Это была утомительная работа, поэтому, подтащив последнее кресло к краю палубы и протиснув его в окно (для него эта операция была похожа на продевание нитки в иголку), Джуфин удалился в буфет на правом борту палубы A. Часы показывали 2 часа 10 минут.
Утолив свою жажду - на этот раз водой, - он услыхал нечто похожее на грохот: как будто что-то не выдержало нагрузки и рухнуло. Вокруг него стали падать чашки и блюдца, накал нитей в лампочках сделался красным, над собой он услышал топот бегущих в корму людей.
Он пулей вылетел из буфета, направляясь в кормовой конец палубы A, и оказался в хвосте у толпы людей, покинувших шлюпочную палубу и устремившихся в том же, что и он, направлении. Насколько это было возможно, Джуфин старался не попадать в давку, сохраняя свое положение в арьергарде толпы. Он скатился по ступенькам на палубу B, оттуда - на кормовую палубу. Как только он попал туда, "Титаник" резко накренился на левый борт, и большая часть бегущих людей была низринута к леерному ограждению этого борта, где образовалась огромная куча человеческих тел.
Один Джуфин остался на ногах. Соблюдая осторожность и в то же время оставаясь совершенно спокойным, он продвигался в корму, удивительно хорошо сохраняя равновесие. Корма поднималась выше, одновременно корпус лайнера кренился на левый борт. Наклон палубы сделался настолько крутым, что стоять на ней уже не было никакой возможности; Джуфин перелез через перила леерного ограждения правого борта и буквально стал на борт судна. Все еще держась за поручень, но с внешней стороны ограждения, он продвигался по борту наверх, к корме, и достиг выкрашенного в белый цвет стального настила палубы юта. Теперь он стоял на самой оконечности скругленной кормы "Титаника", которая поднялась над поверхностью моря примерно на 50 м.
Не торопясь, Джуфин подтянул лямки своего спасательного нагрудника, потом взглянул на часы - они показывали 2 часа 15 минут. Подумав немного, он снял часы с руки и спрятал их в задний карман брюк. Положение, в котором он очутился, начало его несколько озадачивать, но тут он почувствовал, что корма стала уходить у него из-под ног, словно он спускался в лифте. В тот момент, когда поверхность моря сомкнулась над кормой "Титаника", Джуфин соскользнул в воду, даже не замочив головы.
Он плыл в ночном океане, нимало не обращая внимания на студеную воду. Было четыре часа ночи, когда он увидел то, что в сером свете занимавшегося утра показалось ему обломком кораблекрушения. Он подплыл ближе и обнаружил, что это перевернутая складная шлюпка B.
Днище шлюпки было усеяно людьми, и Джуфин не мог взобраться наверх, поэтому он плавал вокруг шлюпки до тех пор, пока не заметил среди стоящих людей своего старого приятеля по камбузу - кока Джона Мейнарда. Кровь, как говорится, гуще воды; Мейнард протянул руку, Джуфин ухватился за нее и держался, болтая ногами в воде, все еще основательно защищенный винными парами от холода.
Другие не заметили его - отчасти ввиду того, что слишком замерзли, отчасти потому, что все теперь следили глазами за горизонтом на юго-востоке. Было 3 часа 30 минут, когда они в первый раз увидели отдаленную вспышку света, сопровождаемую еще более отдаленным рокотом. Мисс Нортон в шлюпке Э6 воскликнула:
- Это вспышка молнии!
Хитченс же проворчал:
- Это падающая звезда!
Лежащий на дне шлюпки Э13 кочегар, от холода почти потерявший сознание, вскочил с криком:
- Это был пушечный выстрел!
Вскоре в том направлении, откуда послышался рокот, появился отдельный огонь, потом другой, затем стали возникать один за другим целые ряды огней. Это мчался большой пароход, пускавший ракеты, чтобы известить людей с "Титаника" о том, что к ним спешат на помощь. В шлюпке Э9 палубный матрос Пэдди Макгоф громогласно призвал остальных:
- Давайте помолимся богу, потому что я вижу на горизонте пароход, и он идет за нами!
Мужчины на шлюпке B разразились радостным воплем и снова возобновили болтовню. В шлюпке Э3 кто-то зажег газету и отчаянно замахал ею, затем была зажжена соломенная шляпа миссис Дэвидсон - решили, что она будет гореть дольше, чем газета. В шлюпке, где находилась миссис А.С. Джерван, пассажиры макали носовые платки в керосин и зажигали их, подавая сигналы. В шлюпке Э13 из писем скрутили бумажный факел. Боксхолл в шлюпке Э2 сжег последний фальшфейер. В шлюпке Э8 миссис Уайт замахала своей электрической тростью еще более неистово.
Над водой разносились крики "Ура!" и возгласы облегчения. Даже природа казалась довольной, заменив безотрадную ночную тьму розовато-лиловыми и коралловыми цветами великолепного рассвета.
Не все видели наступление этого рассвета. В полузатопленной шлюпке A Олаус Абельсет тщетно пытался пробудить волю к жизни у полузамерзшего человека, лежавшего рядом с ним. При первых проблесках утреннего света он приподнял его за плечи так, чтобы тот мог сидеть на шлюпочной рыбине.
- Смотрите! - призывал он его. - Мы уже видим судно! Крепитесь!
Он взял человека за руку и поднял ее, затем он потряс его за плечи, но тот лишь ответил:
- Кто вы? - Потом через минуту произнес еще: - Оставьте меня… кто вы?
Абельсет еще некоторое время удерживал его в сидячем положении, но это оказалось слишком утомительным, и в конце концов он вынужден был подпереть его доской. Спустя полчаса небо окрасилось в волнующие, теплые тона розоватого и золотистого цветов, но лежащий на доске человек уже не мог видеть этого.
Глава девятая
Мы несемся на север, как дьяволы
Лежа в своей каюте на борту кунардовской "Карпатии", направлявшейся из Нью-Йорка в Средиземноморье, миссис Энн Крейн удивилась, ощутив бодрящий запах кофе. Было около часа ночи четвертых суток плавания, и миссис Крейн, в достаточной степени изучившая порядки на этом тихом лайнере, знала, что любая деятельность на его борту после полуночи необычна, не говоря уже о приготовлении кофе.
В другой каюте по этому же коридору мисс Энн Питерсон тоже лежала без сна. Ее удивило то обстоятельство, что по всему судну были включены огни. Обычно сонная "Карпатия" к этому времени погружалась во мрак ночи.
Мистер Хауэрд М. Чейпин был скорее обеспокоен, чем удивлен. Он занимал верхнюю койку в своей каюте на палубе A и находился всего в нескольких сантиметрах от самой верхней, шлюпочной палубы. После полуночи его внезапно разбудил странный звук: непосредственно над его головой кто-то на палубе стал на колени. Накануне днем мистер Чейпин заметил, что к скобе над его каютой привязан лопарь шлюпочных талей. Теперь он был уверен, что стоящий на коленях человек отвязывает шлюпку, поскольку случилось что-то неладное.
Поблизости миссис Луис М. Огден проснулась, ощутив холод в каюте и увеличивающуюся скорость судна. Сверху слышались громкие звуки, и она тоже решила, что случилась какая-то беда. Она стала трясти своего спящего мужа. Предположение мужа нимало не успокоило ее: по его мнению, шум происходил оттого, что на шлюпочной палубе кто-то выбивал кильблоки из-под шлюпок. Муж открыл дверь каюты и увидел целую шеренгу стюардов, несущих одеяла и матрацы, - картину не очень-то утешительную.
Тут и там по всему судну чутко спавшие пассажиры с тревогой прислушивались к приглушенным командам, топоту ног, скрипу шлюпбалок. Некоторых настораживали двигатели - они стучали значительно громче, а ритм их работы был значительно быстрее, чем обычно. Коечные матрацы неистово вибрировали, стаканы для зубных щеток громко дребезжали в своих гнездах на умывальниках, деревянные конструкции стонали от испытываемых перегрузок. Из кранов текла только холодная вода, вертеть ручки регулирования отопления было бесполезно; машины, казалось, потребляли весь вырабатываемый котлами пар без остатка.
Самым странным был лютый холод. "Карпатия" вышла из Нью-Йорка 11 апреля, направляясь в Гибралтар, а затем в Геную, Неаполь, Триест и Фиуме. Ее 150 пассажиров первого класса были по большей части пожилыми американцами, отправившимися ловить солнце (Флорида в те времена еще не стала общепризнанным курортом); ее 575 пассажиров третьего класса были по преимуществу итальянцамии и славянами, возвращавшимися к своему солнечному Средиземноморью. Все они в воскресенье после полудня радовались приятному ветру Гольфстрима. К пяти часам вечера стало так тепло, что мистер Чейпин передвинул свое палубное кресло в тень. Теперь же поразительно похолодало; струи морозного воздуха, проникавшие во все щели и отверстия, напоминали Арктику.
На мостике "Карпатии" капитан Артур X. Рострон мысленно проверял, сделано ли все необходимое. Он плавал уже 27 лет, из которых 17 провел на службе в пароходной компании "Кунард Лайн", однако должность капитана он занимал всего второй год, а "Карпатией" командовал лишь третий месяц. Просьба "Титаника" о помощи была первым настоящим испытанием его административных способностей.
Когда на лайнер поступил сигнал CQD, Рострон уже лег отдыхать. Хэролд Коттэм, радист "Карпатии", бегом отнес радиограмму с "Титаника" на мостик первому помощнику капитана Дину. Вместе с ним они бросились по трапу вниз, пробежали через штурманскую рубку и ворвались в каюту капитана. Сторонник строгой дисциплины даже в полусонном состоянии, Рострон сразу подумал, что с судном произошла какая-нибудь беда, раз люди вломились к нему в каюту без стука; но не успел он отчитать их, как Дин уже выпалил ему ошеломляющую новость.
Рострон пулей вылетел из постели, Приказал развернуть судно и только после того, как было отдано это распоряжение, спросил Коттэма:
- Вы совершенно уверены в том, что это "Титаник" и что он просит незамедлительной помощи?
- Да, сэр.
- Вы абсолютно в этом уверены?
- Совершенно уверен.
- Хорошо, тогда передайте, что мы идем к ним с максимальной скоростью, на какую только способны.
Затем Рострон ринулся в штурманскую рубку и начал рассчитывать новый курс для "Карпатии". Делая вычисления и вычерчивая линии на карте, он увидел идущего мимо младшего боцмана, который вел группу матросов, отряженную драить палубы. Рострон велел ему отставить уборку палуб и приготовить вместо этого шлюпки к спуску. Младший боцман от удивления разинул рот. Рострон поспешил заверить его:
- У нас все в порядке, мы идем на помощь судну, которое терпит бедствие.
Через несколько минут новый курс был проложен: норд-вест 52o. "Карпатия" находилась от "Титаника" на расстоянии 58 миль. При скорости 14 узлов потребовалось бы свыше четырех часов хода, чтобы подойти к тонущему лайнеру. Слишком долго.
Рострон послал за старшим механиком Джонстоном, велел ему увеличить скорость судна, вызвать свободную от вахты смену, прекратить отбор пара на обогрев помещений, перекрыть подачу в каюты горячей воды и весь пар до последней унции подавать в машины.
Затем Рострон послал за своим первым помощником Дином. Он велел ему отменить все текущие работы, приготовить судно к предстоящей спасательной операции. В частности, приготовить к спуску и вывалить за борт все спасательные шлюпки, вывесить над палубой электрические люстры, закрепить у входных портов дополнительные тали для приема спасательных шлюпок, подготовить беседки для подъема на борт больных и раненых, парусиновые и сетчатые стропы для приема детей на каждом входном порте, спустить лоцманские и забортные трапы у входных портов и по бортам судна, приготовить грузовые сетки для облегчения подъема людей на борт, подготовить носовые стрелы (с паровыми лебедками) к подъему почты и багажа, держать наготове масло, которое нужно будет слить за борт для успокоения волн.
Затем он вызвал судового врача, доктора Макги, и велел ему собрать все имеющиеся на судне тонизирующие средства и спиртные напитки, оборудовать в каждом обеденном салоне пункты первой помощи, поручить доктору-венгру заботу о пассажирах третьего класса, врачу-итальянцу - о пассажирах второго, самому же доктору Магки следовало позаботиться о пассажирах первого класса.
Потом наступила очередь судового казначея Брауна: ему, старшему эконому судна и помощнику казначея, предписывалось взять под свой надзор каждый входной порт лайнера; принять на борт пассажиров "Титаника", записать их фамилии, направить их в соответствующий обеденный салон (в соответствии с классностью) для оказания медицинской помощи.
И, наконец, последовал целый ворох наказов капитана старшему эконому судна Хэрри Хьюзу: созвать весь подчиненный ему персонал, сварить кофе для всей команды "Карпатии", иметь в готовности суп, кофе, чай, бренди и виски для спасшихся с "Титаника", сложить одеяла у каждого входного порта судна, переоборудовать курительный салон, комнату отдыха и библиотеку в спальные помещения для спасшихся, собрать вместе всех пассажиров третьего класса "Карпатии", а в освободившихся помещениях разместить пассажиров третьего класса с "Титаника".
Отдавая свои распоряжения, Рострон напоминал всем, что необходимо соблюдать тишину и спокойствие. Предстоящая работа сама по себе достаточно трудная и нельзя допускать, чтобы при ее выполнении под ногами у членов экипажа путались еще и пассажиры "Карпатии". Чем дольше они будут спать, тем лучше. В качестве дополнительной меры предосторожности во всех коридорах были выставлены стюарды. Они должны были говорить любопытствующим пассажирам, что "Карпатии" никакая опасность не угрожает и что им лучше вернуться к себе в каюты.
После этого он отрядил инспектора, старшину судовой полиции и специальный наряд стюардов держать под надзором пассажиров третьего класса: никто не знал, как эти пассажиры будут реагировать на предстоящую перетасовку.
Жизнь на лайнере забурлила. В машинном отделении, казалось, все без исключения взяли в руки по лопате и принялись кидать уголь в топки. В помощь стоящим вахту были разбужены подвахтенные кочегары. Большинство из них не тратили времени даже на одевание. Судно все быстрее и быстрее резало воду форштевнем: 14; 14,5; 15; 16,5; 17 узлов. Никому и во сне не снилось, что "Карпатия" способна на такую прыть.
В кубрике для членов команды стюард Роберт X. Воон проснулся от того, что кто-то стащил с него одеяло. Чей-то голос велел ему вставать и одеваться. Было темно, хоть глаз выколи, но Воон слышал, как его товарищи по кубрику натягивали на себя одежду. Он спросил, что стряслось, и тот же голос ответил ему, что "Карпатия" наскочила на айсберг.
Воон ощупью добрался до иллюминатора и выглянул наружу. Судно шло быстро, от его форштевня бежали белые буруны. Очевидно с "Карпатией" ничего худого не случилось. Воон и его товарищи одевались, продолжая оставаться в недоумении, которое усиливалось тем обстоятельством, что кто-то стянул единственную в их кубрике лампочку, так что им ничего не оставалось, как мириться с темнотой.
Когда они вышли на палубу, какой-то начальник заставил их собирать одеяла. Потом они направились в обеденный салон для пассажиров первого класса, где уже находился целый рой людей, снующих вокруг, передвигающих стулья, переставляющих столы, переносящих спиртные напитки из бара в буфет. Воон и его товарищи все еще не знали причины всей этой суеты. Разнеслась весть о том, что капитан Рострон приказал собрать 3000 одеял для "такого же количества дополнительных пассажиров", но никто не знал, чем подобный приказ вызван.
Они узнали это в час пятнадцать ночи. Всех стюардов собрали в обеденном салоне, и главный эконом судна Хьюз произнес небольшую речь. Он рассказал им о "Титанике", объяснил их обязанности в сложившейся обстановке, сделал небольшую паузу и завершил свое выступление следующими словами:
- Каждый человек должен находиться на своем посту и выполнять свой долг, как настоящий англичанин. Если обстоятельства потребуют этого, давайте впишем в британскую историю новую славную страницу.
Затем стюарды вернулись к своей работе, которая для большинства сводилась к переноске одеял из кладовых для постельного белья к входным портам: Это и были люди, которых увидел Луис Огден, когда он в первый раз выглянул из своей каюты. Теперь он решил выглянуть снова. Огден поймал проходившего по коридору доктора Макги, который ответил на его вопросы так:
- Пожалуйста, оставайтесь у себя в каюте - это приказ капитана.
- Хорошо, но в чем все-таки дело?
- Авария, но не с нашим судном. Не выходите из каюты.
Мистер Огден сообщил об этом своей жене. Он почему-то решил, что на "Карпатии" возник пожар, и теперь она мчится на всех парах искать помощи. Он стал одеваться, выскользнул на палубу, отыскал знакомого рулевого, и тот безо всяких экивоков ответил на его вопросы:
- С "Титаником" случилась авария.
- Вы бы придумали для меня что-нибудь поумнее!-чуть ли не с торжеством произнес Огден. - "Титаник" следует на север, а мы идем в южном направлении.
- Мы несемся на север, как дьяволы. Ступайте к себе в каюту.
Мистер Огден опять все рассказал жене, которая спросила у него:
- И ты этому веришь?
- Нет. Вставай и одевайся потеплее.
Теперь у него не осталось никаких сомнений: "Титаник" непотопляем, значит, рулевой все выдумал, чтобы скрыть настоящее положение дел. Ложь рулевого лишь подтверждает худшие опасения мистера Огдена: "Карпатия" находится в опасности. В конце концов супруги Огдены крадучись выскользнули на палубу.
Другие пассажиры поступали аналогичным образом. Прячась от членов экипажа, воровато сходясь на палубе небольшими группами, они обменивались своими наблюдениями. Постепенно до них начало доходить, что "Карпатии" ничто не угрожает. Но, несмотря на слухи об аварии на "Титанике", никто не мог с уверенностью назвать причину этого стремительного ночного броска "Карпатии" на север, а спросить у кого-нибудь из членов экипажа они не решались, боясь, что их загонят обратно в каюты. Поэтому они продолжали оставаться на палубе, прятаться в тени, напряженно вглядываться в темноту, не зная, что там можно высмотреть.
Фактически никто на "Карпатии" не знал, что следует искать в ночном океане. В крохотной радиорубке над курительным салоном второго класса Хэролд Коттэм больше не мог поймать ни единого сигнала с "Титаника". Единственным утешительным объяснением этому могли служить лишь скудные возможности его небольшой радиостанции, дальность действия которой в лучшем случае составляла 150 миль; поэтому он не мог наверняка сказать, что случилось. Возможно, "Титаник" все еще посылает радиосигналы, но они слишком слабы и их трудно "поймать".
С другой стороны, сообщения, до сих пор поступившие с "Титаника", не предвещали ничего хорошего. В час шесть минут ночи Коттэм принял сообщение, адресованное "Олимпику":
- Приготовьте шлюпки; носовая часть быстро погружается.
В час десять:
- Тонем с дифферентом на нос…
В час тридцать пять:
- Затопляется машинное отделение.
Один раз у Коттэма спросили с "Титаника", сколько потребуется "Карпатии" времени на то, чтобы прийти на помощь.
- Передайте, что примерно четыре часа, - велел Коттэму Рострон, который еще не мог знать, на что способен их лайнер.
Затем в час пятьдесят минут поступила последняя просьба с "Титаника":
- Старина, приходите как можно скорее; машинное отделение затоплено по самые котлы. После этого радиоустановка "Титаника" замолчала.
Времени уже было за два часа ночи, а Коттэм все еще сидел, напряженно склонившись над аппаратом. Один раз к нему в рубку заглянула украдкой мисс Питерсон и увидела, что Коттэм, несмотря на сильный холод, сидит в одной рубашке. Он начал было раздеваться, когда на "Карпатию" поступил первый радиосигнал бедствия, и с тех пор не удосужился снова надеть пиджак.