То есть сегодня мы можем сказать, что бродячие племена кочевников Севера передвигались по периметру Ледовитого океана за стадами постоянно мигрирующих оленей. Мясо оленей, рыба, дикорастущие травы - основной рацион этих людей. Недостаток кальция они восполняли обрядовым поглощением свежей крови и печени жертвенного оленя. Свеоны же были, прежде всего, земледельцами. Выращивание злаковых культур - пшеницы, ячменя, проса - являлось необходимым условием их существования. Осваивая новые земли, они селились, прежде всего, там, где можно было что-то посеять и вырастить. Для этого им приходилось вырубать и выжигать леса, расчищать участки земли от валунов. Они оставались заложниками капризной природы и ландшафта местности. Но это не давало гарантий вырастить необходимое количество зерна. По характеру расселения видно, что свеоны (свебы) жили в прибрежной зоне южной оконечности полуострова Сконе, а также в районе города Упсала на озере Меларен, на островах Готланд, Борнхольм. То есть селились в пределах расстояния, позволяющего за период навигации совершать плавание к материку и выменивать продукты питания или отбирать их силой. Плавание, таким образом, становилось необходимым атрибутом повседневной жизни. Море кормило людей не только рыбой, но и давало возможность приобрести что-то на стороне. Таких смелых мореплавателей называли викингами.
Викингские походы становятся со временем неотъемлемой частью образа жизни скандинавов. "Раньше в Норвегии было заведено, что сыновья лендрманнов и могущественных бондов отправлялись добывать себе добро на боевых кораблях, и грабили как в других странах, так и внутри страны. Когда стал править Олав конунг, он установил мир в своей стране и запретил грабежи". Таким образом, Олав (Норвежский), впоследствии получивший имя Святого, тем самым нарушил установившийся порядок. И за это его изгнали из страны. То есть он не просто запретил грабежи. Он нарушил некогда установившийся порядок, когда каждый сын богатого бонда, вступая во взрослую жизнь, должен был пройти своего рода акт посвящения. Совершивший викингский поход уже имел право наследовать имущество отца и принимать решения в отношении своих близких родственников. А для этого он должен был продемонстрировать свою храбрость и доблесть.
Воин проверялся морем. Море и все, что с ним связано, требовало особого подхода. Оно было капризно и непредсказуемо. К нему надо было приспосабливаться. Менталитет скандинава-мореплавателя был обусловлен именно отношением к морю. Можно выделить два взаимовлияющих фактора, определившие мировоззренческие и поведенческие линии в характере скандинава. Это длительная автономность хозяйствующих единиц и климатические условия. Рассмотрим каждую из них в отдельности.
Выживать в условиях гористой местности с бедными почвами с малым годовым количеством солнечной энергии, влияющей на вегетационный период созревания растений, можно было только большими коллективами. Олицетворением свободы и прав был крестьянин, обладающий земельным участком. Таковых называли бондами. В зависимости от того, сколько было в его владении земли, скота и рабов, определялся его статус обыкновенного или могущественного бонда.
В зимнее время свободные бонды собирались на тинги. Это своего рода собрания, где в то же время пировали и обсуждали насущные вопросы, разбирались претензии. Там же избирался ведущий собрания, в функции которого входила роль третейского судьи. Такого человека называли конунгом. Его звание ни к чему не обязывало ни бондов, ни его самого. Оно было столь же почетно, сколько и опасно. Избранный конунгом принимал на себя сакральные обязанности. Он становился своего рода оберегом от несчастий и бед. В неурожайные и голодные годы конунга могли торжественно и со всеми почестями принести в жертву богам. Поэтому, когда уже в IX в. встанет вопрос о единении страны, а вместе с тем о прямом подчинении всех бондов с выплатой ими податей конунгу, не отмечается какой-либо борьбы между "могущественными бондами" за власть. Бонды по инерции считали, что в таком "могуществе" больше риска, чем привилегий. В суровые и голодные зимы, какие часто случались в Скандинавии, и особенно в Норвегии, новорожденных девочек уносили в лес. Так заботились не столько о продолжении рода, сколько о его сохранении. А конунга могли четвертовать и закопать в разных частях фьорда, веря, что это принесет урожай на следующий год. Хотя эти случаи были скорее исключением, чем правилом.
Характер поселений (родовые хозяйства на удаленных друг от друга фьордах) предполагал автономность и независимость существования. Такая разобщенность долгое время препятствовала формированию единой властной структуры, а вместе с тем определяла и восприятие самой власти. Избираемый конунг не обладал властью, а значит, и отношение к нему было как к равному. В нашей истории мы не найдем много примеров откровенно отрицательного отношения к князьям, царям. Прозвище Святополка - Окаянный - дано народом как обобщенная оценка его деятельности, за то, что с его подачи, как это преподносит летопись, были убиты Борис, Глеб, Святослав.
В остальных случаях мы видим, что прозвища русских князей носили уважительный характер: Владимир - Красное Солнышко, Ярослав - Мудрый. Прозвища, какие присваивались конунгам Норвегии и Швеции в Средневековье, как правило, не несли в себе ни позитивного, ни негативного содержания. Они были скорее с пренебрежительно-безобидным оттенком, как к человеку выделившемуся из равных. Прозвища конунгам давались простым народом за внешний вид правителя или за какой-то его отличительный проступок: Сигурд Свинья, Хаук Длинные Чулки, Эйрик Кровавая Секира, Вемунд Костолом и т. д.
Чтобы представить себе масштабы военных действий с участием корабельного флота викингов, попробуем проанализировать некоторые строки в "Саге об Олаве Святом". Олав плывет к конунгу Эльвиру. У него "…было пять кораблей и три сотни человек". "У Асбьёрна был боевой корабль на сорок гребцов. Он стоял в большом сарае… Он созвал своих друзей и собрал около девяносто человек". До этого момента Асбьёрн плавал на своем торговом корабле на юг. Урожаи у него становились все хуже и хуже. Надо было купить зерна, солода и муки. Он плавал на юг и брал с собой 20 человек. Другой "конунг (Олав Святой) двинулся на юг в Хёрдаланд. Он узнал, что Эрлинг сын Скъяльга с большим войском на четырех или пяти кораблях уехал из страны. У него самого был большой боевой корабль, а у его сыновей по кораблю на сорок гребцов каждый".
Таким образом, самый большой корабль мог вмещать до 90 человек. Собрать пять кораблей по 90 человек означало обладать большим войском. О самом большом количестве кораблей, которые удалось выставить совместно конунгам Швеции и Норвегии против английского флота, говорят следующие строки: "Как вы, Олав-конунг, знаете, - обращается к нему Энунд, конунг шведский, - этим летом мы вместе отправились в Данию и много там воевали. Мы взяли большую добычу, но не захватили никаких земель. У меня летом было три с половиной сотни кораблей, а теперь осталось не больше сотни. Сдается мне, что с таким малочисленным войском нам не добиться большего, хотя у вас и остались все шестьдесят кораблей, которые были у вас летом". Но этот описываемый в саге случай - скорее исключение. Все-таки речь здесь идет не только о захвате в Дании добычи, но и о независимости самих Норвегии и Швеции. Бонды выставили своих людей, имея свои интересы. Как только стало ясно, что англичане в ближайшее время не появятся у их берегов, они уплыли в свои хозяйства, не посчитав нужным спрашивать разрешения у своего конунга. Итого - 3600 воинов со всей Норвегии и 21 тысячу со всей Швеции в XI в. могли выставить в случае чрезвычайной опасности правители этих стран. Эта цифра, конечно, условна. И, надо думать, к этому времени у конунгов было больше возможностей собрать людей и настроить кораблей, чем в годы так называемого периода заселения Скандинавии в начале IX в.
Отношение к монархии было по-прежнему непростым. Бонды до последнего старались сохранить свою привычную самостоятельность. А самое главное, это не способствовало организации крупных викингских походов, о которых сложено много мифов и легенд. В повседневной практике бонд или конунг выходил в поход, имея в подчинении пять-семь кораблей, не более. В качестве еще одного примера, где авторов саг трудно заподозрить в преувеличении или дезинформации, можно привести следующий отрывок: "Он (конунг) вышел к морю и стал снаряжать там корабли. Гуннар из Гельмина дал ему боевой корабль с двенадцатью скамьями для гребцов, второй такой корабль дал ему Лодин из Виггьяра, третий такой же корабль он получил из Анграра на Несе - этой усадьбой владел Хакон-ярл, а управлял ею человек по имени Бард Белый. У конунга было еще четыре или пять легких кораблей, и он быстро собрался и поплыл по Фьорду". Итого, по максимуму, восемь кораблей по 12 гребцов без самого конунга и его окружения. Всего до 200 человек. Вот и весь набор сил для грозного похода на соседние страны и города.
Что же представлял викингский поход для скандинава с учетом местных климатических условий? Уходя в плавание, люди прекрасно осознавали, что впереди их ждут непредсказуемые трудности, что они вообще могут не вернуться домой, что они во многом зависят от того, какая погода их ожидает в море. А море капризно! Стихия уже за следующим выступом скалы может встретить страшными порывами ветра и накрыть снежной бурей в середине лета. А может погрузить в густой туман, пятном сползающий с гор, словно огромная голова змеи, и надо скорее выплыть из него, чтобы не оказаться вдалеке от берега и не потеряться в безбрежных просторах океана… Выражения, постоянно встречающиеся в сагах, - "плыли вдоль берега", "корабль шел вдоль берега", "продвигались вдоль берега" - не литературные штампы. Это естественная тактика поведения на море: нельзя далеко удаляться от материка, надо плыть только вдоль берега. Но чтобы попасть на материк, надо все равно пересечь пролив. Ориентироваться в пространстве по звездам было сложно. У средиземноморских мореплавателей чистое небо примерно 360 дней в году, а над Скандинавией оно почти всегда скрыто от глаз облаками. Ночное небо может также неожиданно осветиться звездами, как и так же неожиданно разочаровать навевающим тоску ненастьем. Потому в стихах воинов-путешественников, испытанных морем, мы не найдем упоминаний о звездном небе, о значении ночных светил в навигации. Плавать старались в дневное время суток, ориентируясь на видимый берег. Викинги различали только основные направления движения: север-юг, восток-запад. Русь для них была на востоке, а не на юго-востоке, как правильнее должно быть.
Круг земной скандинавы делили на три части света. Согласно древней мифологии, пересказанной в саге об Инглингах, из океана, окружающего землю, на север тянется длинный залив. Он называется Черное море. Этот залив разделяет сушу на три света. То, что к востоку от него зовется Азией, а то, что к западу, - Европой. На юге - Великая страна Сарацин. Таким образом, можно объяснить, почему для авторов саг Йорсалаланд (Палестина) географически по отношению к Скандинавии относился к востоку: потому что он находился в Азии - в далекой, неведомой, мифической части света, о которой больше слышали, нежели бывали в реальности. Страна Гардарики, хоть и относилась к западной части света, пространственно находилась гораздо ближе. О ней знали. Но имели ли полное представление о всех территориях Древней Руси? Вряд ли. Гардарики для викинга-норвежца располагалась на востоке непосредственно за Швецией, то есть в пределах прибрежных районов Балтики.
Выплывая к южным берегам Балтики или южным берегам Северного моря, скандинав никогда не мог быть уверенным, что приплывет точно в то место, куда намечалось. Словно на "табуне волн", "санях хляби" или на "коне стремнины", его корабль мог потеряться "в тропах ската", а потом "выплыть в поле сельди" или попасть "на родину выдр". В любом случае путь к долгожданному берегу был непредсказуем. Так же витиевато и мышление скандинава - поэта-скальда, резчика по дереву или по камню. Ему не столько важно содержание, сколько сама форма. В ней должна быть таинственность, скрытый умысел. Он спешит выразить свои мысли, пока туман не застлал глаза и еще видно собеседника, пока еще можно перекричать ветер. Когда хочется сказать все сразу, а мысли налезают друг на друга, сбиваясь в кучу: "Под водой - поддался борт - норвежцы бреши пробили, неведом им страх, топорами. И сверху сквозь железо, у кормильцев орлих на виду, врубились в бок оленю пены". Скандинав выбивает знаки на поминальном камне не буквами привычной латиницы в строчку, а использует особое руническое, тайное письмо, понятное лишь избранным. И располагает руны специальным узором, словно показывая, каким трудным, извилистым путем он - викинг - оказался здесь на чужбине или насколько сложной может быть его дальнейшая судьба… И это никакой не древненорвежский язык, как иногда пытаются представить. Это своего рода эсперанто Средневековья, с которым одинаково были знакомы и франки, и германцы.
Не случайно главной эмблемой скандинавских викингов становится дракон со страшной змеиной головой. Его извивающееся тело, как никакое другое, символизирует в наскальном руническом письме непредсказуемость и неизвестность. Оттого отношение к жизни и смерти не было однозначным. Скандинав обычно не бросался в бой сломя голову, бесшабашно, чтобы драться до последнего. Он всегда старался выжить. Понятие ополчения (в том смысле, в каком принято у славян, когда собирают весь люд для отражения агрессии) у скандинавов понимается как сборы на войну вообще, где воюют до определенного предела. Смерть подстерегает воинов все время, пока длится поход. Чужая смерть воспринимается легко, а своей надо дорожить. Сколько бы ни создавалось мифов о загробной жизни, с реальной жизнью никто расставаться не спешил. Нападая, викинги всегда думали об отступлении. В море корабли викингов прижимались ближе к берегу. Сражение продолжалось до тех пор, пока одна из сторон не начинала осознавать свое поражение. Тогда смелые викинги бросались в воду, ища спасения на суше. "Магнус конунг тотчас отплыл со своим войском на север в Сьяланд вдогонку за Свейном. Но как только войско Магнуса конунга приплыло туда, Свейн и все его войско бежали на сушу".
При нападении, как в уже описываемом случае - на бьярмов, прослеживается строгая тактика: напасть внезапно, награбить быстро и убежать стремительно. Или - нельзя заходить далеко на незнакомую территорию. Викингов никогда не было достаточно для того, чтобы провести масштабные военные операции. 200 человек могли только напугать на время. "Потом Олав конунг поплыл назад в Страну Финнов, высадился на берег и начал разорять селения. Все финны убежали в леса и увели с собой весь скот. Конунг двинулся тогда в глубь страны через леса. Там было несколько поселений в долинах, которые называются Хердалар. Они захватили там скотину, какая была, но из людей никого не нашли. День клонился к вечеру, и конунг повернул обратно к кораблям. Когда они вошли в лес, со всех сторон появились люди, они стреляли в них из луков и теснили их. Конунг велел закрыть его щитами и обороняться. Но это было нелегко, так как финны прятались в лесу. Прежде чем конунг вышел из леса, он потерял многих людей, а многие были ранены".
Главной доблестью на войне считались не отвага и мужество, а хитрость и коварство. При захвате римских городов в "Саге о Харальде Суровом" (если вообще такие события происходили, веринги не шли на штурм напролом. В одном случае город сожгли, привязав к лапкам птичек горящий хворост, в другом - они проникли в город через подземный проход. Из третьего города они выманили жителей, устраивая под стенами города безобидные игры. Стоя перед четвертым, веринги распустили слух о гибели своего предводителя и намерении креститься всем войском с тем, чтобы похоронить в достойном месте - главном храме города. Когда жители согласились впустить траурную процессию за городскую стену, веринги выхватили мечи из-под одежды и устроили массовую резню. Повторим: здесь невольно напрашиваются сравнения с нашей летописью о мщении княгини Ольги древлянам. Она сожгла их город, попросив в качестве выкупа голубей, а потом, привязав к лапкам птичек горящий хворост, приказала выпустить их. Или вспоминается известная история Античности с троянским конем. Скандинавы были не только искусными выдумщиками, но и, возможно, даже знакомыми с содержанием русских летописей.
Саги воспевают викингов как верных и надежных воинов, служивших при дворах византийских императоров. Это можно понимать, будто варяжским дружинам доверялась личная охрана высших особ, как доказательство их преданности. Но тут же мы видим, что норманны (они же викинги, они же варяги) - вольные люди, не связанные со своими работодателями какими-либо обязательствами. Они в любое время могут уйти или перейти на службу к тому, кто больше пообещает. Они не стремятся вернуться домой, разве что в исключительных случаях. "Когда Харальд вернулся в Миклагард из Йорсалаланда в Константинополь из Иерусалимской земли, то есть Палестины, ему захотелось отправиться в северные земли на свою родину. Он узнал тогда, что Магнус сын О лава, сын брата его, сделался конунгом в Норвегии и Дании". Как видим, Харальд вспомнил о родине только тогда, когда туда можно было вернуться. Родина - понятие для норманнов условное. "Земля" и "родина" выражаются одним словом йодаль. Одним словом: где земля там и родина.
Для скандинава не особенно имело значение место и время, связанное с тем или иным событием. Если скальд в своих стихах говорит, что он был на востоке в Йорсалаланде, это не значит, что он обязательно был в Иерусалиме. Точно так же можно относиться и к их рассказам о победных сражениях в далеком Средиземном море, о службе при дворе византийского императора. Этот шарм одухотворенной воинственности, естественный атрибут поэтического воображения при удачном возвращении из викингского похода. Он был необходим викингу так же, как хвост павлину во время ухаживания.
Какие выводы можно сделать? 1) Неспособность викингов на масштабные военные операции. "Викинг" плюс военный поход - это образ жизни, необходимость, вызванная суровой действительностью, борьбой за выживание. 2) Викингский поход никак не сопряжен с территориальными захватами чужих территорий. В представлении викинга, жителя узкой полоски скалистой земли, удалиться далеко от побережья, "разорять страну" можно настолько, насколько потребуется, чтобы вернуться в течение светового дня на корабль. О сборах какой-то дани, тем более постоянной, не могло быть и речи.