Данная монография посвящена исследованию роли антропоморфных артефактов в жизни людей и в истории человеческой культуры.
Особое внимание уделено "идеологии антропоморфизма", которая позволяет использовать антропоморфные игрушки в целях "социального конструирования", то есть для формирования и развития "пространства личности" ребенка, осознания им своего "Я", противопоставленного "Другому", преодоления возрастного этапа "аутизма", формирования гендерной, социальной и этнокультурной принадлежности и желательных стандартов поведения.
Книга предназначена для специалистов по социальной и культурной антропологии и будет полезна представителям смежных дисциплин – от кросскультурной психологии и философской антропологии до этнолингвистики, а также широкому кругу читателей.
Содержание:
Введение 1
Кукла с точки зрения социальной антропологии и психологии 16
Мифологические контексты 29
Обрядовые контексты 35
Игровые контексты 61
Феномен куклы и проблемы философской антропологии 72
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 96
Список литературы 98
Список сокращений 112
Список иллюстраций 112
И. А. Морозов
Феномен куклы в традиционной и современной культуре. Кросскультурное исследование идеологии антропоморфизма
© Морозов И. А., Текст, 2011
© Издательство "Индрик", 2011
Светлой памяти Светланы Владимировны Комаровой посвящаю
Идея этой книги возникла в начале 1990-х годов. К этому времени автору довелось поучаствовать в работе над несколькими масштабными проектами по народным играм и развлечениям. Готовились к выходу в свет книги по традиционной праздничной культуре Вологодского края [Морозов, Слепцова 1993], традиционному игровому фонду удмуртов [Долганова, Морозов 1995], популярные книжки по народным играм Русского Севера: "Забавы вокруг печки (Русские народные традиции в играх)" (М., 1994) и "Не робей, воробей! Детские игры, потешки, забавушки Вологодского края" (М., 1995). Шел интенсивный сбор материалов в Рязанской области и по терскому казачеству. Первый проект завершился изданием Шацкого этнодиалектного словаря [РТК 2001], второму же так и не суждено было завершиться в связи с последующими трагическими событиями на Кавказе. Кроме того, с середины 1980-х годов автор занимался сбором материалов для первых томов Словаря славянских древностей [СД 1995–2009]. Возникшая в результате участия в этих проектах возможность ознакомиться с широким кругом русских, славянских и финно-угорских источников по народным играм и развлечениям и традиционной культуре в целом позволила обратить внимание на особую роль куклы и ее аналогов в игровой и обрядовой жизни этих народов. Именно тогда была сделана первая попытка обобщения этих наблюдений, в конце 1990-х годов опубликованная в одном из выпусков альманаха "Славянская традиционная культура и современный мир" [Морозов 1997]. Тогда же в общих чертах была сформулирована и концепция этой книги, которая заключалась в том, чтобы рассмотреть функции куклы в триаде "миф" – "обряд" – "игра" и проследить эволюцию ее обрядовых форм, их трансформацию в повседневных и игровых практиках.
К концу 1990-х годов феномен куклы все чаще стал привлекать к себе внимание не только этнографов и культурологов, но и стал предметом изучения в рамках формирующегося в нашей науке направления философской антропологии. Поэтому вполне закономерно, что одно из первых обобщающих исследований куклы в постсоветский период было выполнено искусствоведом и философом [Комарова, Катушкин 1999]. Светлана Владимировна Комарова, до самой своей безвременной кончины возглавлявшая этноклуб "Параскева" при Российском этнографическом музее в Санкт-Петербурге, входила в круг специалистов-практиков, активно изучавших конструктивные особенности традиционных кукол и развивавших новые направления их практического применения при работе с детьми и в повседневных практиках, в частности в декоративно-прикладных целях. Светлана Владимировна неоднократно участвовала в наших экспедициях в регионы Русского Севера (Вологодская, Костромская, Архангельская области), где мы имели возможность обсуждать различные аспекты "кукольной" проблематики. Постоянный продуктивный диалог с ней и с другими участниками фольклорного движения, равно как и знакомство с философским направлением осмысления феномена куклы, во многом способствовали выработке более универсального взгляда на этот предмет и формулировке целей и задач данного исследования, в частности, заставили нас обратить внимание на тот факт, что кукла продолжает играть важную роль в жизни современного общества.
Отдельную благодарность хотелось бы выразить Ирине Семеновне Кызласовой (Слепцовой), постоянно оказывавшей как моральную, так и техническую поддержку при нашей работе над данным трудом.
Неоценимую поддержку нашим исследованиям оказал Российский гуманитарный научный фонд, выделивший специальный грант для работы над данной книгой (проект РГНФ № 02-01-00394а), а также финансировавший наши полевые исследования в рамках "Русской этнографической экспедиции" (гранты РГНФ №№ 99-01-18011е, 00-01-18001е, 02-01-18005е, 03-01-18068е, 05-01-18027е, 06-01-18135е, № 07-01-18004е, 08-01-18008е, 09-01-18013е).
В книге использованы также полевые материалы по традиционной и современной празднично-игровой культуре, собранные нами и нашими коллегами в рамках работы над "Этнодиалектным словарем Ульяновского Присурья" (грант РГНФ № 08-01-00497а).
Введение
Функции куклы в культуре
Предмет исследования, его цели, задачи и методы
Среди вещей, входящих в наше повседневное бытие с колыбели и затем сопровождающих нас в течение всей жизни, нет, пожалуй, вещи более очевидной и известной и вместе с тем более таинственной и парадоксальной, чем кукла [Лотман 1992, c. 377–380]. Уже сама ее "очеловеченность", близость к живому (ибо кукла по определению – это символическое изображение человека или животного), способность в условно-игровых формах заменять человека, выступать в его функции выделяет ее из множества окружающих нас предметов, придает нашему общению с ней некий магически-колдовской, мистический оттенок. Беря в руки куклу, мы подсознательно уже начинаем с ней диалог, имея в виду не бездушную пустую болванку, а проступающее в ее чертах живое человеческое начало. Более того, быть может, именно тысячелетний опыт общения с куклой позволяет нам придавать свойства живого многим другим предметам окружающего нас мира. В этом смысле кукла, по-видимому, существенно отличается от других окружающих нас вещей, которые, как правило, имеют чисто утилитарное применение, т. е. "наинизший семиотический статус". У куклы всегда есть "второй семантический план", который даже при применении ее в качестве детской игрушки не позволяет ей опуститься до уровня детского совка или мячика. "Наивысший семиотический статус" кукла, как и многие другие вещи, приобретает в ритуале и обряде, причем это является результатом соединения "материально-вещной" и "религиозно-мифологической" семантики [Байбурин 1981, с. 226]. Именно в ритуально-магических практиках наиболее явно проявляются характерные особенности куклы как особого феномена, стоящего на границе природы и культуры.
Кукла в своих самых различных (игровых, обрядовых, мифологических) ипостасях и является объектом данного исследования. В качестве предмета нашего анализа мы рассматриваем социальные и культурные, повседневно-бытовые и обрядовые взаимодействия человека и куклы как вещи, функции и роль куклы в онтогенезе и филогенезе, приписываемые ей в разных культурах значения и символику, а также возможности формирования при помощи этой вещи системы взаимоотношений между членами группы или социума (социальное конструирование → межпоколенная передача ценностей → традиция).
Говоря о кукле, мы имеем в виду любые антропо– и зооморфные фигурки, употреблявшиеся в традиционных обрядовых и необрядовых практиках и способные в условно-игровых формах заменять человека, выступать в его функции, а также их аналоги в современном быту, в том числе детских играх. Кроме того нами специально проанализированы способы репрезентации куклы в литературе, живописи и современных массмедиа. То есть в поле нашего внимания попадают и те предметы, которые исследователями или самими носителями традиции называются "идолами", "болванами", "истуканами", "чурбанами", "кумирами", "чучелами" или "скульптурой религиозного назначения" [см., например: Зеленин 1936; Иванов 1970, с. 6–7; Чекалов 1974; Иванов 1979], а также зоо– и фитоморфные фигурки, использующиеся в обрядах, играх и в иных неутилитарных целях (например, для коллекционирования или украшения интерьера) – см. илл. 2, глиняная свистулька "Всадник" [ККЭК КСВ, Рязанская обл.].