На этих представлениях, составлявших цель всех интриг и любимых более, нежели в прежние времена Марли, присутствовало весьма небольшое число зрителей. Это были король, королева, дофин, мадам Аделаида, принцессы Виктория, София, Луиза, герцог Шартрский, принц Тюренн, герцог д'Ажан, герцог Ришелье, господин де Майльбуа, маркиз де Вильруа, господин де Таван, граф де Лорж, господин д'Аржансон, господин де Коаньи, господин де Круасси, господин де Герши, господин де Шансенец, маршал граф Саксонский, аббат де Берни, де Вандьер, Турнегам, де Бриенн, де Спонгейм, де Субиз, де Бель-Иль, де Сен-Флорентен, де Пюиссье, де Шеврез, де Люксембург, де Дюра, де Шонь, д'Естиссак, де Кастр, де Гонто, де Сегюр, де Ложерон, де Пон, де Даши и де Фриз.
Актерами были граф Майльбуа, Мез, д'Ажан, Круасси, де Бойе, де Дюра, Клермон д'Ам6уаз, Куртанво, Вильруа, актрисами – маркиза Помпадур, де Бранка, де Пон и де Сассенаж.
Таким образом, в 1747 году играли "Тартюфа", но почти секретно. Ни дофин, ни принцессы, ни королева на этом представлении не присутствовали. Граф Ноайль, принц Конти и герцог Жевр добивались приглашения, но не получили его.
"Тартюфа" играли герцог Нивернуа, Мез, д'Ажан, ла Вальер, Круасси, госпожа де Сассенаж, господин де Пон и госпожа де Бранка.
В 1749 году играли "Заключенный и расторгнутый брак", сочинение Дюфреми. Граф Майльбуа имел огромный успех в роли президента; маркиз Бойе, Круасси, Клермон д'Амбуаз и Дюра были осыпаны рукоплесканиями.
В 1752 году играли "Венеру и Адониса", юроический балет. Слова были господина Коллета, а музыка – господина Мондовиля. Рыцарь де Клермон играл роль Марса, маркиза Помпадур – роль Венеры, виконт Шабо – роль Адониса, госпожа де Бранка – роль Дианы.
Многие из этих дам и кавалеров приобрели славу истинных артистов. Ла Вальер отлично исполнял роли градоначальников, герцог Дюра – "Блезов", госпожа де Бранка – мельничих, а маркиза Помпадур – Колетт. Клермон д'Амбуаз, Куртанво, Люксембург, д'Ажан и Вильруа превосходно пели. Наконец, де Гесс, де Куртанво, Беврон и Мельфор восхитительно танцевали.
Герцог ла Вальер был директором этой знаменитой труппы.
В 1748 году приказано было выстроить зал для личных удовольствий Людовика XV, или, лучше сказать, маркизы Помпадур.
В продолжение этого времени народ, о котором совсем забыли и о котором вспоминали лишь тогда, когда речь заходила о налогах, сняв мало-помалу с Людовика XV имя Возлюбленного, начинал роптать. Мы остановимся на этом ропоте, потому что это было началом грозы, которая должна была разразиться впоследствии.
Книга вторая
Глава 1
1748 – 1756
Истощение финансов. – Жалкое состояние флота. – Г. де Руйллье сменяет г. де Морпа. – Г. де Майю. – Дело об имуществе духовных лиц,. – Бракосочетание маркизы Буффлер с герцогом Люксембургским, – Военное дворянство. – Смерть графа Маврикия Саксонского. – Учреждение военного училища. – Рождение герцога Бургундского, – Маркиза Помпадур. – Маркиз Мариньи, ее брат. – Олений парк.
Последняя война ясно показала, в каком жалком положении находился французский флот, приведенный в такое цветущее состояние Кольбером и оставленный в таком пренебрежении министром Флери. Г. де Морпа, на которого пала ответственность за это несчастие, или, лучше сказать, на которого пало обвинение за сочинение одного четверостишия против фаворитки короля,сдал морское министерство г. Руйллье. Между тем и добросовестный Орри, выжимавший у кардинала Флери по копейке до двенадцати тысяч ливров, которые он давал королеве на уплату ее богоугодных долгов, показавший в начале Фландрской войны, что в казне имеется восемьдесят миллионов для поддержания чести Франции, с истощением казны и будучи притом притесняем фавориткой, вышел в отставку, передав место свое г. де Машо д'Арнувилю.
Машо, сделавшись министром, находился в таких же затруднительных обстоятельствах, как и Орри; затруднительность для него была еще даже больше, потому что с каждым днем вспомогательные средства становились меньше, а нужды возрастали более. Надобно было уплачивать государственный долг, восполнять дефицит; а между тем народ был так разорен, что не было никакого средства привести в порядок финансы. И потому Машо решился прибегнуть к духовенству, дворянству и государственным чинам провинций, которых настоящее богатство не приведено еще было в известность.
Эти сословия сохранили старинное право самим на себя налагать налоги и платить королю в виде добровольного дара сумму, которую они имели до сих пор право распределять между собой по своему благоусмотрению.
Итак Машо, находясь в этих затруднительных обстоятельствах, послал в парламент для внесения в роспись указ о налоге двадцатой части доходов с каждого дома и всякой другой недвижимой собственности.
Парламент, получив этот указ, обратился к королю с жалобой. Но король вместо всякого ответа приказал парламенту принять указ, и парламент внес его в свою роспись. По принятии этого указа король потребовал займа в пятьдесят миллионов; парламент снова обратился к королю с жалобой; но несмотря на это, король приказал и этот указ о займе внести в роспись, что и было исполнено.
Эти два указа произвели всеобщее неудовольствие. Указ о двадцатой части доходов с недвижимой собственности не нравился дворянству, духовенству и государственным чинам провинций. Указ же о займе пятидесяти миллионов был тягостен для народа.
Эти неудовольствия обнаруживались в разных видах в течение времени с 1750 по 1756 год. К этому общему взгляду мы присоединим некоторые частные подробности, дополняющие историю этих шести лет.
Одно из частных событий, наиболее забавлявшее двор своей оригинальностью, было неожиданное бракосочетание герцогини Буффлер с герцогом Люксембургским. 28 июня Людовик XV был в Бельвю у маркизы Помпадур; герцог Люксембургский приехал туда же просить его почтить своей подписью контракт, содержавший в себе условия вступления его в брак с герцогиней Буффлер.
Буффлер, овдовевшая три года тому назад, явилась при дворе в 1734 году; она сделалась придворной дамой около того времени, как Людовик XV разошелся с королевой; будучи любезна, очаровательна, прелестна, она вскоре заняла видное место в бесчинном обществе Шуази.
Г. де Трессан песней своей прибавил новую знаменитость этой уже весьма замечательной знаменитости. Песня г. де Трессана начиналась следующим куплетом:
Quand Boufflers parut a la cour,
On crut voir la mere d'Amour,
Chacun s'empressait de lui plaire,
Et chacun 1'avait a son tour.
Когда Буффлер явилась при дворе,
Все ею, как Венерой, любовались,
Вельможи все ей нравиться старались,
И всякий с ней бывал наедине.
Маркиза Буффлер певала эту песню наравне с другими; только, дойдя до последнего стиха, обыкновенно говорила:
– Право, не помню, как дальше.
Скажем теперь, каким образом устроилась эта свадьба, которую хотели праздновать на другой день.
За несколько дней перед тем г-жа де Буффлер, соскучившись вдовством, которое, впрочем, она замечала менее, чем всякий иной, приехала к герцогу Люксембургскому, который давно уже был ее обожателем.
– Г. маршал, – сказала она, входя к герцогу, – в эту ночь мне пришла в голову одна мысль.
– Какая, герцогиня?
– Та, что вам надобно на мне жениться.
– К чему это? В том положении, в каком мы находимся, мне кажется, что мы давно уже вступили в супружество.., или почти что вступили.
– Это правда; потому-то я и предлагаю вам на мне жениться не для этого, а для того, чтоб называться маршальшей; титул благообразный.., он мне нравится; притом же если вы мне дадите этот титул, то и я вам дам другой; если вы сделаете меня маршальшей, то я вас сделаю начальником гвардии.
– Э! Что же вы не сказали мне этого сразу, любезная герцогиня! А когда же контракт?
– Я приеду к вам сегодня вечером с моим нотариусом.
– Итак, сегодня ввечеру?
– Сегодня ввечеру.
Для подписания этого-то контракта приглашал Людовика XV герцог Люксембургский, и он подписал его.
Чрез восемь дней герцог Люксембургский действительно получил должность начальника гвардии, остававшуюся незанятой по смерти маршала д'Аркура.
1 ноября 1750 года король учредил военное дворянство, приобретаемое по праву не только теми, которые дослужатся до генеральского чина в его армии, но и теми, которые дослужатся до капитана, если только их отец и дед служили в этом же чине:
Patre et avo militibus.
Это была достойная похвалы отмена того последнего права, которое имел первый разбогатевший откупщик, – покупать себе дворянство за деньги.
10 декабря умер маршал граф Саксонский в своем замке Шамбор, который подарил ему король; он ввел в армию новую теорию, основывавшуюся на воинственном характере французского народа; она состояла в том, что успех сражения почти всегда должен был находиться в руках пехоты.
– В руках французов, – говаривал маршал, – ружье есть только рукоятка штыка.
Так как по причине веры, исповедуемой маршалом графом Саксонским, король не мог оказать ему таких же погребальных почестей, какие были оказаны Тюренну, то он приказал похоронить его в Страсбурге и все расходы на перевоз тела, приготовление могилы и надгробного памятника отнести на счет королевской казны.
Пигалю поручено было сделать памятник победителю при Фонтенуа и Року, и он исполнил это поручение. Маршал умер пятидесяти четырех лет от роду. 22 января 1751 года король основал военное училище, в котором должны были иметь бесплатно помещение, стол и воспитание пятьсот французских дворян, преимущественно таких, отцы которых умерли на службе короля или служат еще в армии; это было дополнением идеи об учреждении Дома Инвалидов; только Людовик XIV начал с конца.
12 сентября того же года супруга дофина родила герцога Бургундского.
По случаю этих родов король сложил четыре миллиона податей, а город Париж выдал замуж шестьсот девушек.
Этому примеру последовала и маркиза Помпадур: она обвенчала за один раз всех взрослых девушек в своих имениях; таким образом, было заключено более семисот браков; при виде этого Монмартель, казначей короля, устроил еще триста браков.
Столько же девушек выдали замуж цехи и общины в провинциях, равно как и особы, желавшие сделать удовольствие королю и маркизе Помпадур, – так что две тысячи браков были плодом этих счастливых родов супруги дофина.
Президент Леви, автор исторического журнала Людовика XVI, вычислил, что эти две тысячи браков в четырнадцать лет могут доставить государству пятнадцать тысяч человек против настоящей цифры народонаселения.
Само собой разумеется, что по случаю такого большого числа браков – причем каждая чета новобрачных получила от города в приданое шестьсот ливров – не обошлось без песенок. Для образца мы приведем здесь одну из них, из которой можно будет видеть, что припев: "Веселитесь, бедняки!" (vivent les gueux!) – не есть изобретение, или, лучше сказать, дар пера знаменитого Беранже:
Deux cents ecus sont les dottes
De ces tendrons,
Y compris habits et cottes
Et violons;
Saus pates de Perigueux:
Vivent les gueux!
Qu'il serait beau, ce me semble
Voir en unjour,
Tant d'amants unis ensemble
Faire a 1'Amour
Un sacrifice joyeux!
Vivent les gueux!
Pour completer cette fete,
De 1'Opera,
Notre prevot, bonne tete,
Regal era
Ce bataillon d amoureux
Vivent les gueux'
Сотни две экю с приданым
Получают голубки,
И к камзолам и к кафтанам
Причисляются гудки,
Без паштетов перигорских
Веселитесь, бедняки!
Как для глаз всегда прекрасно
Видеть, как с огнем в крови
Столько любящих согласно
Отдают божку любви
Эту радостную жертву!
Веселитесь, бедняки!
Чтоб закончить этот праздник,
Этот гвалт и шумный час,
Старшина, лихой проказник,
Угостит на славу нас,
Пир задаст для всей толпы
Веселитесь, бедняки!
4 февраля 1752 года умер в Сент-Женевьеве герцог Орлеанский, куда он несколько лет тому назад удалился, сжегши прекраснейшие картины своей галереи потому только, что они представляли нагих женщин 29 июня умер в Риме знаменитый кардинал Альберони Это тот самый, с которым мы познакомились по случаю заговора Целламара и который готов был сжечь всю Европу, чтоб сделать Испанию таким сильным государством, каким она сделалась впоследствии Действительно, в минуту его смерти Испания владела Королевством Обеих Сицилий, которое он занял войсками, и герцогствами Пармским и Пьяченцким, которых он требовал для нее 28 февраля 1753 года умерла герцогиня Менская.
23 августа 1754 года супруга дофина родила сына, который получил имя герцога Беррийского и который впоследствии сделается королем под именем Людовика XVI.
Смерть Монтескье, Ловендаля и принца Домбского суть важнейшие события остальной части 1755 года.
1756 год, в продолжение которого под покровительством герцога Орлеанского распространяется во Франции прививание оспы, особенно наполнен событиями Канадской войны.
В продолжение этих шести лет могущество маркизы Помпадур не только не уменьшилось, но еще более увеличилось. Это потому, что с жадностью к деньгам, в которой можно упрекнуть фаворитку, она соединяла в себе все великие качества. Она обладала теми благородными и артистическими чувствованиями, которых вовсе не имел король.
Несчастные и ученые находили в ней сильную опору. Чрез нее Вольтер принят был ко двору, чрез нее получил он должность камер-юнкера, которую продал за шестьсот тысяч ливров; чрез нее он держится при дворе, несмотря на свои шалости и вольнодумства. Не раз он принужден бывал искать спасения в бегстве, скрываться то у госпожи де Шателе, то у герцогини Менской; но как только наступало благоприятное время, как только на устах короля появлялась улыбка, подобно солнечному лучу из-за грозных туч, маркиза снова призывала беглеца, и он снова писал стихи в честь короля, которого ненавидел, и в честь фаворитки, которую презирал. Вольтер ставит в это время на сцене свою "Семирамиду", она падает; он бежит в Пруссию пред представлением "Катилины", трагедии, имевшей успех, и, как человек, всегда алчущий славы, или, лучше сказать, молвы, заставляет д'Аламбера сказать про него:
– Вот человек, у которого славы на миллион, а он хочет приобрести ее еще на копейку!
И все это потому, что наука составляет для маркизы большое вспомогательное средство сохранить власть свою над Людовиком XV, который скучает все более и более.
Людовик XV страдает болезнью, от которой нет лекарства, – разочарованием. Взгляните на портрет Людовика XV, написанный художником Ванлоо; он верен в ту эпоху, до которой мы дошли; на нем король сохранил еще черты молодости, которая проходит для него; но, достигнув двух третей своего зрелого возраста, он начинает уже замечать, что старость к нему приближается. Еще лоб у него если не широк, то по крайней мере благороден и высок; голубые глаза его еще так блестят под черными веками, так изящно открыты под безукоризненными его бровями; нос, по которому легко узнать потомка Бурбонов; на устах тонкая и умная улыбка, наследие Савойского дома; и что же! рассмотрите со вниманием этот лоб, эти глаза, эти уста; поищите в этом труде живописца выражение, которое он хотел скрыть, и во всем вы найдете усталость.., изнеможение. У ног этого портрета недостает только пустой чаши, чтоб представить эмблему разочарования.
Этого-то короля надо было забавлять, чего бы то ни стоило. Поэтому больше для него, нежели для маркизы Помпадур, воздвигается по какой-то фантастической программе замок Бельвю. "Устройте мне сады Ариостовой Альцины", – сказала маркиза Помпадур художнику Буше, и Буше принялся за дело. Помпадур купила золото, мрамор и порфир; Лемуан обтесал все это; и Лемуан вместе с Буше вдвоем устроили это жилище феи…
Людовик XV, видя все эти старания угодить ему, улыбается, дает маркизе Помпадур табурет, сажает ее возле королевы, заставляет принцесс целовать ее в лоб – ее, дочь любовницы фермера Турнегама, – женщины, которой после ее смерти сочинена была следующая эпитафия:
Ci-git qui sortit du fumier
Et, pour faire fortune entiere,
Vendit son honneur au fermier
Et sa fille au proprietaire.
Лежит здесь та, которая родилась
Из грязи и, чтоб в счастье жить всегда,
Продать свою честь фермщику решилась,
А дочь свою вельможе продала.
Ее, дочь Пуассона, который был осужден на виселицу и который однажды за роскошным ужином, разгорячась вином и будучи расположенным говорить правду, развалясь в своем кресле, сказал:
– Знаете ли, чему я смеюсь? Тому, что все мы окружены здесь таким блеском и великолепием! Чужестранец, войдя сюда, право, принял бы нас за принцев; а между тем, вы, г. де Монмартель, – сын целовальника; вы, г. де ла Валетт, – сын продавца уксуса; ты. Буре, – сын лакея; а я, да что говорить, все знают, чей я сын!