Крейсеры шли в десяти милях впереди конвоя; видимость была отличная. В 8.10 Гамильтон просигналил на конвой: "Как обстоят дела?" - и потребовал от Бруми, чтобы тот выдерживал заданный ранее курс: "Конвой должен идти к северу на 45°, пока не последует дальнейших распоряжений". Бруми воспринял этот сигнал серьезнее, чем следовало, и проникся убеждением, что немецкие надводные корабли уже идут на северо-восток наперехват конвою. В 8.17 вечера Гамильтон отослал в Адмиралтейство радиограмму, где указал точное положение, курс и скорость конвоя, после чего сообщил, что собирается провести разведку ледяных полей. На "Норфолке" уже стоял готовый к взлету гидросамолет с экипажем из двух человек.
Через несколько минут к конвою подошли торпедоносцы капитана Эйхе, и началась массированная воздушная атака. Радист эсминца "Вэйнрайт", шедшего с правого фланга, обнаружил на осциллографе своего радиоцелеуказателя множество помех в квадрате справа. Почти сразу же после этого на горизонте появилась цепочка низколетящих самолетов.
"Всем приготовиться!" - прокаркал громкоговоритель на одном из кораблей противовоздушной обороны. В 8.18 тральщик "Нордерн Гем" просигналил: "Восемь торпедоносцев на 210°, расстояние пять миль". Минутой позже, однако, сигнальщик исправился: "Десять торпедоносцев на 210°!" Через несколько минут один из кораблей ПВО включил громкоговоритель на полную мощность и стал передавать данные для стрельбы на все находящиеся поблизости корабли конвоя. В 8.20 стал подавать сигналы "Ледбери": "Восемь торпедоносцев на 210°, расстояние пять миль", потом, как и тральщик, поправился: "Не восемь, а десять". Потом Начали семафорить чуть ли не все корабли эскорта. Громкоговорители надрывались: "Приближаются бомбардировщики… шесть машин… нет, двенадцать… восемнадцать… Господи, их двадцать пять!" Судно противовоздушной обороны рванулось вперед, перекрывая немцам подходы к транспортам. Коммодор Даудинг просигналил на "Кеппел", спрашивая, не следует ли кораблям конвоя совершить поворот "все вдруг". Но для маневра такого рода времени уже не оставалось. Кроме того, половина конвоя наверняка не заметила бы сигналов. Поэтому Бруми ответил: "Не думаю, что в этом есть необходимость".
С мостика "Вэйнрайта" капитан Мун видел, как атакующие торпедоносцы разделились на две группы. Одна стала заходить с правого борта, а другая - с фронта. С фронта было заходить сложнее и опаснее, но и результатов можно было добиться более существенных, так как в этом случае корабли сами шли навстречу торпедам. "Вэйнрайт", развив ход, помчался вперед, чтобы упредить немцев. Другие корабли эскорта также стали менять курс и отходить от конвоя, чтобы при стрельбе по низколетящим целям не мешать друг другу и не поразить ненароком транспорты. При этом все они вели непрерывный огонь. Не обращая внимания на частую стрельбу зениток эскорта, которые с легкостью могли поразить его корабль - "когда зенитчики палят по самолету, они ничего, кроме этого самолета не видят", жаловался позже капитан Мун, - "Вэйнрайт" шел с максимальной скоростью в 32 узла навстречу торпедоносцам. Когда эсминец отошел от конвоя по крайней мере на 4 тысячи ярдов, капитан Мун развернул свой корабль боком, чтобы встретить атакующие немецкие самолеты бортовым залпом всех своих артиллерийских установок. Между тем немецкие самолеты стали один за другим сбрасывать свои торпеды - как выяснилось, с большим недолетом, так что они не смогли поразить даже вырвавшийся вперед "Вэйнрайт". Несмотря на это, капитан эсминца пережил несколько неприятных минут, так как вода вокруг него буквально кипела от сброшенных с воздуха огромных смертоносных сигар, двигавшихся во всех направлениях.
Выбравшиеся из туманной дымки немецкие пилоты были неприятно удивлены, когда им прямо в глаза ударили солнечные лучи, которые на мгновение их ослепили. А потом они увидели сверкавший от вспышек выстрелов артиллерийских орудий и зенитных автоматов эсминец. У многих не выдержали нервы; они сбрасывали торпеды как попало, разворачивались и выходили из боя. Однако слабость духа продемонстрировали далеко не все экипажи. Один из "хейнкелей" с бортовым обозначением "1Н + МН" продолжал упорно двигаться в сторону конвоя: казалось, его пилот не замечал вспухавших вокруг его самолета разрывов и видел перед собой только заветную цель - караван и его огромные транспорты. Он вышел на эсминец и оказался в зоне прямого поражения всех его зенитных автоматов. Штурман запаниковал и сбросил торпеду, не успев как следует прицелиться. В следующее мгновение, прежде чем он успел сбросить вторую торпеду, его самолет оказался в самой гуще огненных сполохов. Один снаряд ударил его в нос, а другой - в левое крыло. Пилот "хейнкеля" лейтенант Каумер и его штурман были ранены. Левый мотор самолета зачихал и остановился, а из застекленной кабины стали вырываться языки пламени. Экипаж попытался вывести самолет из зоны поражения и взять курс на Норвегию, но секундой позже в кокпите разорвался еще один снаряд, и пожар усилился. Наконец штурману удалось сбросить вторую торпеду, которая упала за кормой "Вэйнрайта"; но и облегчив свой самолет, пилотам не удалось с ним справиться: торпедоносец врезался в морские волны на расстоянии четырех тысяч ярдов от правого борта эсминца. После приводнения немецкий самолет оказался в зоне видимости не только с "Вэйнрайта", но и с "Ледбери". Капитан Мур видел, как четверо немецких пилотов и воздушных стрелков, составлявших экипаж торпедоносца, перебрались из кабины в резиновую надувную лодку, после чего их самолет очень быстро затонул. Позже коммандер Бруми просигналил на "Вэйнрайт": "Благодарю за помощь. Поздравляю с прекрасной стрельбой. Теперь в немецком ангаре наверняка освободится место".
Зрелище рухнувшего в воду объятого пламенем самолета, похоже, основательно сказалось на боевом духе немецких летчиков. Группа, которая напала на конвой с фронта, после падения "хейнкеля" продолжала атаки не более двух минут и сбросила оставшиеся торпеды за целую милю до "Вэйнрайта". Но прежде чем атака с носа завершилась, вышли в атаку торпедоносцы из квадрата справа по ходу конвоя. Торпедоносцы возглавлял лейтенант Хеннеман, несколько недель назад получивший личную благодарность Геринга за потопление союзных судов общим тоннажем в 50000 тонн.
В квадрате справа по ходу движения каравана такого, как "Вэйнрайт", ощетинившегося стволами орудий и зенитных автоматов эсминца не оказалось. Вот когда выяснилось, что скученность кораблей эскорта при нападении торпедоносцев приносит не пользу, но вред. Девять немецких торпедоносцев, заходивших с правого борта, не встретили сосредоточенного огня эскортных кораблей и сумели выйти на дистанцию торпедного залпа. За шесть тысяч ярдов до конвоя они разделились. Пять ушли на левый фланг каравана, а оставшиеся четыре продолжали наступление на правом фланге.
Шум стоял оглушительный. Стреляло и грохотало все, что могло стрелять и грохотать. Транспорты били по воздушным целям из всех имевшихся в их распоряжении средств ведения огня, включая новейшие счетверенные зенитные автоматы фирм "Бофорс" и "Эрликон", зенитные пулеметы "Льюис" и "Браунинг", а также неуправляемые ракеты, запускавшиеся из контейнеров, носивших неофициальное название "свиное корыто". Зенитчики даже пытались ослеплять пилотов, используя мощные авиационные прожекторы конструкции Хольма. Два торпедоносца Хе-111 устремились к американскому транспорту "Беллингхэм". Когда до самолетов оставалось полторы мили, с транспорта открыли огонь. Второй самолет из пары зашел на транспорт с левого борта и сбросил две торпеды. Находившийся рядом с "Беллингхэмом" транспорт "Уильям Хупер" тоже начал стрелять по самолетам из носовых зенитных пулеметов 50 калибра. Один из самолетов (возможно, капитана Эйхе) задымил, но подоспел третий торпедоносец, сбросивший с горизонтального полета торпеды на расстоянии пятисот ярдов от обоих транспортов. Окрашенные в темно-зеленый цвет огромные сигары со всплеском соприкоснулись с поверхностью моря, подпрыгнули и скрылись под водой. Самолет по инерции продолжал идти на "Уильяма Хупера" - прямо на его рулевую рубку. Транспорт выпустил по самолету все свои неуправляемые ракеты, но было поздно - немцы уже сбросили свой смертоносный груз. Офицер военно-морской охраны транспорта повернулся, чтобы определить положение Хейнкеля, и заметил, что у самолета загорелся правый мотор. Потом он глянул на воду и увидел пенистый от вырывающихся на поверхность пузырьков воздуха торпедный след. Одна из торпед ударила транспорт в районе рулевой рубки с правого борта - в том месте, где стоял принайтовленный к палубе танк, - и взорвалась. Правый паровой котел сорвало со станины и сквозь огромную пробоину в борту выбросило наружу. "Уильям Хупер" окутался гигантским облаком пара, сажи и летевших во все стороны частичек асбеста. В его чреве все время что-то страшно грохотало и взрывалось.
Как ни странно, этот взрыв видело не так уж много людей. Внимание большинства было приковано к ведущему торпедоносцу Хе-111, за штурвалом которого находился герой рейха лейтенант Хеннеман. Он упорно пробивался к самому центру конвоя. "Он действовал чрезвычайно смело, - прокомментировал впоследствии работу летчика капитан Мур, - особенно если принять во внимание, что в этот момент по нему палили из чего только можно и к его самолету со всех сторон тянулись огненные трассы. Это был настоящий ад". Хе-111 Хеннемана, промчавшись над верхушками мачт транспортов шестой, пятой и четвертой колонн, направил свой самолет, казалось, прямо на капитанский мостик транспорта "Беллингхэм". Четыре крупнокалиберных зенитных пулемета транспорта били в упор по самолету Хеннемана бронебойными пулями 50-го калибра. Шедший рядом с "Беллингхэмом" пароход "Эль Капитан" выпустил из своих "Браунингов" по Хейнкелю 95 патронов 30-го калибра и 200 бронебойных патронов 50-го калибра. Старший офицер с "Эль Капитано" первым увидел, как огненные трассы пронизали неприятельский самолет, после чего из его фюзеляжа вырвался язык пламени. Не прошло и минуты, как весь самолет был объят огнем. Ничего удивительного: Хеннеман вырвался вперед, оставив своих товарищей далеко позади, поэтому по его торпедоносцу вели сосредоточенный огонь не менее десятка судов. Интересно, что в финальной фазе атаки самолет Хеннемана летел очень низко, едва не касаясь дисками пропеллеров верхушек волн, поэтому перекрестный артиллерийский огонь, который обрушили на него союзники, не мог не повредить их собственные корабли. Имелись и жертвы. Один из артиллеристов транспорта "Эмпайр Тайд" был ранен в бедро пулеметной пулей с другого судна. Пули и осколочные снаряды повредили также на пароходе такелаж, грузовую подъемную стрелу и изрешетили ящик корабельного телефона, посредством которого артиллеристы поддерживали между собой связь. Другой корабль по ошибке всадил снаряд в носовую часть американского транспорта "Айронклэд". Когда горящий Хейнкель оказался в непосредственной близости от "Беллингхэма", второй офицер корабля схватил ручной пулемет "Льюис" и лично выпустил по нему дюжину пуль. Возможно, он продолжал бы стрелять, но у него заклинило оружие. Стоя с замолчавшим пулеметом в руках, он с замирающим сердцем наблюдал за тем, как горящий торпедоносец одну за другой сбросил две торпеды. Нырнув под воду, они устремились к кораблям. Их длинные зеленые тела и медные носовые обтекатели были хорошо видны сквозь прозрачную поверхность воды. Одна из торпед пронеслась в каких-нибудь десяти футах от носовой части "Беллингхэма", а вторая двигалась к центральной секции корпуса стоявшего перед "Беллингхэмом" английского парохода "Наварино". Она ударила "англичанина" в борт прямо под капитанским мостиком. Как только торпеда соприкоснулась с корпусом судна и прогремел взрыв, члены команды стали прыгать за борт.
В рулевой рубке разлетелись все стекла; в трюме № 3 зияла пробоина, куда хлестала вода, отчего пароход стал клониться на правый борт. Управление на пароходе заклинило, поэтому "Наварино" начал вываливаться из строя. Матросы быстро спустили на воду две шлюпки, и все, кто мог, забрались в них. Чтобы поврежденный "Наварино" его не таранил, "Беллингхэм" начал отворачивать. Один из плававших в воде матросов вскинул вверх руку и крикнул: "До встречи в России!" Учитывая, что вода была холодная, как лед, это потребовало от моряка немалого мужества.
Пылающий торпедоносец лейтенанта Хеннемана рухнул в воду слева по носу "Вашингтона" - головного транспорта второй колонны. Когда поверженный вражеский самолет соприкоснулся с водной поверхностью, стоявшие на палубе американских крейсеров моряки разразились рукоплесканиями. Они хорошо видели происходящее, так как эскадра Гамильтона находилась на расстоянии нескольких миль от конвоя. "Мы хлопали и кричали, как если бы находились на нью-йоркском ипподроме и наблюдали за скачками", - писал позднее один из американцев. Адмирал Гамильтон, который повел свои крейсера к конвою, как только началась воздушная атака, сам того не желая, оказался в "первых рядах зрителей". Правда, его замечание по поводу увиденного носило более официальный характер. "Эти парни, кажется, научились стрелять".
Когда конвой проходил мимо распластавшегося на поверхности воды пылавшего немецкого самолета, моряки с "Эль Капитана" видели, как метались летчики в его горящей кабине, и выкрикивали в адрес поверженного врага ругательства и оскорбления. Они не испытывали симпатии к немцам и оценили их геройское поведение лишь много позже, когда их оставила горячка и напряжение боя.
Когда зенитчики переключили внимание на другие летательные аппараты врага, немцы, чтобы не подставляться под огонь, начали бешено маневрировать, бросая свои машины из стороны в сторону и двигаясь среди кораблей конвоя "змейкой". Однако никто из них на такие подвиги, как Хеннеман, не отважился, хотя торпеды они продолжали сбрасывать. Один "хейнкель" атаковал русский танкер "Донбасс", следовавший в хвосте третьей колонны; артиллеристы с "Донбасса" начали стрелять и накрыли обе торпеды. Когда сбросивший торпеды самолет пролетал над "Олопана", который шел перед "Донбассом", американцы палили по нему так яростно и слаженно, что он вынужден был отвернуть влево и убраться подальше от конвоя, оставляя за собой длинный дымный след. В скором времени он исчез за горизонтом, и большинство союзных моряков считали, что до базы ему не дотянуть. Все остальные немецкие самолеты тоже сбросили свои торпеды не слишком удачно, так что попаданий больше не было. Зато зенитчикам удалось повредить еще несколько немецких самолетов, а в одном из них пулеметным огнем был убит стрелок-радист. Надо прямо сказать, что смерть одного из лидеров немецкой авиагруппы - лейтенанта Хеннемана - повлияла на пилотов его подразделения удручающе. Но доблесть Хеннемана ни у кого сомнений не вызвала, и посмертно он был награжден Рыцарским крестом. Его геройская атака была подробно описана в бортовых журналах чуть ли не всех кораблей конвоя.
В 8.25 вечера атака завершилась. Очевидец, наблюдавший за боем с борта эсминца "Уилтон", подрагивавшей от возбуждения рукой записал: "Два самолета сбиты, три "купца" торпедированы". Помимо "Уильяма Хупера" и "Наварино", получил торпеду единственный советский танкер "Азербайджан", шедший в середине конвоя. Капитан Мун, стоявший на мостике эсминца "Вэйнрайт", хорошо видел, как торпеда поразила танкер: над морем на двести футов поднялась сплошная стена пламени. Потом пламя словно по волшебству исчезло и на его месте заклубились пар и дым. Из-за оглушительного грохота артиллерийских орудий и зенитных автоматов звука взрыва Мун не расслышал.
В 8.31 вечера над конвоем установилась тишина, нарушаемая только отдаленным рокотом восьмидюймовых орудий крейсера "Лондон", который на пределе дальности стрелял своим главным калибром по улетавшим немецким самолетам. Лейтенант Каумер и еще три человека из экипажа сбитого торпедоносца, спасавшиеся на надувном плотике, были подобраны эсминцем "Ледбери". Обгоревшие обломки Хе-111 храброго лейтенанта Хеннемана все еще колыхались на поверхности воды. Из его экипажа не выжил ни один человек. Поврежденные "Уильям Хупер", "Азербайджан" и "Наварино" стали вываливаться из походного ордера конвоя; три спасательных судна и два тральщика бороздили море между кораблями конвоя, подбирая попрыгавших в воду моряков. В этот день конвой PQ-17 пережил самое серьезное испытание за все время своего похода, но обрушившиеся на него бедствия не только не напугали и не сломили людей, но, как кажется, еще больше их сплотили.
Сигнальщик "Кеппела" подошел к стоявшему на мостике коммандеру Бруми и вручил ему розовый бланк с расшифрованным посланием флагмана. В 8.40 контр-адмирал Гамильтон передал на "Кеппел" следующее сообщение: "Поскольку существует вероятность появления надводных кораблей противника, немедленно дайте знать, когда конвой будет находиться на 45°". В самом ли деле шли к конвою немецкие корабли? И как далеко они находились? Похоже, Гамильтон не имел об этом никакого представления. Тем не менее, Бруми сразу же передал на "Лондон", что он уже изменил курс в соответствии с приказом флагмана.