Капитан Кук пришел в ужас от каннибальской практики в Новой Зеландии, тем более что ему приходилось тогда с этим часто сталкиваться – он наносил на морскую карту восточное побережье островов. Его "Дневники" – это волнующий, поразительный, на многое открывающий глаза документ, свидетельствующий о том, что ожидало в те далекие времена в этих местах исследователей и путешественников, и сам автор наверняка сильно удивился бы, узнай он, что и через сто лет после его открытия уклад жизни местного населения так существенным образом и не изменился. В его "Дневниках" кроме всего прочего подробно рассказывается о плавании на корабле "Эндевор", на котором он посетил острова Общества и остров Таити до того, как отправиться для топографической съемки восточных побережий Новой Зеландии и Австралии. Таитянцы, которых он взял с собой в свое последнее путешествие, почувствовали себя плохо, когда увидели эти чудовищные картины: "Свежий северный ветерок, дувший весь день 23 ноября, помешал нам выйти в море, как планировалось. Вечером несколько моих офицеров отпросились на берег, где намеревались немного поразвлечься среди туземцев. Там на пляже они увидели голову и кишки недавно убитого юноши, а его сердце было нанизано на вилкообразную ветку дерева, помещенную на носу одного из больших каноэ. Один из офицеров купил голову и принес ее на корабль, отрезанный от нее кусок мяса сварили, а один из туземцев жадно его съел прямо на глазах у команды. В это время я сам находился на берегу, но, как только я вернулся на борт, мне сразу об этом сообщили. Я увидел, что на юте полно туземцев, а сильно искалеченная голова, или, скорее, то, что от нее осталось, лежала на гекаборте. Череп был проломлен с одной стороны, прямо под виском, и, судя по лицу, жертве не было и двадцати.
Вид проломленной головы, который я связывал с вышеуказанными обстоятельствами, наполнил все мое существо леденящим ужасом, и я не испытывал ничего кроме ненависти к этим ужасным каннибалам. Как ни странно, мне все же удалось взять себя в руки, тем более что распускать нервы – дело напрасное. Мне хотелось самому стать очевидцем факта, который я до сих пор еще подвергал сомнению, и тогда я приказал сварить еще мяса и принес его на ют, где его сожрал с невиданной жадностью один из туземцев. Это произвело такой эффект на присутствующих, что многих стошнило. Один таитянец, который плавал с нами и прежде, был настолько поражен этой дикой сценой, что окаменел, превратился в охваченное ужасом изваяние. Трудно описать выражение на его лице.
Когда его кто-то из наших подтолкнул и он вышел из оцепенения, он разразился слезами. Он то рыдал, то ругался, говорил, что все мы злые люди и он больше не будет с нами дружить. Он даже теперь к нам не прикоснется. Бедняга обругал и того человека, который готовил голову, отказываясь даже прикоснуться к лезвию ножа, которым тот в ходе этой операции пользовался. Таково было его искреннее возмущение диким обычаем, и его примеру должен следовать любой здравомыслящий человек.
Когда на следующий день, 24 ноября, к нам прибыли наши друзья, чтобы попрощаться перед отплытием, они сообщили, что сердце этого несчастного юноши все еще торчит на ветке, а кишки лежат на песке. Однако среди внутренностей нет ни печени, ни легких, вероятно, все это туземцы съели. Исчезло и туловище юноши. Видимо, и ему была уготована точно такая судьба".
Из этого отрывка следует, что Кук со своими офицерами был относительно на короткой ноге с туземцами-каннибалами, или "джентльменами", как англичане их в насмешку называли. Эти люди продемонстрировали им то, что повсеместно на островах считалось вполне нормальной практикой. Но их взаимоотношения не были всегда столь безоблачными. Повсюду в его "Дневниках" сталкиваешься с эпизодами, когда всем им грозила реальная опасность. Причем опасность двойная, и ни та, ни другая не таили в себе ничего особо привлекательного…
"Мы оказались в такой ситуации, находясь всего в двух кабельтовых от скал, и там мы пребывали во власти прилива с семи вечера и почти до полуночи. Море у этих скал ужасно, угрожающе пенилось. Опасность была рядом, вот она, а выход из нее весьма проблематичен. Я называю такие скалы, которым очень нравится вдруг возникать перед захваченными врасплох чужаками, "ловушками".
На борту "Эндевора" не было ни одного члена экипажа, который при кораблекрушении не предпочел бы скорее утонуть, чем попасть в руки туземцев-маори. Когда наш "Эндевор" медленно кружил возле острова Северного, то мальчики из этого племени со слезами умоляли нас: "Не ссаживайте нас на берег, там живут наши враги. Они убьют нас и съедят". Их слова, постоянно звеневшие у нас в голове, теперь становились печальной реальностью. Но, даже располагая свежей информацией о каннибализме местных жителей, команды все еще отказывались этому верить, верить собственным глазам. Мы поинтересовались у туземца Тупиа, на самом ли деле его соплеменники едят человеческую плоть, и он подтвердил это, добавив, правда, что они в основном едят трупы своих врагов, побежденных на поле сражения. Но мы теперь начали всерьез верить словам несчастных переполошившихся детишек, так как до сих пор считали, что их слова лишь преувеличение, обычное выражение растущего страха. Но несколько дней спустя мои люди обнаружили в лесу возле какой-то дыры в земле, похожей на туземную печь, берцовые кости, которые они принесли на корабль. Еще одно доказательство людоедства на острове".
Очень скоро Куку с его спутниками собственными глазами пришлось увидеть мрачную картину, когда люди с ужасающим остервенением глодали человеческие кости. Их руки и лица были запачканы свежей кровью, когда они свирепо отрывали своими острыми зубами куски человеческого мяса.
"От такого зрелища мы все пришли в ужас, – пишет он, – хотя все это было лишь наглядным подтверждением того, что уже приходилось слышать после нашего перехода к побережью. Кости, которые эти туземцы держали в руках, были несомненно человечьими, как и то мясо, которое они жадно сдирали с них зубами. Они вынимали их из специальной корзинки, а мясо, судя по его виду, уже прежде побывало на костре. На костях оставались царапины от зубов".
Капитан Кук был не просто отличным мореплавателем, отважным моряком и солдатом, он еще был вдумчивым наблюдателем с научным складом ума. Среди его спутников были и такие, которые во всем походили на него. Прежде всего, это его верные товарищи Бэнкс и Соландер. Стараясь не выдавать своих собственных чувств, они использовали любую возможность, чтобы получше изучить самих туземцев, их привычки, обычаи и обряды, что во многом превратило "Дневники" Кука в превосходный научно-популярный репортаж. Подробный, точный и аккуратный отчет о том, что они видели, не идет в сравнение ни с одним описанием антропологов или других путешественников, которые побывали в этих местах после них.
"Это была небольшая, типично маорийская семья, – продолжает Кук, – состоявшая не больше чем из двенадцати человек. Когда мы спросили, кто был тот человек, кости которого лежали перед ними на столе, они рассказали нам, что пять дней назад в бухте показалась лодка со множеством их врагов. Это был один из семи пленников, убитых после набега".
Так как вся семья успешно справилась с лакомством и теперь от жертвы оставались только кости, то в течение одной недели они, по-видимому, не менее успешно покончили и с остальными шестью трупами, употребляя по трупу в день. Тогда Бэнкс рискнул бросить вызов. На самом ли деле они каннибалы или они этим не занимаются, а все эти куски – лишь части выброшенных кем-то тел? Но, увы, его ожидало глубокое разочарование. Когда Бэнкс протянул одному из них отрубленную руку, тот жадно вцепился в нее зубами, старательно обсасывая ее языком, каждым жестом, каждым своим взглядом давая всем понять, что такая еда доставляет ему удивительное наслаждение. Стоявший рядом Тупиа продолжал: "Ну, а где же голова жертвы?" "Мы не едим головы, – отвечал ему старик, – мы едим только мозги". Они принесли четыре головы из семи на корабль. На них целиком сохранилось все мясо и волосы, но мозгов не было. Мясо было мягким, оно, очевидно, уже подверглось предварительной обработке, чтобы предотвратить его от быстрого разложения, так как от него не исходило никакого тошнотворного запаха.
Позже, когда у капитана Кука было столько возможностей все как следует изучить и сделать соответствующие выводы по поводу каннибальской практики среди туземцев-маори, с которыми его связывали столь необычные отношения, он написал следующее: "Этот обычай съедать своих врагов, убитых на поле брани (а я твердо уверен, что они, кроме их мяса, другого не едят), был заимствован ими в далеком прошлом. А нам хорошо известно, как трудно отучить целый народ от древних обычаев, какими бы жестокими и бесчеловечными они ни были, особенно если такой народ лишен всяких контактов с иностранцами. Потому что только через такие контакты, только через такое общение большая часть рода человеческого все же стала вполне цивилизованной, а такого преимущества у новозеландцев никогда не было.
В спорах с Тупиа, который частенько горячо осуждал их варварский обычай, они прибегали к одному проверенному доводу – они поступают таким образом со своими врагами потому, что знают, что им грозит, окажись они сами в их руках. Потом они с самым невинным видом спрашивали: "Что может быть плохого в том, что мы съедаем своих врагов, которых убили в бою? Разве они, окажись на нашем месте, поступили бы иначе?"
Я часто слушал их беседы с Тупиа с большим вниманием, но ни один из его аргументов они так и не восприняли. Когда таитянец и наши люди демонстрировали свое отвращение к их чудовищной традиции, они только весело смеялись в ответ…".
Капитан Кук писал свои "Дневники" в 70-х годах XVIII века. Сто лет спустя о маори писал доктор Феликс Мейнар. Так, он рассказывает нам о новозеландском вожде маори по имени Туайи, которого привезли в 1818 году в Лондон, где он прожил несколько лет и стал "почти цивилизованным" человеком, но…
"В те моменты, когда на него нападала ностальгия, как он жалел о том, что уехал с родины, где мог принимать участие в праздниках, на которых ел человеческое мясо, на этих торжествах по случаю одержанной победы. Ему надоело есть английскую говядину. Он утверждал, что между свининой и человечиной очень большое сходство. Последнюю декларацию он сделал, сидя за роскошно сервированным столом. По его словам, для него лично, как и для всех его соплеменников, самый большой деликатес – это нежная плоть женщин и детей. Однако некоторые маори отдают предпочтение плоти пятидесятилетнего мужчины, причем непременно черного, а не белого. Его соплеменники никогда не ели человеческое мясо в сыром виде, а жир они вытапливали из трупа, чтобы потом на нем жарить сладкий картофель…".
Мейнар предоставляет и другую поучительную информацию. Некоторые из миссионеров боялись, как бы их не съели туземцы. Но один новозеландский вождь, с которым они поделились своими страхами, успокоил их. Маори, объяснил он им, если им придет вдруг в голову полакомиться человеческим мясом, скорее всего, отправятся за ним к своим врагам, к соседним племенам, ибо приготовленный соответствующим образом черный куда вкуснее белого человека. Это, по его мнению, объясняется тем, что белые обычно кладут слишком много соли в свою пищу, а маори практически ее вообще не употребляют.
"На территории Новой Зеландии, – писал Мейнар, – нет ни одной маленькой бухточки, ни одной пещеры, которые не стали бы сценой, на которой разворачивались чудовищные драмы. И горе тому белому, который по оплошности попадет в руки новозеландцев! Когда победитель сжирает побежденного, то он, по его твердому мнению, ест не только его тело, но и душу. Съесть тело врага – это надругательство над ним, а съесть душу побежденного – это высокая привилегия, так как в таком случае она соединяется с душой победителя. Это суеверие проявляется с той же неизменной силой во время любой войны. Обычно после боя победители начинают тут же пожирать тела самых старых и самых отважных врагов, тех, на которых больше всего татуировок, отбрасывая в сторону тела более молодых воинов, новобранцев, хотя их мясо могло оказаться и вкуснее стариков. Победители больше всего озабочены ассимиляцией, передачей им жизни, всех выдающихся качеств, в том числе и бесстрашия наиболее отличившихся в бою воинов, какими бы тощими их тела ни были".
Мейнар здесь добавляет свой комментарий, который мы уже не раз слышали из уст других исследователей: "С этой точки зрения каннибализм – это порок, который можно легче всего простить у этих варваров". Потом он обращается к некоторым деталям таких каннибальских пиров: "Новозеландцы особенно любят мозг, а голову выбрасывают. Однако один английский миссионер сообщил, что собственными глазами видел в Помаре, как вождь племени, живущего в бухте Бей-ов-Айленд, на его глазах съел шесть голов. Головы самих вождей обычно высушивают и сохраняют. Если племя хочет замириться с соседями, то оно предлагает побежденным в качестве доказательства своих искренних миролюбивых намерений головы своих вождей. Такие головы к тому же становятся товаром во всей округе.
Кости вождей аккуратно собирают и хранят. Из них потом делают ножи, рыболовные крючки и наконечники для копий и дротиков, а также украшения для праздничных туалетов. Иногда они отрубают у вождя руку и высушивают ее на огне с добавлением ароматических трав. Мускулы и сухожилия пальцев на руках обычно сокращаются, образуя что-то вроде крюка. Туземцы их часто и используют в качестве таковых при ношении корзин и оружия. Я видел даже, как их применяли в качестве вешалок для одежды. Они используют такие части тела в собственных целях, чтобы лишний раз продемонстрировать семье убитого вождя, которая это больше других чувствует, что и сейчас, после своей смерти, этот вождь остается по-прежнему рабом победителя и так или иначе служит ему. До начала трапезы победителей каждый воин обязан испить крови врага, которого он убил собственными руками. Тогда "атуа", бог побежденных, становится подданным другого "атуа", бога победителей. Туземцы племени хонги съедали левый глаз верховного вождя. По их представлениям, его левый глаз становится звездой на небосводе, и теперь, после того как глаз съеден, он засияет наверху еще ярче, и ее свет будет постоянно усиливаться всеми достоинствами усопшего".
Мейнар далее продолжает, указывая на то, что, по его мнению, отсечение головы врага, поднесение его за волосы ко рту, чтобы напиться из нее свежей крови, струящейся из разорванных артерий, проглатывание левого глаза и пережевывание мускульной ткани – все эти действия предпринимаются только с одной целью: унаследовать звезду на небе и душу. Насколько ему известно, в прошлом всегда смерть вождя сопровождалась человеческими жертвоприношениями. Традиция, но в данном контексте можно употребить более подходящее слово – "религия", требовала, чтобы на тело умершего вождя были положены тела рабов, но очень часто участники погребальных церемоний предпочитали их просто съесть.
"Хотя новозеландцы обычно не скрывают своего людоедства, – пишет в заключение Мейнар, – их вожди иногда пытаются отыскать для себя убедительные оправдания".
"Одна рыбина съедает другую в море, – обычно говорят в таких случаях они, – большая рыба съедает малую, малые в свою очередь съедают насекомых, собаки едят людей, а люди – собак, собаки пожирают одна другую, птицы в небе тоже устраивают охоту на себе подобных. Почему же нам нельзя съесть кого-нибудь из наших врагов?"
После гибели верховного вождя в битве обычно наступает перемирие. Противоположная сторона в таких случаях обычно требует выдачи им погибшего. Если оставшаяся без вождя сторона запаникует и немедленно уступит нажиму, то ей еще придется выдать врагам и жену вождя, которую тут же предают смерти. Иногда, если она любила мужа, она могла пойти на смерть добровольно. Жрецы разрезают тела на части и некоторые куски тут же съедают. Большую часть мяса жертв они предлагают своим идолам, а сами после этого спрашивают своих богов об исходе грядущих сражений".
Мейнар проводил свои наблюдения и описывал их в первой четверти прошлого века. Три четверти столетия спустя Эдвард Тригер собрал исследовательский материал для своей книги "Народ маори". Он с этой целью провел широкомасштабные исследования, чтобы доказать, что маори не очень сильно изменились с тех пор, хотя уже немало поколений сменило друг друга.
"После успешно завершенной битвы – пишет Э. Тригер, – наступает отвратительный тошнотворный момент каннибальского праздника. К несчастью для нас, нельзя обойти такое событие стороной, так как в истории народа маори полно всевозможных ссылок на такую практику, поэтому невозможно не упомянуть обо всех связанных с ней, леденящих ум ужасах.
Захваченных в бою пленников хладнокровно убивали на месте, за исключением тех из них, которым было суждено стать рабами – это еще более унизительное состояние, чем стать просто мясом для победителей, их пищей. Иногда после боя нескольких человек из числа побежденных живьем засовывали в корзинки для еды, что недвусмысленно указывало на то, что им предстоит в ближайшее время пережить. Их, конечно, убьют и трупы уложат в печи, вырытые в земле.
Не так давно, уже в наши дни, один вождь туземцев по имени Вероверо приказал доставить к нему для массового убийства 250 пленников из племени таранаки. Он занял свое место на земле, а к нему по одному приводили пленников. Каждый из них получал от него сильнейший удар "мере" (дубинкой) по голове (это смертоносное оружие потом перешло от отца к сыну, новому вождю племени). Убив несколько десятков человек, он устал и бросил: "Ладно, пусть остальные живут". Так остальные пленники превратились в рабов.
О том, как много иногда захватывали пленников в бою, можно судить по тому факту, что однажды туземцы племени онгри вернулись после набега в свою деревню в Бей-ов-Айленд с двумя тысячами пленников.
Один из запоминающихся каннибальских праздников состоялся в Охариу, неподалеку от Веллингтона, когда были отправлены в печи 150 туземцев племени муаупоко. Когда маори овладели соседним племенем мориори на островах Чэтхем с довольно мягкими обычаями, они не только держали своих пленников в загоне, как скот, все время наготове к закланию, но даже позволили одному из своих вождей приготовить угощения для друзей из трупов шести детей.
Мне показали то место на пляже на этих островах, на котором были уложены тела 80 женщин из племени мориори в ряд, и в живот каждой был воткнут острый кол. Трудно привыкнуть к подобным зверствам, к подобному унижению тела человека этими "актерами", разыгрывавшими такие чудовищные спектакли…".