"Одни считали его ученым, другие - конструктором, третьи - организатором науки, вольно или невольно противопоставляя эти понятия. Думается, наука и техника XX века настолько тесно слились воедино, что не всегда можно провести грань: вот здесь кончаются фундаментальные исследования, а здесь начинаются прикладные. Масштаб личности Королева тем и велик, что он соединил в себе выдающегося ученого, прекрасного конструктора и талантливого организатора. Именно такой человек необходим был новому огромному делу - человек, всю свою жизнь без остатка посвятивший единой цели. Наверное, иначе и нельзя в век, когда наука становится непосредственной производительной силой, когда роль ее в жизни общества необычайно возросла…
Сергей Павлович приходил ко мне в ЦК всегда с новыми планами, деловым, озабоченным. Это был очень жизнелюбивый человек, с большим чувством юмора. Случалось иногда так: зайдя по делу, он вдруг откладывал в сторону бумаги и рассказывал какой-нибудь случай, происшедший в конструкторском бюро или на космодроме. Рассказывал увлеченно, с юмором. Иногда пересказывал шутливую историю, выдуманную его сотрудниками о нем самом. Королев был строг, требователен и к себе, и к своим товарищам, но держался всегда просто. Это очень помогало в работе".
Здесь нужно добавить еще немного, чтобы полностью завершить "космический сюжет" в жизнеописании Леонида Ильича. Сменив Хрущева на посту Генерального секретаря, обладая, как кажется, всей полнотой власти в стране, по-прежнему преданно любя космическое дело, он не смог продолжить хрущевского броска в этом направлении на том же уровне. Именно не смог, а не захотел. Не обладал он волей и настойчивостью Хрущева. А тут еще пошли неудачи. Сперва трагически погиб в космосе замечательный Комаров, потом возвратились в спускаемом аппарате сразу три мертвых тела… А расходы росли и росли, и конца тому не предвиделось… И американцы нас тут сумели обогнать и первыми высадились на Луну…
В этих условиях настаивать на проведении и расширении комической программы значило бы брать на себя большую политическую ответственность за все возможные последствия, в том числе и неудачи. А вот к этому Брежнев был органически неспособен по самой сути своей заурядной натуры. И космос не то чтобы он лично свернул, а при нем, так сказать, свернули… Одно ведомство попросило отсрочку… Другое не выполнило заданий… Третье и четвертое попросили дополнительных ассигнований… При Сталине такого быть не могло, при Хрущеве нытиков ждали бы неприятности. А Брежнев сам не хотел уже напрягаться и другим позволял такое же.
Так еще в семидесятых годах наша родина уступила первое место в космосе Соединенным Штатам Америки. А теперь… но о том не будем говорить, не станем бередить давние и недавние наши раны…
На политическом своем поприще Брежнев лишь в 1957 году, уже пятидесяти лет от роду, стал непосредственным участником острой схватки в борьбе за высшую власть в Кремле.
Хрущев после XX съезда не приобрел полного всевластия в Президиуме ЦК, более того, его антисталинская истерия, принесшая огромный вред всему мировому коммунистическому и революционному движению, сплотила его многочисленных противников. Маленков, Молотов и Каганович, заручившись поддержкой большинства других членов Президиума, включая Ворошилова, попытались снять Хрущева с поста Первого секретаря ЦК. 18 июня 1957 года на заседании Президиума они предъявили свои претензии Хрущеву и потребовали его отставки. "Коллегиальность", о нарушениях которой при Сталине неоднократно говорил Хрущев, казалось, торжествовала: большинство диктовало свое решение явному меньшинству. Все по уставу и традициям партии. Некоторую пикантность событиям придавало то, что новоявленный ставленник Хрущева Секретарь ЦК Шепилов вдруг принял сторону его противников (так и остался в истории с длинным и смешным прозвищем: "и примкнувший к ним Шепилов"…).
Наплевал Хрущев на все партийные обряды и отказался подчиниться сталинским старичкам, в том числе и "примкнувшему к ним Шепилову". Он через их голову прямо обратился к Пленуму ЦК, где его назначенцы уже составляли несомненное большинство.
В эти драматические дни Брежнев проявил лучшие свои качества. Оказавшись вместе с Хрущевым в меньшинстве, видя против себя знаменитых в партии и стране сталинских деятелей, он не переметнулся на их сторону, а остался верен тому, который его выдвинул и возвысил. Он деятельно помогал Хрущеву в созыве внеочередного Пленума. По-своему это был шаг вполне революционный. Пленум по докладу Хрущева снял с постов всю сталинскую верхушку, приличия ради оставили на некоторое время лишь престарелого Ворошилова на его декоративном посту Председателя Верховного совета СССР.
Хрущев щедро вознаградил своих молодых сторонников: Брежнев, Маршал Жуков, Фурцева и еще кое-кто сразу вошли в число полноправных членов Президиума ЦК КПСС. Так Леонид Ильич, которому недавно миновало пятьдесят лет, утвердился в высшем органе партии. И довелось прибывать ему там еще ровно четверть века. А вот о его дальнейшем взлете ни его сотоварищи, ни тем более он сам и помыслить в то время даже не могли…
Укрепив свое личное положение в руководстве партии, Брежнев, как всегда, озаботился окружить себя старыми, проверенными соратниками. Первым в Москве появился верный "Костя" - из Кишинева невзрачного Черненко перевели в Москву в аппарат отдела пропаганды ЦК КПСС. Пару лет спустя непосредственно в Секретариат самого Брежнева был переведен Цуканов, он сделался помощником Брежнева в Бюро ЦК по РСФСР, должность не звонкая, зато определенная. И наконец, тогда же начал столичную карьеру в качестве пока лишь инструктора ЦК КПСС молдавский сотоварищ Брежнева Трапезников.
Хрущев был не только деятелен, но и мелочно суетлив. Впавший в глубокую дряхлость Ворошилов на посту липового "президента" Советского Союза ужасно раздражал его, хотя казалось бы, чего уж… Народ привык к нему еще с двадцатых годов. Но неуемный Никита скинул Ворошилова в мае 1960 года, а вместо него переставил на этот заметный, но пустой пост… Леонида Ильича, своего любимца.
…Западные "советологи", знавшие нашу страну по советским газетам и отчетам своих собственных газетных корреспондентов, которые обитали исключительно в столице, были в курсе московских сплетен, но ничего не видели далее Садового кольца. Ясно, чего все это стоило. Так вот, "советологи" непосредственно в 1960-м и позже дружно судачили, что новый пост есть серьезное "понижение" Брежнева. Разумеется, это полный вздор. В Советском Союзе значимость деятеля определялась не нарицательным должностным уровнем, а фактической близостью к принятию важнейших решений партийно-политическим руководством. Брежнев членство в Президиуме сохранил, близость к Хрущеву тоже. Следовательно, "рокировочка", как выражался один вполне ничтожный будущий наш руководитель, не означала ровным счетом ничего.
Однако для личной судьбы Леонида Ильича как государственного деятеля новая служба сыграла безусловно отрицательную роль. До самого последнего времени об этой стороне его жизни почти ничего не было известно. Лишь относительно недавно появились воспоминания невеликого сотрудника аппарата Верховного Совета СССР в брежневскую эпоху Юрия Королева. Написанные просто и безыскусно, эти свидетельства точны и представляют собой немалый интерес.
"Леонид Ильич Брежнев занимал пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР дважды: в 1960–1963 годах и затем с 1977 по 1982 год. Между восхождением и закатом - двадцать два года. Причем при первом вознесении наверх он был только во главе государства, а при втором - совмещал эту должность с постом Генерального секретаря ЦК КПСС.
Когда Брежнев впервые появился в Президиуме после работы в ЦК, он произвел впечатление человека, который хочет делать на новом посту большие дела. Но это была только видимость. Сам же Брежнев - и это чувствовалось - понимал, что пост главы государства на самом деле в советской структуре не является по-настоящему высоким. Одно то, что здесь он, Брежнев, шел вторым, если не третьим в партийной табели о рангах, показывало степень значимости Президента в стране. Забегая вперед, скажу, что, когда Брежнев возглавил Политбюро, значимость партийных иерархов возросла еще больше, а советских работников, причем любого ранга, стала значительно ниже".
Да, это, к сожалению, верно. Еще со времен "всесоюзного старосты" Михаила Ивановича Калинина роль "президента" страны была сведена на жалкий уровень вручения орденов и наград. Он же подписывал все указы, исходившие от партии и государства, но, как сейчас точно установлено, большую часть их даже не читал, а подпись ставили за него. Это безусловно нездоровое явление проистекало из общего ослабления роли Советов в Советском Союзе, которое началось еще с двадцатых годов и завершилось в конце тридцатых полным их подчинением соответствующим партийным органам. Последствия эти оказались болезненными, ибо способствовали скатыванию народного движения вниз, вели к печальному засилию бюрократии - партийной, государственной или хозяйственной, все равно. В годы пресловутой "перестройки" потомки Калинина расплатились падением всего Государства Советов. К выгоде только буржуазных хищников с двойным гражданством.
Долгие, долгие годы своей прежней деятельности Брежнев привык, как и большинство его сотоварищей, напрягаться на работе. Попробуй, не выполни плана в цехе Днепродзержинского металлургического! О том и помыслить было страшно. А план по оборонной промышленности в Днепропетровской области! А план по сельскому хозяйству в Молдавской ССР или тем более на Целине?
И вот волею капризного Хрущева трудяга Брежнев оказался в высшем органе власти, который был по сути только наградной конторой. Зато сколько приятных встреч, приемов и поездок! И кругом почет и уважение, а требовательности никакой. Конечно, если бы Леонид Ильич обладал сильной волей и честолюбивой страстью, он переждал бы эти бездельные искушения. Но, как мы уже знаем, он таковым не был. И поплыл по вялому течению, что пагубно на нем сказалось. Вновь предоставим слово осведомленному и точному мемуаристу Юрию Королеву:
"Председатель Брежнев поначалу интересовался всем, сам лично проверял, как работают его люди, как исполняются решения, как идет круговорот входящих и исходящих бумаг. Но именно в его время бюрократия начала расцветать с новой силой, становилась все пышней и практически перестала поддаваться контролю и надзору. Именно тогда формальный подход к делу стал главным показателем всей чиновничьей машины, и Брежнев стал одним из вдохновителей махрового формализма. Даже если его личные решения по существу не выполнялись, Президента это мало волновало. Важно, чтобы была соблюдена форма. Наиболее характерный пример - работа Приемной Председателя в те годы. В нее поступало огромное количество писем. Основная их часть уходила на места. Показатель же работы Приемной - количество заявлений, взятых под контроль. А в чем он заключался? Только в получении отписки с места. Просит гражданин отремонтировать квартиру, мы посылаем заявление в исполком, требуем ответить ему и нам. Через месяц ответ: "Дом намечен к ремонту через год (или два, или три), все будет сделано в свое время".
Такой ответ полностью удовлетворял тех, кто посылал запрос. Гражданин же оставался ни с чем, тем более что ни сам ответ, ни исполнение обещанного не проверялись.
Четыре года, когда главой Президиума был Леонид Брежнев, известны как время, в которое развился и приобрел общегосударственную широту так называемый волюнтаризм Хрущева. Не моя задача подробно рассказывать о том, как произошло его смещение. Мы, работники аппарата, незримо присутствующие везде, видели и понимали, что это заговор, далекий от нормальной партийной процедуры. Да, начудил Никита Сергеевич немало, но и сделал много полезного с точки зрения той эпохи.
Однако дворцовый переворот пока еще только готовился, Брежнев-Президент действовал. О его любви к зарубежным поездкам, к встречам иностранных гостей можно говорить долго. За три года он пятнадцать раз побывал за рубежом, используя все возможные поводы и приглашения. И повсюду - объятия, речи. В каждой из них примерно одно и то же. Пока был молодой, еще ничего не путал, а дальше - просто анекдот, но об этом немного погодя. Главное же то, что ни друзья, ни враги не придавали сколь-нибудь серьезного значения его речам и обещаниям.
Желание выступить, показаться на людях сочеталось в нем с некоторой неуверенностью. Видимо, чувствовал недостаточную компетентность, осторожничал, просил все до последнего слова готовить заранее. И едва ли не первым среди политиков стал читать даже крохотную речь по бумажке.
Тем не менее можно смело сказать, что пребывание в Президиуме явилось важным шагом в его политической карьере. Пост этот весьма соответствовал глубинным чертам брежневского характера: не отвечать, не решать, но зато почаще мелькать на экранах и в печати. Таким образом накапливалась известность, рос авторитет. И это при том, что не было у него ни выдающихся способностей, ни твердого характера, ни большого политического чутья.
Но именно это да еще доброжелательность помогли Брежневу вскоре шагнуть высоко вверх.
На сессии, которая произвела очередную смену государственного руководства страны (Президент Брежнев был освобожден от своих обязанностей в связи с занятостью по работе в ЦК КПСС, а на его место избран Анастас Микоян), рассмотрели и еще один "судьбоносный" вопрос - "О мерах по выполнению Программы КПСС в области повышения благосостояния народа". Брежнев в стороне, в центре - Хрущев. Заметьте, пожалуйста, все Хрущев да Хрущев. Обстановка явно накалялась, и совсем недалеко было то время, когда он будет смещен…
Для всякого политического деятеля второстепенное, но значительное место имеет внешняя сторона дела - публичность. Трудно достичь, чтобы о ком-либо слышали, как говорится, "все". Так вот на новой своей должности Брежнев оказался в положении, когда его фамилия чуть ли не каждый день появлялась на страницах советских газет - или под Указами Президиума Верховного Совета СССР, или в приветствиях зарубежным государственным и общественным деятелям, или в "трудовых рапортах" республик и областей. Мелькает Брежнев все чаще и чаще и на фотографиях в газетах - вместе с Хрущевым или самолично Брежнев должен был принимать, пусть только для протокола, большинство зарубежных политиков и глав государств, приезжавших в СССР. Он и сам все чаще и чаще выезжал с такого рода визитами. Пусть они были пустыми, но имя опять мелькало - у нас и за рубежом. Так партия и народ постепенно привыкали к тому, что Брежнев - крупный государственный деятель. Впрочем, в тех его делах отмечались и в самом деле положительные события. На них и закончим описание скромной судьбы "президента" Брежнева. Процитируем опять беседу писателя Карпова с вдовой:
- Виктория Петровна, когда вы лично познакомились с Гагариным - до или после его полета?
- После. До того как он полетел, все связанное с этим полетом готовилось в строгой секретности. Позднее мне Леня рассказывал, что знал Гагарина еще до полета, потому что при нем был произведен первый отбор космонавтов, которые стали готовиться по специальной программе. И вот среди этих молодых летчиков Королеву особенно понравился веселый и обаятельный Юра Гагарин. Он предложил его кандидатуру на первооткрывателя космоса. Я Гагарина увидела, когда он прилетел в Москву с Байконура. Была торжественная встреча, казалось, все жители Москвы вышли на улицы, где проезжали машины Гагарина и тех, кто его встречал. Я с ним познакомилась на аэродроме. Там была построена специальная трибуна. Юрий очень непосредственный человек, в такой, казалось бы, патетический момент вдруг стал рассказывать нам на трибуне: "Спускаюсь я с трапа, надо идти по ковровой дорожке для доклада Председателю Государственной комиссии, смотрю, а у меня шнурок на ботинке развязался. Что делать? Завязывать? На меня весь мир через телекамеры смотрит, и тысячи встречающих здесь, на аэродроме. Так и прошагал я строевым шагом с болтающимся шнурком. Подумал, может быть, кроме меня, никто и не заметит". И действительно, мы не заметили и не узнали, если бы сам не рассказал. В те минуты мы глядели на его сияющее улыбчивое лицо. Потом я встречалась с Гагариным на многочисленных приемах. Он всегда и везде был желанным гостем.
Кстати, Указ о присвоении Гагарину звания Героя Советского Союза подписал Леня - он тогда был Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Он же и вручил в Кремле Гагарину эту высокую награду.
Добавлю к словам Виктории Петровны. За большие достижения в деле освоения космоса тогда наградили не только Гагарина, но и тех, кто готовил этот исторический полет, кто разрабатывав ракетную технику. Леонида Ильича Брежнева отметили второй Золотой Звездой Героя Социалистического Труда. Много упреков будет позже высказано в адрес Брежнева по поводу его слабости - любви к наградам, но эти две Золотые Звезды, первая - за освоение целины, вторая - за освоение космоса, на мой взгляд, получены им вполне заслуженно".
Планы и решения Хрущева были поистине неисповедимы. Казалось бы, моложавый и обаятельный Брежнев на посту игрушечного "президента" должен был его вполне устраивать. Кстати, на иностранцев Брежнев производил вполне благоприятное впечатление. О том есть любопытное свидетельство одного американского журналиста:
"Если Брежнев чем-либо отличался от круга одетых в мешковатые костюмы аппаратчиков Хрущева, так это была портняжная отточенность, отделка. Фой Д. Колер, бывший послом Соединенных Штатов в Советском Союзе, обычно говорил, что Брежнев "должно быть, имеет лучшего портного в Москве". Когда в Зале приемов Кремля за Хрущевым выстраивались небольшой компактной группой иерархи, грубо красивое лицо Брежнева и его военная выправка выгодно контрастировали с унылым видом других лидеров. Он выглядел немного менее скованным, выделяясь сильно выраженным профессиональным обаянием. Временами он проявлял что-то из манер человека, хлопающего по спине и трясущего за руку, тех манер, которые ассоциируются с американскими политиками. По советским стандартам он был до некоторой степени покорителем женских сердец и, когда надо, мог обращать свое обаяние на посещавших его высших сановников".
Казалось бы, чего еще нужно было Хрущеву от Брежнева? Охотно и добросовестно выполняет свои обязанности, производит в стране и за границей хорошее впечатление, а главное - лично предан и никаких интриг не плетет и даже не замышляет. На XXII съезде КПСС, который состоялся в октябре 1961 года, делегат Брежнев в своей речи многократно восхвалял "верного ленинца" и "выдающегося государственного и партийного деятеля Никиту Сергеевича Хрущева". Казалось бы…
В последние годы своей карьеры Хрущев сделался совсем уже непредсказуемым и неуправляемым. Своими непродуманными действиями он, по сути, стал раскачивать и партию, и само советское государство. То же было и в его кадровой политике. Среди секретарей ЦК, которые вели всю работу по руководству громадным партийным аппаратом, который оставался решающей силой в стране, происходила постоянная перетряска лиц и должностных обязанностей. Перечислять эти забытые ныне имена было бы скучно, заметим лишь, что мелькали они перед гражданами, партийными и беспартийными, не успев толком запомниться.