Даяки имели привычку организовывать многолюдные экспедиции с единственной целью – нахождение новых жертв – либо для обеспечения себя новыми головами, либо для пополнения запасов человеческого мяса: эти два побудительные мотива, по сути дела, трудно отделить один от другого. Казалось, они получали удовольствие от малейшей детали при осуществлении таких походов. Точно так же главнокомандующий современной армии, по сути дела, одержим каждой деталью при разработке стратегического плана. Подробный отчет об одной из таких экспедиций нам приводит Джон Дальтон: "Упорство и настойчивость, проявляемые даяками в ходе подобной экспедиции, вызывают искреннее удивление. Они заранее получают всю нужную информацию от попавших в плен женщин какой-нибудь далекой деревни во время очередного налета. Когда туземцы направляются к месту добычи, их каноэ никогда не показываются на реке в дневное время. Свой поход они обычно продолжают спустя часа два после наступления темноты. Охотники тихо и быстро плывут по реке, держась поближе к берегу. Одна лодка следует сразу за другой, а покрытые мягкой корой специального дерева ручки весел не издают при движении ни звука.
Так они гребут всю ночь без перерыва и за полчаса до рассвета вытаскивают свои каноэ на берег, где прячут их в густых джунглях. Со стороны реки абсолютно невозможно различить какие-либо следы их пребывания. Если вдруг их вождю или руководителю экспедиции захочется человеческого мяса, то для этой цели убивают одного из своих. Это не только вкусная еда, но еще и трофей – им становится голова несчастного соплеменника. Потом двое или трое из них влезают на вершину высоких деревьев, чтобы обследовать окружающую территорию, убедиться, нет ли где поблизости деревни на отшибе или пары одиноких хижин. Об этом им становится известно по дыму от костров. Если охотники обнаружат такую деревню, то, окружив ее, стараются не дать убежать прочь ни одному из жителей. Если же это большой поселок, то они принимаются за работу с еще большей осторожностью…".
Дальтон упоминает о тех мерах предосторожности, которые принимает руководитель экспедиции. Треть его людей высылается в авангард – они должны первыми продраться через самый непроходимый участок джунглей. Добравшись до поселка, охотники располагаются по его периметру – так, чтобы их никто не заметил. На дороге, ведущей в поселок из джунглей, выставляются дополнительные караулы. Остальная часть экспедиции перебирается по реке на каноэ, рассчитывая прибыть к месту назначения за час до рассвета. Оказавшись в условленном месте, воины, достав со дна лодки спрятанное боевое снаряжение, надевают его на себя. Привязав к берегу свои каноэ, они начинают пеший поход через густые джунгли и колючие кустарники.
Перед самым рассветом, приблизившись к хижинам, они начинают швырять на соломенные крыши "огненные шары", сделанные из сухой, легко воспламеняющейся коры некоторых деревьев. Далее Дальтон продолжает: "Крыши хижин, одна за другой, быстро воспламеняются. Раздается громкий боевой клич воинов, сопровождаемый треском полыхающей соломы и грохотом падающих на землю шестов и стен. Кровавая расправа начинается сразу же после возникшей паники. Всех жителей-мужчин либо насаживают на копья, либо разрубают на куски, когда они, охваченные ужасом, спотыкаясь, пытаются по лестнице выбежать из охваченных огнем хижин. Пламя хорошо освещает местность, что позволяет нападающим воинам различать и женщин.
Женщины с детьми, те их них, которые не сгорели живьем, устремляются в джунгли по знакомым тропинкам, но там их уже ожидает боевое охранение, от которого нет спасения. У них нет иного выхода, кроме капитуляции. Их всех собирают в одном месте и приставляют к ним часовых…".
Дальтон подчеркивает тщательно разработанные меры предосторожности, позволяющие воинам экспедиции не дать улизнуть от них не одному жителю поселка. На всех тропинках и дорогах стоят охранники, охраняется и берег реки, посередине которой качаются на волнах каноэ с часовыми, следящими за любым безрассудным человеком, которому взбредет в голову переплыть через реку на другой берег, чтобы спастись.
При проведении таких экспедиций тщательно учитывается время суток. Туземцы считают, что сон наиболее крепок на рассвете, вот почему они выбирают этот момент для неожиданной атаки. Небольшой дождь им на руку, так как во время дождя люди спят без задних ног. Но ливень в таком деле недопустим – от воды промокают крыши и гаснут "огненные шары". В таком случае утрачивается элемент неожиданности и паники не возникает.
Старых, захваченных в плен женщин убивают на месте. У пленников-мужчин отрубают головы. Мозг из них извлекается как можно быстрее. Головы потом держат на огне, чтобы получше сохранились.
Дальтон сообщает об одном знакомом вожде племени по имени Сельги, воины которого привезли с собой из экспедиции за черепами, продолжающейся около шести недель, более семисот человеческих голов, треть из них составляла его личную добычу. "Даяк, – объяснял он Дальтону, – готов перенести любые страдания с радостью, если в результате он в награду получит хотя бы одну дополнительную голову".
Далее Дальтон рассказывает о своих впечатлениях как очевидец: "Я присутствовал при нападении людей Сельги на два поселка. Все его жители оказались захваченными врасплох, и, конечно, бой велся только с одной стороны, хотя кое-кто и оказывал сопротивление. Я не заметил, чтобы они отражали наносимые яростные удары оружием; они скорее безропотно принимали их на свои щиты или бамбуковые головные уборы. Во время кровавой массовой расправы стоял ужасный шум и грохот, и в этой вакханалии с большой охотой принимали участие те женщины их племени, которым удалось уговорить воинов дать им место в своем каноэ. Старые даяки любят порассуждать о своих успехах в таких вот экспедициях. Ужас в глазах женщин и детей, которых они захватывали, безжалостно калечили, а потом убивали, – неиссякаемый источник большого удовольствия и даже забавы, когда они, собравшись вместе, вспоминают о своих славных боевых подвигах".
На соседнем большом острове Суматра каннибализм вполне сравним с людоедством племен даяков, и здешние каннибалы по свирепости превосходят даже страшных любителей человеческой плоти с островов Фиджи (о фиджийцах разговор впереди).
Вот что пишет о них доктор Мейнар: "Моральный кодекс батаков Суматры позволяет им съесть живым человека, совершившего прелюбодеяние, а также тех, кто совершает кражи по ночам, пленников, тех, кто предательским образом нападает на жителей дома или одинокого туземца. Казнь происходит немедленно, без проволочек, в присутствии всего населения деревни. В случае прелюбодеяния требуется соблюсти одну, последнюю формальность: родственники преступника должны в обязательном порядке присутствовать при исполнении приговора. Муж, жена и другие люди, непосредственно оскорбленные такими его действиями, имеют право на получение ушей осужденного. Затем каждый из присутствующих в соответствии с его рангом выдирает для себя любимый кусок. Главный судья, отрубив преступнику голову, подвешивает ее над дверью своего дома в качестве законного трофея.
Мозг жертвы, который батаки наделяют магическими свойствами, сохраняется впрок в тыкве. Внутренности обычно не едят, но ступни ног, сердце, приготовленное с рисом и солью, считаются деликатесом. Человеческое мясо едят всегда только в сыром виде или же зажаренным на вертеле на месте совершения преступления, причем употребление пальмового вина и прочих крепких напитков строго-настрого запрещено на таких трапезах, организованных правосудием, на которых разрешается присутствовать только мужчинам. Иногда кровь злоумышленника собирают в стволы бамбука. В нарушение существующего закона женщины, прибегая к любым уловкам, используя свои чары, стараются во что бы то ни стало принять участие в таких тайных чудовищных праздниках.
Некоторые путешественники утверждают, что батаки отдают явное предпочтение человеческой плоти по сравнению с любой другой, но занимаются людоедством только во время войны и после вынесения смертного приговора. Другие обвиняют их в обряде уничтожения в мирное время от шестидесяти до ста рабов ежегодно. Но сегодня батаки уже не убивают своих родителей, когда они из-за своего преклонного возраста не могут работать. Прежде каждый год, когда поспевали лимоны, старые люди добровольно принимали смерть. По такому случаю собирались все члены семьи. Старик, собрав все оставшиеся силы, прыжками направлялся к дереву, где его подвешивали не очень туго на ветке за обе руки, и он висел в таком положении, покуда не падал на землю. Танцующие вокруг него соседи, родственники и дети распевали такой рефрен: "Созревший плод непременно упадет!"
Затем они набрасывались гурьбой на упавшего, избивали до смерти, расчленяли труп и съедали его, окуная куски мяса в "самбуль" или посыпая "кари". Когда англичанин предлагает батакам чашку чая или стакан молока, они с отвращением отказываются от угощения, резким голосом отвечая: "Детям необходимо молоко, батаки пьют только кровь!"
И. Джеймс, известный исследователь каннибализма и жертвенных обрядов среди ацтеков и других народностей, так говорит о племенах Борнео и соседних островов. Так как его, как правило, интересует церемониальная сторона человеческих жертвоприношений, он обнаруживает более глубокую причину, лежащую в основе подобной практики, характерной для даяков и соседних с ними племен.
В Индонезии "охота за черепами" играла такую же роль, как и человеческие жертвоприношения, связанные с сельским хозяйством и культом мертвых, – и в первом, и во втором случае главные причины идентичны. Голова считалась органом, в котором сосредоточивается большая часть "субстанции души". Бирманские карены, например, считают, что "тцо", или "жизненная сила", обитает в верхней части головы (индейцы племени ноотка в Британской Колумбии, Канада, считают душу крошечным человеком, живущим в макушке головы). На Сиаме особую осторожность следует проявлять при стрижке волос, чтобы не побеспокоить обитающую в голове "куан" – душу. Многочисленные табу на стрижку волос, тщательное оберегание головы с помощью головных уборов и различных приспособлений возникли из поверья, что душа находится именно там. Несомненно, что обычай "охоты за черепами" основывается на том же представлении.
Как приятно иногда переходить от "достоверных" сообщений об "охоте за черепами" и связанных с ней экспедиций со всеми их мрачными последствиями к сдержанным, продуманным комментариям ученого такого калибра, как Джеймс. Он утверждает, развивая свой тезис дальше, что у племен, живших в горах Нага, "охота за черепами" ассоциировалась главным образом с выращиванием урожая и разведением скота. Даже среди кайянов на Борнео, несмотря на резкую критику со стороны трех "интеллигентных" даяков из глубинки, "охота за черепами" связывалась с выращиванием риса.
"На Борнео, – пишет Джеймс, – считается, что в голове человека содержится дух, или "тох", и если его не тревожить, то он улучшает плодородие почвы, способствует активному росту посевов и, таким образом, обеспечивает благополучие не только всей общине, но и тому человеку, который эту голову захватил. Душа представляется чем-то вроде яйца или пузыря, наполненного газообразной субстанцией, которая, когда он лопается, оседает на поля, служа магическим удобрением. Зерно, таким образом, вызревает на тучной почве, так как этот пар обладает жизнетворящими свойствами. Когда это зерно потребляют в качестве пищи, его жизненная сила проникает в кровь, а затем достигает семенников, с помощью которых как человек, так и животные способны продолжать жизнь на земле.
Таким образом, существует внутренняя связь между душой и удобрением почвы, а "охота за черепами" преследует цель обеспечения соплеменников дополнительной "субстанцией души", что увеличивает плодородие почвы и, косвенным путем, способность к деторождению всех членов клана, как мужчин, так и женщин. Она способствует укреплению "жизненной силы" в деревне, а следовательно, очень важно добыть голов как можно больше. Как и у ацтеков, которые вели войны для обеспечения себя человеческими жертвоприношениями, "походы за черепами" превратились во вполне нормальную черту местной туземной жизни".
Теория Джеймса, хотя и далеко не новая, так как ее разрабатывали и усовершенствовали другие антропологи, может служить определенным "оправданием" подобной жизненной практики. Но, к сожалению, она не соответствует истинным фактам. Если, например, на самом деле "субстанция души" находится в голове человека, сразу за лобной костью, пусть в виде крошечного человечка или иного образа, то почему даяки сразу же после убийства коптят голову на костре, почему извлекают из нее содержимое или откусывают от нее еще до того, как процесс ее обжаривания полностью завершен? Все это очень трудно здраво объяснить. Почему у них не было суеверного страха потревожить "субстанцию души"?
Глава 12
Новая Гвинея: "мстительный" каннибализм и табу
Если путешествовать к востоку от Борнео, окруженного тремя морями, то можно добраться до Новой Гвинеи, этого второго по величине острова в мире. Мы снова в бассейне Тихого океана.
Новая Гвинея лежит к югу от экватора, а ее северная оконечность находится почти на нем. Остров разделен на приблизительно равные части – с севера на юг – прямой линией. К западу – это часть, принадлежавшая когда-то голландцам, теперь входит в состав Республики Индонезия, а на востоке бывшие протектораты Англии и Австралии теперь образовали территорию государства Папуа – Новая Гвинея. Этот регион островов, расположенных в Тихом океане, называется Меланезией – "черными островами". Там живут чернокожие люди с курчавыми волосами.
И в метафорическом смысле Новую Гвинею можно назвать "черной". Здесь повсюду до недавнего времени практиковался самый отвратительный, самый свирепый каннибализм. На самом деле это один из немногих регионов в мире, где и в середине нашего столетия, и даже позже каннибализм никак нельзя было назвать приметой далекого прошлого. На Новой Гвинее до сих пор существуют обширные неисследованные районы, не нанесенные на карту.
Во всемирной "лиге" "охотников за черепами" второе после даяков место занимают племена папуасов, сосредоточенные в основном в западной половине острова. Здесь до недавнего времени проявились все виды мотиваций для широко распространенного людоедства: передача всех наилучших качеств мертвого человека живому, лишение жертвы любой формы потусторонней жизни, простая страсть к человеческому мясу, сопровождаемая не виданной в других регионах мира жестокостью. Но доминирующей причиной является месть. Тем не менее и здесь, как и в других странах, существует целый набор табу, который удивительным образом варьируется от племени к племени и даже от деревни к деревне.
Преподобный Джеймс Чалмерс, один из многих поразительно мужественных миссионеров, работавших здесь и в результате павших жертвой той позорной практики людоедства, которую они старались искоренить, записал легенду, объясняющую причины каннибализма в Новой Гвинее. В ней мы сталкиваемся с удивительной параллелью Эдемского сада и вправе подозревать, что рассказавший ему ее туземец был обращен в христианство и знал, по крайней мере в общих чертах, повествование об этом в Ветхом Завете.
"Я спросил его, почему они едят человеческое мясо. Он ответил, что в его племени женщины первыми предложили мужчинам убивать людей, чтобы потом их съесть. Их мужья, продолжал он, возвращались домой после успешной охоты в "глубинке". По принятому обычаю они пели, танцевали, дули в морские раковины.
Когда их каноэ, тяжело нагруженные тушами кенгуру-валлоби, кабанов и казуаров, подплыли к деревне, стоявшие на берегу женщины спросили их: "Что за причина, дорогие муженьки, почему вы так поете и танцуете?" "Нам выпал большой успех, – прокричали они в ответ. – Теперь у нас полно пищи. Вот, подойдите поближе, убедитесь сами!"
Когда женщины заглянули в каноэ и увидели, что в них лежит, они недовольно воскликнули: "Что это за отвратительная дрянь!" Недовольных голосов становилось все больше. Кто же будет есть это дерьмо? И это вы называете успешной охотой, да?
Мужчины не могли скрыть своего недоумения. Почему они над нами смеются? Чего от нас хотят? Один из них, помудрее, поразмыслив, наконец догадался: "Я знаю, чего они хотят. Они хотят человеческого мяса!"
Тогда разгневанные приемом охотники, бросив свою добычу в реку, быстро поплыли к соседней деревне и вернулись оттуда с десятью трупами. Но возвращались они уже печальные. Никто из них не пел и не танцевал.
Когда к стоящим на берегу женщинам приблизились лодки, те закричали мужьям: "Ну, что вы теперь привезли, дорогие, чтобы накормить нас?" Но мужья им не отвечали. Они, потупив глаза, глядели на свою странную добычу, лежавшую на дне лодки.
"Да, да, отлично! – закричали женщины. – А теперь можете снова петь и танцевать, так как вы привезли нам то, что на самом деле достойно танцев и песен!"
Десять трупов вытащили из каноэ, уложили на берегу, а женщины приготовили из них еду. Все они в один голос утверждали, что она необыкновенно вкусная! И с того дня до сих пор мужчины и женщины этих племен постоянно повторяют, что человеческое мясо куда лучше мяса любого животного".
Все говорит о том, что, какими бы ни были причины возникновения каннибализма в Новой Гвинее, он существовал задолго до того дня, когда на эти негостеприимные берега высадились первые белые люди, и с тех пор он очень и очень медленно отмирает.
Один антрополог, работавший в Папуа и изучавший папуасское племя орокаива, не так давно писал: "Сами туземцы объясняют свой каннибализм простым желанием отведать хорошего мяса. С антропологической точки зрения, тот факт, что мы продолжаем оставаться суеверными или испытывать по крайней мере сентиментальные предрассудки в отношении употребления в пищу человеческой плоти, озадачивает в большей степени, чем тот факт, что туземец орокаива, прирожденный охотник, стремится насладиться вкусным мясом, если только ему удается его где-то найти".
Но даже такое откровенное заявление не идет ни в какое сравнение со словами путешественника Альфреда Сент-Джонстона, который без обиняков заявил, что "он сам был бы рад покончить со всей этой суеверной чепухой и заняться каннибализмом вместе с туземцами с островов Фиджи". Антрополог Ф.И. Уильямс в своем докладе правительству рассказывает об особенностях людоедства на Новой Гвинее: "Трупы взрослых людей привязывали за руки и ноги к шесту лицом вниз. Если жертвой становился ребенок, то воин, привязав одну его руку к ноге, взваливал его тело себе на плечи и нес труп, как несут охотники тушу убитого кенгуру. Обычно до этого жертву убивали. Особой обработке подвергались конечности тела. Голеностопные суставы отсекались, а ахиллесово сухожилие оставалось нетронутым. Кости ног и тазобедренные кости удалялись. С бедер аккуратно срезалось все мясо. Мякоть наворачивалось на палку длиной в три фута и привязывалась прочной лозой. В таком виде поклажу было удобно нести на спине.