Образы войны и человека на войне в киноискусстве Беларуси
М. Г. Костюкович (Минск)
Титульная тема белорусского игрового кинематографа появилась в репертуаре киностудии больше 70 лет назад, если отсчитывать от первого фильма о военном времени, созданного в 1942 г. в Алма-Ате– "Белорусские новеллы", аналог знаменитых "Боевых киносборников". Среди множества кинообразов войны и человека на войне, созданных с того времени до сих пор, отметим важнейшие, связанные со стилистическими, эстетическими и ценностными изменениями белорусского киноискусства.
Первые герои войны в белорусском кино – девочка по прозвищу Пчелка, заводящая фашистов в болотную топь, и молодой танкист, мстящий за убитую мать ("Белорусские новеллы", режиссеры В. Корш-Саблин, Ю. Тарич). Герои сюжетов агитационного толка совершают подвиги, и подвиг становится содержанием войны, обстоятельства же сводятся к карикатурным эскизам. Плакатные средства сюжетосложения и образности позволяют изобразить войну лишь через простейшее и доходчивое разделение на своих и чужих, идущее от ранних историко-революционных фильмов: "чужие" – пришельцы извне, агрессивные, нравственно отвратительные, глуповатые, "свои" – здешние, наделенные добродетелями и дающие отпор злодеям.
Первый послевоенный игровой фильм "Новый дом" (1947 г., режиссер В. Корш-Саблин) начинается ликованием в связи с праздником Победы. Окончание войны показано не как восстановление прежней жизни, а как начало словно бы совершенно новой. Главные герои – председатели двух передовых колхозов, Иван да Марья, герои войны, теперь налаживающие хозяйство. Марья, по военной привычке, ездит верхом на коне, Иван носит гимнастерку и отдает приказы, но этой паре гораздо легче руководить колхозами, чем признаться друг другу в любви, и вокруг этого признания разворачивается главная сюжетная линия фильма. Почему не удалась и провалилась в прокате попытка рассказать об эмоциональной опустошенности героев-победителей, их неспособности вернуться в мирную жизнь, будто война стала ее концом? Не только из-за фальши и даже завиральности позднего соцреализма, разительного и возмутительного различия между послевоенной реальностью и ее лакированным кинообразом, но больше из-за того, что обессиленный соцреализм не располагал достойными средствами для раскрытия темы, актуальной в послевоенные годы и воплощенной в белорусском кино только в 1960-х гг. Страдание от одиночества, страх перед мирной жизнью, душевная боль, родственная фантомной, неспособность жить после войны – об этом кинематограф сможет внятно сказать лишь спустя 15 лет, когда откажется от лакировки действительности, агитационных выразительных средств и обратится к образу человека, носителя не идеи, а характера и судьбы. "Новый дом", возможно, первый в белорусском кинематографе случай несоответствия средств – задачам, художественного метода – теме.
В 1949 г. белорусский кинематограф создает новый образ героя, человека на войне – Константина Заслонова в одноименном классическом фильме (режиссер В. Корш-Саблин). Его суть – подвиг, его характер сведен к преувеличенной доблести и отваге. Это фильм-декларация, где явлениям прошедшей войны даются имена: герой (образцовый работник депо Заслонов), враг (оккупанты, принесшие свой новый порядок), предатель (мелкий подлец Буравчик, новое воплощение частого в довоенных фильмах разоблачаемого вредителя), сопротивление (подпольная работа и вредительство, одобряемое потому, что вред наносится врагу), подвиг (долготерпение и самопожертвование) и, разумеется, война (битва добра со злом). Действующие лица – персонифицированные идеи героизма, патриотизма, предательства, фашизма, товарищества, сплочения. Мифологизированный герой Константин Заслонов – порождение войны, как будто не существовавшее до ее начала и не способное существовать после ее конца. Авторы сюжета отказались даже от первоначальной экспозиции, в которой Заслонов медленно привыкает к военному времени и не по-геройски долго отваживается вступать в борьбу, и от финального эпизода смерти и оплакивания героя. Заслонов замкнут в войне, как в шаре, и является ее центром, оком тайфуна. Вокруг него происходят все военные события, он же, как ни странно, остается внутри них почти неподвижным между двумя лагерями, его преследующими: "своими" и "чужими". Его подвиг заключается в долготерпении, но представлен он как лидер, ведущий людей за собой, обезличенный, лишенный индивидуального, обладатель всему народу свойственных качеств – мужества, стойкости, терпения. Война – азартная вражда со зрелищными акциями и увлекательными приключениями – бесконечна, Заслонов, демон войны, ведет людей в бой.
В отличие от "Константина Заслонова", созданный по той же сюжетной схеме фильм "Часы остановились в полночь" дает образ войны как ловушки, в которую попадает главная героиня (1958 г., режиссер Н. Фигуровский). Попытка мифологизировать действительное убийство генерального комиссара Беларуси В. Кубе основана на схожей интриге – персонаж находится меж двух огней, и это вынуждает его действовать. Но Марина Казанич, в отличие от кинематографического Заслонова, крошечный человек на окраине большой войны, мирная жительница, которая случайно оказывается связанной с подпольем и еще более своевольным капризом случая попадает в дом Кубе. Это вынужденный подвиг человека, попавшего в капкан и потому не вредящего врагу, а его убивающего. Война больше не упоительный, вроде мальчишеского, разгром вражеских позиций, а напряженная борьба за выживание, в которой растерянность героя в экстремальных обстоятельствах только усугубляет его озлобленность и жестокость.
Война как приключение, страшная сказка – образ фильма "Девочка ищет отца" (1959 г., режиссер Л. Голуб), где героиня, трехлетняя дочь партизанского командира, оказывается втянутой в опасную, но похожую на игру историю. Поэтика агитационно-пропагандистского фильма, свойственные ему утрирование и гротеск оказались действенными при переводе военной драмы на язык детской сказки.
Кинематограф 1960-х гг. с упоением экспериментатора создает множество образов войны. Война как быт, ежедневный рутинный труд выживания и сопротивления, будничность встреч и диалогов, повседневность подвигов, незаметных постороннему – образ фильма "Через кладбище" (1964 г., режиссер В. Туров). "Свои" и "чужие" отныне неразличимы, исчезают герой и антигерой, но важными становятся образы пограничья между "своими" и "чужими" – здешней девушки, отвечающей симпатией фашисту, деревенского полицая и сельчанина, помогающего партизанам. "Свои" и "чужие" – теперь личный нравственный выбор, а не принадлежность к тому или иному лагерю. Биполярный, предельно ясный мир предшествующих фильмов треснул по швам, возник мир подлинный, смутный, сложный, менее эмоциональный, лишенный экзальтированного драматизма. Герои фильма погружены в войну, как в жизнь, но в этом новом мире войны пока не установлены нравственные законы, и отсутствие ориентиров – самое сокрушительное его свойство. Как нравственное испытание трактует позднее войну Л. Шепитько в фильме "Восхождение" по роману В. Быкова (1976 г.)
"Альпийская баллада" (1965 г., режиссер Б. Степанов) переводит войну из области испытания воли в эмоциональный опыт. Сюжет повести В. Быкова сокращается до основной линии бегства героев, мелодраматическая история выходит на первый план, сильный мотив судьбы, характерный и для повести-первоисточника, усугубляется, и война трактуется как судьба, играющая с героем. Она позволяет герою испытать чувства, которых он прежде не знал, эмоциональное откровение – единственное в пределах фильма завоевание героя.
Война как опыт эмоционального, нравственного и даже эстетического взросления изображена в фильмах "Иван Макарович" И. Добролюбова (1968 г.), "Я родом из детства" В. Турова (1966 г.), "Венок сонетов" В. Рубинчика (1976 г.).
Еще более сложный, не поддавшийся даже автору образ – война как сон, сновидение о войне – фильм "Восточный коридор" В. Виноградова (1966 г.) Персонажи погружены в сомнамбулическое состояние, сюжет движется по сновиденческой логике от впечатления к впечатлению, война обнаруживается как уродливые червоточины в нарочитой красивости сновиденческого мира, обескураживающих противоречиях, по которым спящий понимает, что видит сон, пугающе похожий на действительность. Болезненно эстетичный мир, открывающий в каждом своем проявлении столь же болезненную жестокость – это противоречие и есть воина, в которой персонажи не могут осознать происходящее: так оно противоестественно.
В конце 1970-х – начале 1980-х гг. войну показывают как саднящий в памяти осколок. Тяжелые воспоминания складываются в отдельный временной слой, влияющий на всю настоящую жизнь, как железо на стрелку компаса ("Черный замок Ольшанский", "Возьму твою боль", "Водитель автобуса"). Герои, погруженные в прошлое, сладить с настоящим не могут.
Крутой поворот в трактовке военной темы – драма "Иди и смотри" Э. Климова по романам А. Адамовича (1985 г.) – новый, прежде невозможный образ, война как остервенелое истребление людей людьми. Герои – жертвы бесчеловечной охоты. Натурализм изображения, образ сгущенной вокруг главного героя, окончательной физической смерти стал рубежом для последующих режиссеров военных фильмов. Акцент на физической стороне войны стал значительной частью ее образа в современном кино. Постепенно и закономерно вырастает новый для белорусского и привычный для мирового популярного кино образ – война как зрелище, аттракцион ("Днепровский рубеж", "Брестская крепость", "Снайпер. Покушение" и др.), иногда с психологической подложкой ("В августе 44-го…", режиссер М. Пташук, 2001 г.) Войне, как в кинематографе 1950-х гг., возвращен увлекательный сюжет, основанный на интриге, со зрелищными аттракционами и минимумом психологизма, которого недостаточно для правдоподобия, но, к счастью, в этом жанре оно даже губительно.
Делаются попытки сменить ракурс в военной теме: возникает война как способ жизни, привычка к соседству и в то же время вражде, перманентная оккупация в фильмах "Оккупация. Мистерии" (2004 г., режиссер А. Кудиненко) и "Враги" (2009 г., режиссер М. Можар). Но в этих пробах нового образа войны больше желания оригинальности, нежели художественного осмысления. Наконец, возвращение к моральной драме войны происходит в фильме "В тумане" (2012 г., режиссер С. Лозница), совместной постановке по произведению В. Быкова, которая обращается к угасшей традиции военного кинематографа 1960-1970-х гг., ориентированного на экзистенциальный, моральный, философский аспекты военной темы.
Увековечение памяти о событиях июня – июля 1944 г. на территории города Полоцка
А. И. Корсак (Полоцк)
В результате Полоцкой наступательной операции (29 июня – 4 июля 1944 г.) войск 1-го Прибалтийского фронта (4-я Ударная армия, 6-я гвардейская армия, 43-я армия, 3-я Воздушная армия, 1-й танковый корпус), проведенной без оперативной паузы после окончания Витебско-Оршанской наступательной операции, была разгромлена полоцкая группировка противника и освобожден г. Полоцк. Увековечение памяти о героях, погибших в ходе операции "Багратион", началось практически сразу после освобождения Беларуси от немецко-фашистских захватчиков. Не был исключением в этом плане и Полоцк. Так, Военным Советом 1-го Прибалтийского фронта было принято решение о строительстве памятника участникам Великой Отечественной войны, погибшим в боях за город. В решении было оговорено "организовать самое широкое участие трудящихся г. Полоцка в работах по сооружению памятника на площади Свободы" [19, с. 488].
В конце 1940-х гг. начинается процесс перезахоронения останков погибших героев-освободителей из временных могил на территорию кладбищ, и установление на местах их подвигов мемориальных плит, многие из которых в последующем были преобразованы в мемориальные комплексы и другие сооружения.
Рассмотрим данный процесс на примере памятника двадцати трем воинам-гвардейцам, находящемся на улице Нижне-Покровская на берегу реки Западная Двина.
История возникновения данного памятника такова. Город Полоцк географически расположен по обоим берегам Западной Двины, что в условиях проведения военных операций является преградой для оперативных маневренных действий. В период нацистской оккупации через реку Западная Двина существовало несколько переправ: железнодорожный мост и два деревянных моста, один из которых был пешеходным. К лету 1944 г. действующими оставались железнодорожный и пешеходный мосты. Для того чтобы закрепиться на плацдарме на правом берегу реки, советским войскам необходимо было ее форсировать. Немцы при налаживании системы обороны практически все переправы заминировали. Не был исключением в этом плане и деревянный пешеходный мост. Перед воинами гвардии лейтенанта М. Григорьева была поставлена задача разминировать и преодолеть этот мост с целью закрепления на противоположном берегу. Ценой жизни гвардейцев цель была практически достигнута, но, к сожалению, мост все же был взорван. Все гвардейцы были захоронены в одной могиле № 185 в "скверике 150 метров севернее правого берега реки Западная Двина, 200 метров северо-западнее церкви".
В память о подвиге гвардейцев 158-го гвардейского стрелкового полка в городе Полоцке на правом берегу реки Западная Двина была установлена мемориальная плита с надписью: "Здесь 3 июля 1944 года 22 гвардейца 158 гв. стр. полка под командованием гв. лейтенанта Григорьева А. М., в составе Холопова К. П., Гунько П. Г, Носкова Ф. А., Кабиева Т., Кравченко А. Ф., Лысенко И. И., Хорева Н. М., Киселева А. И., Полещук М. И., Ефимова И. Ф., Стельмаха В. П., Глушкова Н. Ф., Гордеева Н. А., Лавриненко В. К., Лукьянова И. Ф., Фролова И. Ф., Панцос П. Г, Песнева М. Ф., Макарова А. С., Туликубаева Д., Саперова В. Н. своим подвигом способствовали успешному штурму г. Полоцка наступающими частями Советской Армии. Все они в неравном бою погибли смертью храбрых, но не отступили ни на шаг. Родина-мать высоко оценила их бессмертный подвиг и посмертно наградила всех правительственными наградами" [8, л. 6].
В 1948 г. в результате перезахоронений останков гвардейцев на городское кладбище на месте их подвига были обнаружены не 22, а только 10 погибших воинов. В связи с этим в 1973 г. ответственным секретарем Президиума Полоцкого городского отделения общества охраны памятников истории и культуры был направлен запрос в Центральный архив Министерства обороны СССР о подтверждении количества погибших гвардейцев при совершении форсирования реки Западная Двина в ходе освобождения города Полоцка 3 июля 1944 г. Согласно ответу на запрос, "по учетным данным Отдела персональных потерь сержантов и солдат Советской Армии", значатся гвардейцы количеством в 19 человек. Данных по А. М. Григорьеву не имеется, а также отсутствуют сведения о судьбе Киселева А. И. и Панцоса П. Г." [8, л. 9-13].
В 1989 г. были воздвигнуты памятник в виде группы солдат, противостоящих противнику, и стела с именами погибших, над которыми улетают в небо бронзовые журавли. Автор памятника – скульптор А. И. Пеньков. Информация на стеле значительно отличается от надписи на мемориальной плите, установленной ранее (см. табл. 1).
Таблица 1.
Соотношение информации о гвардейцах 51 гв. стрелковой дивизии 158-го гв. стрелкового полка, находящейся на памятнике "23-м воинам-гвардейцам", и данных Центрального архива Министерства обороны РФ