Спустя три недели после смерти Анастасии царь объявил о назначении А. Ф. Адашева воеводой в Феллин, тем самым полностью отстранив его от руководства военными действиями в Ливонии. Получив царский указ не ранее середины сентября 1560 г., Адашев выехал в Феллин, но пробыл там недолго, "на мале время". В конце сентября или начале октября его перевели в Юрьев в подчинение тамошнему воеводе князю Д. И. Хилкову. В Юрьеве временщика ждали мучительные унижения. Передают, будто Хилков отказался принять Адашева в качестве "нарядчика". Думный чин и связи в столице позволяли вчерашнему правителю протестовать против произвола юрьевского воеводы, но Адашев был человеком совсем другого склада. Типичный представитель служилой дворянской бюрократии, он униженно молил Хилкова о приеме на службу, получил отказ и снова бил ему челом.
К началу октября правительство объявило о конфискации всех земельных владений А. Ф. Адашева в Костроме и в Переяславле. Взамен этих земель ему было пожаловано несколько тысяч четвертей земли в Бежецкой пятине Новгорода. Ненадолго бывший правитель стал крупнейшим из новгородских помещиков.
После отъезда Сильвестра в Кириллов и ссылки Адашева царь объявил о созыве специального собора для суда над ними. Захарьины домогались, чтобы суд был заочным. Но они встретили возражения со стороны влиятельных покровителей Сильвестра в Боярской думе. Приверженцы Рады получили поддержку митрополита Макария. Со своей стороны Адашев и Сильвестр обратились к царю с верноподданнической просьбой относительно открытого и беспристрастного разбора их дела в думе. Но их эпистолии были вовремя перехвачены Захарьиными и не попали в руки Ивана.
В соборном суде над Адашевым участвовали Боярская дума ("весь мирской сенат") и высшее духовенство. Дума была созвана далеко не в полном составе. Никто из авторитетнейших приверженцев Сильвестра не получил приглашения на собор. Противниками временщика выступили, бояре Захарьины, их приятели и родственники. По словам Курбского, более всех клеветали на опальных шурья царя В. М. и Д. Р. Юрьевы, а также "и другие с ними нечестивые губители тамошнего царства". На одного из подобных "нечестивых губителей" Курбский обрушивается с нападками более яростными, чем на Захарьиных. Это - "губитель святорусские земли" боярин А. Д. Басманов-Плещеев. Захарьиных поддержал дьяк И. М. Висковатый, давний противник Адашева в ливонских делах, и некоторые другие члены думы.
Несмотря на угрозы Захарьиных, митрополит Макарий открыто взял под свою защиту опальных вождей Рады и предложил вызвать их на собор для очного суда. Но он не смог добиться единодушной поддержки даже со стороны духовенства. Против его предложения выступили Мисаил Сукин, приглашенный на собор по настоянию Захарьиных, а также некий старец Васьян, архимандрит кремлевского Чудовского монастыря Левкий, а также троицкие старцы-осифляне.
Под давлением царя собор заочно осудил Адашева и Сильвестра как "ведомых злодеев" и "чаровников". Адашев, находившийся в ссылке в Юрьеве, был взят под стражу. Царская опала надломила его. Вскоре после собора он впал "в недуг огненный" и умер. Власти лишили думного чина брата правителя окольничего Д. Ф. Адашева и изгнали его со службы. Постельничий И. М. Вешняков был удален от двора, та же участь постигла тестя А. Ф. Адашева Петра Турова и дворян Сатиных. Началась чистка приказного аппарата от приверженцев и ставленников Адашева. В отставку вышли углицкий дворецкий дьяк И. Г. Выродков, глава Разрядного приказа И. Е. Цыплятев и другие. Кружок Адашева, таким образом, прекратил свое существование.
По решению собора, Сильвестр был переведен из Кирилло-Белозерского монастыря на Соловки в вечное заточение. Его главный единомышленник боярин князь Д. И. Курлятев попал в ссылку в Смоленск, а затем получил полную отставку. Покровитель Сильвестра боярин князь А. Б. Горбатый был удален от дел. Член Избранной рады боярин М. Я. Морозов оказался на воеводстве в Смоленске и пробыл там в почетной ссылке четыре года.
Сторонников Сильвестра в Боярской думе заставили принести специальную присягу на верность царю. Они клятвенно обязались порвать всякие сношения с опальными вождями Рады. Таким путем правительство Захарьиных, чувствовавшее непрочность своего положения, пыталось нейтрализовать оппозицию в думе.
* * *
Во времена всевластия Сильвестра и Адашева влияние молодого царя на дела управления было, по-видимому, весьма ограниченным. Царь часто вмешивался в государственные дела, но с его мнением не всегда считались. Наставники не слишком высоко оценивали способности своего подопечного, что глубоко обижало последнего. "Не мни мя неразумна суща, - писал царь Курбскому, - ниже разумом младенчествующа, яко же начальницы ваши поп Селивестр и Олексей неподобно глаголали". Приведенные строки написаны были в момент запальчивости, тем не менее они достаточно красноречиво характеризуют взаимоотношения между молодым Грозным и его советниками.
Годы правления Избранной рады были, по утверждению Грозного, временем всевластия бояр. Бояре с попом Сильвестром и Адашевым, "хотесте" "под ногами своими век Русскую землю видети", "сами государилися, как хотели а с меня есте государство сняли: словом яз был государь а делом ничего не владел". Подобные утверждения не лишены были, конечно, известной доли преувеличения. Не в основе их лежал один несомненный факт. Могуществе временщиков, подобных Сильвестру и Адашеву, в действительности было простым выражением всевластия аристократической Боярской думы.
После отставки Сильвестра и Адашева царь постарался искоренить самую память об опальных временщиках. То что считалось при них хорошим тоном, подвергалось теперь безусловному осмеянию. На смену унылому постничеству пришли роскошные пиры и потехи. Царь Иван лукаво объяснял происшедшие при дворе перемены интересами государственной пользы.