Если Будда – историческая личность, ясно, что Отречение состоялось, причем уже одного этого факта было достаточно для формирования не имеющих больше ничего общего с действительностью легенд. Что касается четырех знаков, в Писаниях мы располагаем подтверждением, что рассказ о четырех посещениях парка родился из стремления придать видимость историчности каноническому пассажу, в котором на самом деле не содержится никакой информации об этих событиях. Изложенные выше события были просто сконструированы на материале изложенных в Каноне размышлений Будды о старости, болезни и смерти. То же самое мы обнаруживаем и в истории Отречения. Приведенные выше древние канонические повествования об уходе Готамы из мира ничем не напоминают позднейшую легенду. Они повторяются в различных частях Писаний и механически объединены в сутте, обращенной к джайну Махасаччаке (Мадж., i, 240).
И вот перед моим просветлением, когда я был еще Бодхисаттой и не был полностью просветлен, я подумал: тягостна жизнь в доме, в пыльном месте. Под открытым небом отречение от мира. Нелегко для того, кто живет в доме, вести совершенно полную, совершенно чистую и безупречную благочестивую жизнь. Что, если я избавлюсь от волос и бороды и, надев желтые одежды, оставлю дом для бесприютной жизни?
И вот в другой раз, когда я был еще мальчиком, черноволосым юношей в расцвете молодости, в начале жизни, когда не желавшие этого мать и отец рыдали и их лица были заплаканы, я срезал волосы и бороду и, надев желтые одежды, оставил дом для бесприютной жизни.
Это все; и даже если составитель этой сутты знал позднейшую легенду, здесь он использует фразеологию того периода, когда о ней не было ничего известно. Согласно этому тексту, Бодхисатта оставил мир не в возрасте двадцати девяти лет, а еще будучи мальчиком (дахара). Упоминание о волосах и бороде представляет собой чисто формальное утверждение, поскольку оно используется при описании любого отшельника, даже мальчика Налаки, племянника Аситы. Лишить легенду всех ее чудес и противоречий значит оставить ядро, в той же степени чуждое старейшим источникам, что и все остальное. Ольденберг отвергает эти сведения, находя в них поэтические преувеличения, и признает только канонические рассказы, представляющие собой неприкрашенные фрагменты того, что знало (или думало, что знало) об этих событиях старшее поколение.
Важный элемент легенды – история жены Будды и его сына Рахулы. Ольденберг пишет, что рассказы о них можно считать вымышленными тем меньше, чем чаще образы Рахулы или его матери встречаются в старой традиции не в дидактических целях или не для создания патетических ситуаций . В определенном смысле это верно. В старой традиции действительно отсутствуют связанные с ними патетические ситуации, поскольку эти персонажи там вообще не упоминаются. Бхадда Каччана – только одна из трех или четырех личностей, которые поздняя традиция отождествляет с женой Будды, а более старые тексты такую идентификацию не проводят . Точно так же дело обстоит с Рахулой. В старых текстах он никогда не упоминается в качестве сына Будды. Действительно, существует четыре или больше "Рахула-сутты" и три "Рахуловада-сутты" , где он появляется как собеседник, подобно другим монахам. В "Тхеригатхе", позднем тексте, частично, как признают и сами комментаторы, созданном не раньше Третьего собора, Рахула говорит: "Я – сын Будды". Но на этом основании мы могли бы сделать и заключение о том, что у Будды было четыре сына, поскольку три других старейшины в этом тексте говорят то же самое. Сириваддха говорит: "Я – сын несравненного"; Касьяпа из Гаи говорит: "Я – истинный сын Будды"; Калудайин говорит: "Я – сын Будды". Но всех учеников Будды часто называют в тех же выражениях истинными или подлинными сынами Будды, путта ораса, "сынами души" .
Так описывает себя Кассапа Великий, Сам., ii, 221. Кроме того, когда ученики спрашивают Будду, кто они, он отвечает, что они – истинные сыны Господина. Дигха, iii, 84.
То, что у Будды была жена, не только естественно, но и, согласно индийским понятиям, неизбежно. Женитьба – одна из обязанностей того, кто живет в мире. Историкам нет нужды начинать с того факта, что у Будды были жена и сын. Это может быть правдой и может основываться на устной традиции, но традиция определенно не сохранила информацию о них. Что касается различных предположений, кем была жена Будды, мнение о ее тождестве с Бхаддой Каччаной, больше ничем не известной монахиней из перечня великих учеников, не разделяется единодушно даже палийскими комментаторами. Они поискали в Каноне и нашли в том же перечне Рахулу, названного "главой тех, кто желал наставлений". Даже в палийской комментаторской традиции нет уверенности, что он был сыном Будды, и анализ других традиций также показывает, что они по большей части не могут сообщить о нем ничего определенного.
Глава 6
Аскетизм и просветление
Оставив свой дом, Готама отправился на восток, и по меньшей мере вероятно, что маршрут его путешествия проходил через три района – страны шакьев, колиев и малла, которые он, как говорят, миновал. Но куда он прибыл впервые, неизвестно. Палийские комментарии называют реку Анома, протекавшую в тридцати лигах от Капилаваттху, и говорят, что затем он отправился к манговой роще в Анупии, в местности, которую Канон называет селением. "Махавасту" упоминает не о реке, а о городе Аномия, расположенном в двенадцати лигах от главного города шакьев, в стране племени малла. В "Лалитавистаре" это селение, находившееся в шести лигах от Капилаваттху под названием Анувайнея или Анумайнея в стране майнеев, живших за племенем малла. Возможно, эти данные отражают память о расположенной восточнее Капилаваттху реальной местности, куда бежал Готама (по крайней мере, по преданию). Но если это так, они свидетельствуют также о полном отсутствии какого-либо действительного знания об этой местности. Предположить, что истину сохранила палийская версия, было бы просто легковерием. Содержащаяся в ней информация находится не в тексте Канона, а в комментариях, которые, как и санскритские тексты, были составлены на века позже предполагаемых событий .
Основные события последующих лет вплоть до просветления зафиксированы в Писаниях. Кроме того, мы также располагаем посвященными им параллельными (и более пространными) повествованиями в комментариях и санскритских текстах. Можно задаться вопросом, являются ли вариации и добавления в последних позднейшими вставками, или же в канонических рассказах отобраны определенные события из более длинной истории, существовавшей в то время, о которой полное представление мы получаем только в комментариях. Эту проблему можно будет исследовать надлежащим образом лишь после изложения событий. Тем не менее последовательное изложение событий того периода не однажды встречается в Каноне , и несколько поразительных фактов, известных комментариям, не раз упоминаются в четырех Никаях. Некоторые из событий в комментариях и в Каноне позже были разработаны по-разному или же вводятся в разном хронологическом порядке, и существует вероятность, что в канонических повествованиях изложено все известное в качестве предания в то время, когда составлялись рассказы, теперь включенные в сутты.
Из Канона мы узнаем, что Готама сначала обратился с просьбой обучить его к двум наставникам, но не был удовлетворен тем, что они ему дали, и шесть лет практиковал аскезу в обществе пяти учеников. Затем он оставил посты и самоистязание, обратившись к новому методу религиозной практики, и тогда добился просветления. Сначала он колебался, не зная, стоит ли ему сделать попытку обратить мир, а затем отправился в Бенарес, где встретил пятерых учеников, которые оставили его, когда он перестал практиковать аскезу, и обратил их. В дополнение к этому существует несколько записанных в балладной форме эпизодов, которые, несмотря на то что на них обычно ссылаются как на "старые предания", вероятно, являются стихотворными переложениями материала из комментариев.
Именно на этом отрезке описания жизни Будды мы впервые сталкиваемся с личностями и местами, о которых существуют другие свидетельства, помимо буддийских источников. Рассказы подаются как имеющие отношение к самому Будде, но легко увидеть, что благочестивые хронисты переработали более старые легенды. Эти пассажи привести необходимо и потому, что они проливают свет на характер позднейших повествований, и потому, что они содержат некоторые самые ранние формулировки фундаментальных доктрин. Важным результатом шестилетней аскезы Будды было открытие правильного пути мистического сосредоточения. Учение двух наставников, к которым он первоначально обратился, не имело отношения к философии: они преподавали определенный метод медитации, который следовало выучить и практиковать.
"Махасаччака-сутта" (Мадж., i, 240 и далее) после рассказа об уходе из дому, приведенного выше, продолжает:
Так, уйдя от мира, я стремился к добру; в поисках высшего покоя отправился я к Алара Каламе и, обратившись к нему, сказал: "Я желаю, друг Калама, вести благочестивую жизнь в этой доктрине, в этом учении". Вслед за этим Калама сказал мне: "Останься, друг; такова доктрина, которую разумный человек может за недолгое время уразуметь, осознать и достичь, обучаясь у меня, и пребыть в ней". За недолгое время я быстро овладел этой доктриной. И вот до этой степени, просто шевеля губами и повторяя то, что произносили, я с другими произносил обеты: "Я провозглашаю доктрину знания, доктрину старшего я знаю и воспринимаю". Затем я подумал: не из-за простой уверенности Алара провозглашает свою доктрину (говоря), что сам он уразумел, осуществил и достиг ее и пребывает в ней. Поистине Алара пребывает в ней, осуществляя и воспринимая ее. Тогда я обратился к Аларе и сказал ему: "Друг Калама, каков предел этой доктрины, которую ты сам уразумел, осуществил и достиг и которую ты провозглашаешь?" Вслед за этим Алара провозгласил достижение Ничто . Затем я подумал: у Алары есть вера, но и у меня есть вера. Не только у него есть энергия, у меня тоже есть энергия. Не только у него есть внимательность, у меня тоже есть внимательность. Не только у него есть сосредоточение, у меня тоже есть сосредоточение. Не только у него есть мудрость, у меня тоже есть мудрость. Что, если я приложу усилия к осуществлению той доктрины, о которой Алара заявляет, что он сам уразумел, осуществил, достиг ее и пребывает в ней. Затем за недолгое время я быстро осуществил доктрину, осознал и достиг ее и пребыл в ней.
Тогда я обратился к Аларе и сказал ему: "Это ли предел доктрины, которую ты сам уразумел, осуществил, которой ты достиг и которую ты провозглашаешь?" – "Это предел, друг". – "Я тоже, друг, сам уразумел, осуществил эту доктрину, достиг ее и пребываю в ней". – "Успех, друг, великий успех это для нас, кто находит друга в таком товарище по занятиям. Такова она, доктрина, которую я сам уразумел, осуществил и достиг и провозглашаю… Такова она, и как я, так и ты, как ты, так и я. Приди же, друг, мы вдвоем посвятим себя этому обществу". Так это было, учитель мой Алара принял меня, своего ученика, как равного себе и почтил меня великой честью. Тогда я подумал: эта доктрина, предел которой состоит в достижении состояния Ничто, не приводит к отвращению, отсутствию страсти, остановке, спокойствию, высшему знанию, нирване. И так, не заботясь об этой доктрине, я оставил ее с неприязнью.
Затем описывается визит к Уддаке Рамапутте почти в тех же самых словах, но здесь идет речь о доктрине, которую осознал и провозглашает Рама, отец Уддаки. Это достижение состояния Ни-сознания-ни-несознания (четвертое буддийское достижение). Уддака не предложил Готаме стать равным ему, а хотел поставить его над всей общиной учеников в качестве учителя. Эту доктрину он также нашел неудовлетворительной и отбросил.
Затем, стремясь к добру и в поисках высшего покоя, я постепенно продвигался по дороге к магадхам и прибыл в Урувелу, военное селение . Там я увидел приятное место с усладительной рощей, речку, чьи чистые воды приятно текли, а струи были хороши, и вокруг лежало место, где можно было просить подаяние. Тогда я подумал: вот поистине приятное место с усладительной рощей, речка, чьи чистые воды приятно текут, а струи хороши, и вокруг место, где можно просить подаяние. Это, конечно, подходящее место для усилий высокородного, желающего приложить усилия. Тогда я уселся там, это было подходящее место для усилий.
Рассказ об аскезе предварен тремя сравнениями, которые тогда пришли на ум Готаме. Первое из них – сравнение с человеком, пытающимся разжечь огонь посредством трения палочки о сырое зеленое полено, погруженное в воду. Он не сможет зажечь огня, и ему подобны аскеты, чьи страсти не успокоены. Испытывают они внезапные, острые, резкие и жестокие боли или нет, они не могут достичь знания и просветления. Это касается и второго случая, когда человек трет палочку о сырое зеленое полено, даже если оно не в воде. В третьем случае он берет сухое полено и может разжечь огонь. Точно так аскеты, которые лишились страстей, имеют возможность достичь знания и просветления. Важность этого пассажа частично в том, что он очень стар, так как содержится и в санскритских текстах ; но, кроме того, он существенен и для прояснения вопроса о том, обязан ли чем-нибудь буддийский метод сосредоточения другим системам. Мы увидим, что согласно этому фрагменту Готама начинает с принятия известных практик:
Тогда я подумал: что, если я сейчас стисну зубы, прижму язык к нёбу и сознанием сдержу, сокрушу и выжгу свое сознание. (Я сделал так), и пот заструился из подмышек. Точно как силачу пришлось бы схватить более слабого человека за голову или за руку… так я стиснул зубы… и пот заструился из подмышек. Я сделал решительное усилие, придя к целостной внимательности; но мое тело было неспокойно и тревожно, несмотря на мучительное усилие, которое овладело мной. Тем не менее эти возникшие мучительные ощущения не сломили мое сознание .
Тогда я подумал: что, если я теперь осуществлю транс без дыхания. Так я сдержал вдохи и выдохи изо рта и из носа. И когда я сделал так, раздался свирепый звук дуновения ветров, исходящих из моих ушей. Раздался свирепый шум, подобный свирепому реву из кузнечных мехов, когда я сделал так… Тогда я подумал: что, если я теперь осуществлю транс без дыхания. Так я сдержал вдохи и выдохи изо рта, из носа и из ушей. И когда я сделал так, свирепые ветры взвихрились в моей голове. Будто силач сокрушил чью-то голову острием меча, точно так свирепые ветры взвихрились в моей голове.
(Он снова трижды практикует сдерживание дыхания и страдает так, как если бы ремень обмотали вокруг его головы, как если бы мясник резал его тело острым ножом, как если бы два силача держали более слабого человека над пылающими углями.) Тем не менее эти возникшие мучительные ощущения не сломили мое сознание.
Некоторые божества, увидев меня тогда, сказали: "Отшельник Готама мертв". Некоторые божества сказали: "Не мертв отшельник Готама, но умирает". Некоторые сказали: "Не мертв отшельник Готама, да и не умирает. Отшельник Готама – архат; так ведут себя архаты".
Затем я подумал: что, если я совершенно воздержусь от еды. Итак, божества обратились ко мне и сказали: "Господин, не воздерживайся совсем от еды. Если ты сделаешь так, мы будем кормить тебя божественной пищей через поры твоих волос и так сохраним тебе жизнь". Тогда я подумал: что, если бы я полностью воздержался от еды, а эти божества кормили бы менябожественной пищей через поры волос и так сохраняли бы мне жизнь, это было бы нечестно с моей стороны . Тогда я отступился, сказав: не будем больше об этом.