсках. Командующим осетинской армией (которая, впрочем, так и не была сформирована) был назначен генерал-лейтенант А.П. Фидаров, недавно прибывший из Персии, где он командовал 1-й Туркестанской казачьей дивизией, а начальником его штаба – полковник Т. Гуцунаев. Созванный правым крылом Осетинского народного совета 8-й съезд осетинского народа в первых числах августа 1918 г. официально объявил войну СНК и совдепам Терской республики.
За Г.Ф. Бичераховым последовали многие влиятельные в казачье-осетинских кругах боевые генералы и офицеры. Кроме Э.А. Мистулова, А.П. Фидарова, Т. Гуцунаева следует упомянуть полковников К.К. Агоева, Г.С. Хутиева, Д. Кибирова, Г. Кибирова.
Анализ взаимных требований и хода событий ясно показывает, что борьба носила межнациональный характер. Г.Ф. Бичерахов соглашался прекратить огонь под гарантию его неприкосновенности со стороны чеченцев и ингушей. Он также требовал, чтобы с орудий броневых поездов Красной армии были сняты замки, которые должны были быть переданы на хранение кабардинской и осетинской делегациям.
Последнюю из них он называл "братской по духу". Одновременно оттачивалось и укреплялось горско-большевистское единство (именовавшееся оппонентами "блоком большевиков с "дикими"), в котором каждая из сторон преследовала собственные цели. Такой союз имел тактический характер и был жизнеспособен, пока велась борьба с казачеством.
На 4-м съезде трудовых народов Терека, открывшемся во Владикавказе 23 июля 1918 г., казачья фракция во главе с Г.Ф. Бичераховым и правые социалисты потребовали ликвидации большевистских совдепов. Прибывшие на съезд представители центральной власти чрезвычайный комиссар Юга России Г.К. Орджоникидзе и народный комиссар труда А.Г. Шляпников вели себя подчеркнуто агрессивно, допускали грубые нападки на казаков. Если на 2-м съезде С.М. Киров призывал казаков "навсегда покончить с точкой зрения огульных обвинений целого народа", то теперь уже Орджоникидзе, призывая к войне, заявлял: "Мне все равно, все ли казачество принимает участие в контрреволюционном мятеже или только часть его." 24 июля А.Г. Шляпников лично выезжал в станицу Котляревскую для ведения переговоров с Г.Ф. Бичераховым. Несмотря на то что переговоры шли весь день, по существу, они не сдвинулись с начальной точки: ни одна из сторон не желала признавать над собой верховной власти другой стороны. С иных позиций стороны вести переговоры отказывались. Бичерахов предложил Шляпникову ночлег, с тем чтобы утром продолжить переговоры, но тот предпочел ночью покинуть Котляревскую на собственном поезде, не испытывая судьбу.
6 августа продолжавший свою работу съезд был сорван нападением на город казачьих отрядов, к которым присоединились многие осетинские села и даже осетины из числа делегатов съезда. На момент нападения во Владикавказе находились лишь незначительные красные силы: 1-й полк Владикавказского совета, бойцы Китайского революционного отряда, отряды осетинской окружной организации РКП(б) и несколько рабочих отрядов. После двенадцатидневных упорных боев
Владикавказ был очищен от казачье-осетинских отрядов. В этот момент большевики заручились поддержкой ингушей, которые фактически спасли советскую власть во Владикавказе. Г.К. Орджоникидзе позже сказал в связи с этим, что, "когда мы висели на волоске., когда за нами не шли., маленький ингушский народ пошел за нами, не оглядываясь". 18 августа 4-й съезд возобновил свою работу и предоставил СНК Терской республики чрезвычайные полномочия в борьбе с контрреволюцией.
Вместе с казаками из Владикавказа в Моздок ушел Исполнительный комитет (бывшее войсковое правительство), где он был пополнен новыми членами, избранными Казачье-Крестьянским советом: Н.А. Букановским, В.А. Вертеповым, И.П. Звягиным. Тогда же комитет был переименован во Временное народное правительство Терской республики.