Встревоженный пламенной речью отшельника Юстиниан столкнулся с протестом своего экономиста. Иоанн заметил, что, пока он строил великую церковь и вёл войну в Италии, невозможно было заниматься ещё и Иерусалимом. "Есть предел, где возможное становится невозможным, трижды августейший. Ты уже дважды исчерпывал возможности казны. Третье предприятие потребует отказа от одного из двух. Прими решение сам, не позволяй этим пещерным людям и отшельникам втягивать тебя в очередное безумство". В своей речи Иоанн не упомянул о вмешательстве или влиянии Феодоры. Когда от шпионов он услышал рассказ о том, как Савва был вызван к императрице, оН взревел от восторга. Кажется, Феодора сошла с трона, опустилась на колени перед престарелым попрошайкой и просила его молиться, чтобы у неё родился ребёнок. Старец долго молчал и глядел на разряженных в шелка женщин в золотом зале. Его ответ был краток: "Господь сохранит славу твоей империи". И Феодора побледнела от волнения.
Друзья Иоанна со смаком повторяли этот рассказ. "Боже! - вскричал он. - Неужели из её чрева появится ещё подобное отродье!" Вначале он не мог поверить, что Юстиниан согласился со всеми требованиями Саввы. Феодора убедила его, что разруха в городе Христа превосходит любую беду в Константинополе. Она поведала ему, что крыша базилики в Вифлееме, защищающая пещеру, провалилась, а многие люди спали в углублениях скал вокруг Гефсимана. Про это ей доложили её шпионы.
Покинув бухту Золотой Рог, Савва вёз с. собой гарантию того, что все пять просьб будут удовлетворены.
Затем в Иерусалим было отправлено величайшее сокровище. Евреи Константинополя умоляли императора вернуть золотые дары храма. "Невозможно, чтобы они хранились где-то в другом месте, кроме алтаря Соломона". Юстиниан вспомнил, что, когда канделябры и золотой стол хранились в Риме, город разграбили вандалы; когда их перевезли в Карфаген, город пал. В 535 году он отправил их обратно вместе с посланником из Иерусалима.
Чтобы развеять тоску, сын Саббатия ходил к месту строительства новой великой церкви. Когда он приближался к каменным балкам, уходящим в небо развёрнутым лесам, то распускал свою свиту и бродил среди рабочих, как зритель. Видение каменных глыб, каждый день поднимающихся всё выше и выше, бодрило, словно сон или пища, и он завидовал ветрам, которые легко переносили по лесам каменщиков Исидора. На востоке уже намечался внешний каркас святилища. Юстиниан попросил полностью отделать святилище серебром. Когда Иоанн пожаловался, что для этого понадобится две тысячи фунтов бесценного металла, император возразил, что для отделки всего святилища потребуется сорок тысяч фунтов.
Однако не только деньги требовались для постройки гигантской церкви, которой раньше не видывал род людской. Анфемий сказал, что великий зал Ктесифона, где жила свита Хосрова, раскинулся в пустыне на девяносто пять футов. Но шпиль самого большого купола будет вдвое выше. Уже в начале работы строители столкнулись с проблемой, которую Исидор из Милета называл неподатливостью камня. Вес огромных масс, давление и натяжение просчитывались много раз, их знали настолько хорошо, насколько могли их вычислить математики, и Исидор руководствовался уравнениями другого грека, Архимеда, имея дело с непредсказуемыми силами. Его расчёты были верны, каменный каркас - прочный и пропорциональный. Однако не все могли учесть математики.
Известковый раствор, очевидно полностью высохший между каменными плитами, принял на себя ещё одну плиту размером с десятую часть локтя, когда горизонтальный ряд кладки провис под непомерной тяжестью. Зелёный каристийский мрамор расслоился под давлением, которое порфирит вынес без особого вреда. Настал день, когда Анфемий и Исидор истощили свои запасы. На двух главных столбах, составлявших основу средних сводов, на которых должен был покоиться огромный купол, с восточной стороны появились трещины, когда связующую арку перебросили между громадными квадратными столбами. Концы арки закруглялись над каждым из столбов, но ещё не соединились, повиснув в пространстве, готовые сомкнуться над более чем стофутовой бездной.
После появления трещин работа приостановилась. Те, кто с самого начала противился строительству, собрались поглазеть на трещины и говорили, что теперь безумные архитекторы должны понять, что купол великой церкви невозможно возвести. Юстиниан часто приходил к строительной площадке, слушая споры. Не в силах понять математические рассуждения Исидора, он спросил его, не совершил ли тот ошибки в своих расчётах. Обеспокоенный Исидор поклялся, что нет. Недоброжелатели указали на трещины: "Вот доказательство того, что этот грек ошибся". Юстиниан продолжал допрашивать Исидора: "Ты рассчитал, что столбы выдержат нагрузку, когда арка будет готова. Ты же говорил, что они устоят".
- Клянусь жизнью, Блистательный Юстиниан! Я не думал, я знал!
- Тогда закончи арку, и посмотрим, что выйдет.
Чтобы утихомирить строителей, император чётко приказал им соединить два конца арки. После этого трещины перестали распространяться - огромные столбы выстояли. Прошло уже более тысячи лет, а они всё ещё стоят, как и рассчитал Исидор.
Феодора убедила Анфемия построить что-нибудь для неё. Ей хотелось красивое укромное здание небольшого размера. Недалеко от центра города Анфемий перестроил церковь Апостолов, где находились могилы первых императоров и где свет был тускл, а пять куполов просто нависали над алтарём и усыпальницами. В церкви Феодора всегда стояла рядом с одной из усыпальниц. Церковь разрушили через девятьсот лет, но её подобие уцелело в соборе Святого Марка в Венеции.
Тем временем Феодора требовала каждый фунт золота, ежегодно ей причитающийся. И это в период, когда деньги были нужны для войны. "Казна должна переплавить серебряные кубки, - ворчал Иоанн, - а наша Августа постоянно требует золота, и для чего? Для драгоценностей и поместья для потаскух. У этой дьяволицы особый дар. Она сосёт кровь из Юстиниана, чтобы он удовлетворял её причуды". И он начал распускать сплетни, что императрица якобы спланировала убийство красивой Амаласунты из ревности. Но Феодора, не выходящая за пределы Священного дворца, не помышляла о ревности к неизвестной королеве готов. Она не убивала её. Это сделал Философ, чтобы воцариться на троне, когда понял благоволение к нему Юстиниана.
Вне досягаемости даже Иоанна Феодора искала способ изменить управление империей, отвратить её от католиков и военного запада к терпеливому, плодородному востоку. Она не делилась своими мыслями с Юстинианом, который был так занят войной, что не замечал ничего другого. Она также не сказала ему, что уже вынесла приговор его сборщику дани, Иоанну из Каппадокии.
Всё лето 536 года Константинополь ожидал новостей с западного фронта более взволнованно, чем результатов скачек, восстановленных на ипподроме. Продвижение народного героя Белизария волновало всех пьяниц на улице Мезе. Белизарий достиг Неаполя; там его остановила массивная стена; почему верные римляне не открыли ворота? Готский гарнизон помешал этому, а полководец не мог позволить себе осады. Где готская армия? Белизарий был в Неаполе. Он освободил этот огромный порт, пробравшись через акведук после прекращения доступа воды, а затем исчез вместе со своей армией. Что это - поражение? Он никогда не проигрывал, но куда он мог деть армию и как избежал готов? Ведь армию не спрячешь...
Он в самом Риме! В середине декабря он пробрался в Рим. С помощью Господа Белизарий снова победил! Никто в Константинополе и не догадывался, как отчаянно командующий пытался избежать вхождения в древний Рим.
Словно старый, потемневший от времени памятник, город лениво раскинулся на малярийной равнине. Паразит, гибнущий, когда его отрезали от внешнего мира, он ещё жил; жизнь теплилась в скорлупках высотных домов, триумфальных форумов и сводчатых терм. Население уменьшилось и перебралось в провинции. Жители многонаселённых домов держали свои хозяйства на загороженных крышах капитолийских дворцов; в цирке Максима росла трава, там, где когда-то проходили гонки колесниц, собирая тысячи людей, но в сравнении с играми на восточном ипподроме казались теперь жалкой забавой. Сырость заражала виллы с портиками, а на улицах свирепствовала жара. Только базилика Святого Петра на дороге за стенами жила своей обычной жизнью, ведь это было жилище католического папы.
Белизарий пытался держаться подальше от этого грандиозного, но опасного памятника, захватив северные дороги и тропы среди холмов. Прокопий, возбуждённый тем, что его герой захватил Рим цезарей, вспоминает их тщетную попытку удержать мост последней реки перед входом в Рим. "Белизарий хотя и был в безопасности, но не желал оставаться на посту командующего, а пошёл в передние ряды, как простой солдат. Он сидел верхом на серой лошади с белой отметиной на лбу. Готы начали кричать: "Стреляйте в лошадь с отметиной!" - и сгрудились вокруг него со своими копьями и мечами. Белизарий поворачивался в разные стороны, а его стража выставляла вперёд щиты, заслоняя и всадника и лошадь. Таким образом, римляне спаслись бегством и двинулись к укреплениям Рима, к Саларианским воротам, а за ними по пятам валили варвары. Но жители города, боясь, что враг ворвётся в Рим вместе с беглецами, не желали открывать ворота, хотя Белизарий убеждал их снова и снова. Те, кто глядел на войско из-за стены, не узнали человека, кричащего им, потому что его голова была в пыли и крови, а сами они видели плохо, ведь солнце клонилось к закату".
Оказавшись вне стен города, отчаявшийся командир попытался взять Рим обманом. Ведя вдоль стены полк своих верных солдат, он решил сделать нечто вроде вылазки в стан всадников-готов в этот сумрачный час. Готы благоразумно повернули вспять. После этого римляне открыли ворота.
Белизарий был в городе с пятью тысячами ветеранов - слишком мало, чтобы защитить каждую милю огромной круглой стены с пятнадцатью воротами и двумя разрывами, через которые протекал ленивый Тибр. Вне этих стен в укреплённых лагерях собрались основные силы готов. По-видимому, их численность достигала тридцати тысяч, это были вооружённые всадники и столько же солдат. Их яркие одеяния и блестящие шлемы являли для римлян устрашающее зрелище. Они тут же отправили послов, чтобы разведать ситуацию в городе и предложить Белизарию сдаться. Бородатые готы сказали, что для воина почётно показывать свою храбрость. Но одно дело быть храбрым, другое - безрассудным. А если Белизарий попытается защищать город, то это настоящее безрассудство. Готы предложили римскому командиру вывести армию, пообещали, что его не тронут и сохранят всё его оружие и обмундирование. Он сможет отправиться в любой морской порт.
Белизарий ощутил всю силу убеждения готов. Витигис и готские вельможи сдержали бы своё слово, если он покинет город. Остающиеся в душе варварами, они придерживались старых германских понятий о том, что почётно умереть в битве и позорно нарушить данное слово. Однако полководец ответил с беззаботным высокомерием, прекрасный образец солдата, настоящий пример для подражания: "Придёт время, когда вы захотите спрятаться даже в зарослях чертополоха, но нигде не найдёте убежища. Что касается Рима, то, пока Белизарий жив, он никогда не сдаст город".
С каким восторгом взволнованный Прокопий записал эти звучные слова своего героя! Они озадачили и поразили наблюдательных готов, вообразивших, что римский командир полагается на какую-то неизвестную им силу. Именно к этому стремился Белизарий, который знал, что никто не придёт к нему на помощь.
Он быстро избавился от одной опасности, приказав всем женщинам, детям и слугам граждан покинуть город. Подумав, он добавил к этому всех жён и детей своих сослуживцев, поскольку они каким-то странным образом собирали вокруг себя женщин, куда бы ни шли. Однако Антонина осталась.
Витигис позволил беззащитным людям беспрепятственно покинуть город. Готы ещё не узнали всех прелестей современной войны, когда солдаты нападают на население города, чтобы ослабить волю народа к победе.
Так началась знаменитая осада Рима, которой так стремился избежать Белизарий. Он мог полагаться только на свои мастерство, изобретательность и желание цивилизованного гражданина преодолеть бездумное сопротивление варваров. Защитники рассчитывали на военные машины и изворотливость ума. Они легко отбивали массовые атаки готов с их неповоротливыми осадными орудиями, которых к стенам подтягивали быки, хотя однажды командующему у могилы Адриана (современный Кастелло ди Сант-Анжело) пришлось разбить древние статуи для использования их в качестве оборонных орудий.
Готы отказались от попытки взять Рим с помощью военных машин. Они испортили акведуки, поставлявшие воду в город, но не смогли остановить течение Тибра; они прекратили пускать на воду лодки и плоты, когда римские инженеры соорудили плотины у истока и конца реки, чтобы защитить военные орудия.
Почти с самого начала завоеватель Африки столкнулся с сопротивлением римских граждан. Население всё ещё слишком хорошо помнило прошлую славу, когда Рим был центром всего цивилизованного мира. Ораторы произносили речи и приветствовали возрождение императорской армии с огромной радостью, которую отнюдь не омрачила отправка в безопасное место их семей и уменьшение почти вполовину пайка. Многие граждане хотели вступить в армию, и Белизарий с трудом удерживал их от участия в битве: он заставил их охранять город, заперев почти все ворота, чтобы их не открыли слишком восторженные или предательски настроенные граждане.
"Население Рима, - объясняет Прокопий, - было совершенно незнакомо с настоящими опасностями войны и осады. Они начали волноваться из-за того, что уже не могли, как прежде, принимать ванны или есть вдоволь, вместо этого им пришлось без сна охранять подходы к городу, пока враг грабил их урожай и земли, находящиеся за городской стеной. У них возникло подозрение, что город будет захвачен, и стали жаловаться, что они, никогда ни с кем не ссорившиеся, должны теперь испытывать неудобства из-за грозящей опасности".
Сенаторы, ораторы простого народа, - образованные люди - задавали такие вопросы, на которые у Белизария не было ответа. Они спрашивали: если он прибыл по приказу императора, то почему взял с собой так мало солдат для защиты города?
Однако Белизарий делал всё возможное, чтобы в огромных стенах не разгорелась вражда: он защищал город с помощью всадников. Готы никогда не отступали перед конными солдатами. Полководец сыграл на их страсти, как органист играет на своём инструменте, расставив у стен соединение своих солдат, там, где готы попадали под обстрел орудий, водружённых наверху, и отправив избранные эскадроны в готский лагерь, чтобы отступить под защиту соединений, когда готы бешено кинутся в погоню.
Размер городских стен дал римлянам одно преимущество. Лагерь готов был разбит вокруг по гораздо большему периметру. Закованные в броню римские воины могли устроить смятение в одном из лагерей прежде, чем другой вступил бы в битву. Ночью стремительные отряды делали вылазки, словно сторожевые собаки, чтобы охранять готские лагеря. Когда готы разобрались в одном тактическом приёме, Белизарий придумал другой, чтобы сбить их с толку. Цивилизованный человек мог мыслить быстрее варваров, которые опирались на прошлый опыт.
Река также сослужила хорошую службу. Неуклюжим готам потребовалось много времени, чтобы перебраться с одного берега Тибра на другой, в то время как мосты римлян располагались в самом городе. Белизарий без устали играл с готами в прятки и даже рискнул использовать жителей в качестве приманки, приказав им держаться у стен и тут же бежать вперёд, если готы нападут. Когда готы собрались, он пустил на них свой отряд по дальнему берегу реки. Некоторые горожане по ошибке попытались сопротивляться готам, прежде чем те обратились в бегство.
Во время всех этих ловких маневров кавалерии под прикрытием стен римский командующий сумел завезти провиант из сельской местности. Враги не сумели плотно оцепить город. Маленькие колонны устрашающих серых всадников просочились сквозь глубокие ложбины к прилегающим к Риму городкам. Они оттеснили готских солдат градом стрел. Готы не смогли научиться использовать разрушительную силу лука, не спешиваясь, их стрелки никогда не садились на коней, и именно по этой причине Белизарий избегал открытых столкновений с ними. Летучий отряд римлян делал вид, что собирается защищать город или холм; упрямые готы собирались атаковать расположения противника и обнаруживали, что всадники уже ускользнули и вернулись в город с возами драгоценной кукурузы или стадом.
Римляне также совершали маневры на Тибре. Обнаружив, что маленькие галеры могут проходить по реке, они построили деревянные щиты вдоль бортов галер и легко преодолевали извилистую реку. Только маленькие подразделения, еле сумевшие возместить потери Белизария, прибыли из Константинополя, чтобы поддержать Рим.
Несмотря на всю свою изобретательность, командующий не смог сломить упрямого сопротивления варваров. Они мужественно переносили потери, а римские гарнизоны не могли позволить себе потерять ни одного солдата. Наступило лето, но в город было невозможно подвозить урожай: урезанный рацион ослабил нежных горожан, которые начали требовательно настаивать на открытой битве с Витигисом. Если Белизарию так хорошо удавались мелкие операции, то почему бы ему не прекратить осаду и все их беды одной решающей битвой? Что осталось от власти великого Юстиниана, если римляне обречены на голодную смерть?
До тех пор Белизарий рисковал только небольшими отрядами своих ветеранов и в каждой схватке щадил их, выставляя против таких же небольших отрядов готов. Возможно, как пишет Прокопий, его к этому принудило население, но он решил рискнуть. Однако в последующей великой битве римляне не смогли разбить варваров, потому что у них не было ни такого большого воинства, ни безрассудной храбрости, как у врагов. Белизарий спас основные силы, пожертвовав лучшим полком.
Началась настоящая война. Белизарий написал Юстиниану в Священный дворец, что ему нужна значительная помощь. Он слышал, как на улицах его людей называли "греками" и "империалистами"; прошёл слух, что римляне в Италии жили лучше в правление мудрого Теодориха и одарённой Амаласунты, чем под честолюбивым игом "восточного императора". Добрая воля римлян иссякла, папа в церкви Святого Петра призывал к миру, и пришло время, когда Константинополь должен был послать на запад большие силы, чем пять тысяч наёмников. Однако солдат Белизарий чувствовал свою вину, пытаясь объяснить всё это в письме к императору:
"...Что касается будущих планов, то как бы мне хотелось, чтобы в твоём великом деле всё шло лучше. Я не стану скрывать от тебя то, что считаю своим долгом сказать, а твоё дело - действовать. Направь нам достаточное количество оружия и профессиональных солдат, и мы с равной силой выступим против врага в этой войне. Мы больше не должны полагаться на удачу, поскольку она не постоянна. Прими это к сердцу, император: если варвары сейчас одержат победу, то нас выгонят из Италии, и мы потеряем всю армию. Нам придётся вынести весь позор поражения в войне. На нас будут смотреть, как на людей, погубивших римлян, людей, которые предали их..."