…Несмотря на то, что первая атака была отбита с большими потерями со стороны атакующих, Кацуёри приказал ввести в бой резервы, и сам повел их на частокол. Но залпы чередовались с той же регулярностью и с той же эффективностью, отправляя самураев Такеда в вечность. Залп следовал за залпом до тех пор, пока все люди и кони не полегли на склоне холма.
Сражение при Нагасино стало триумфом современных методов ведения войны Оды Нобунаги, который показал, что масса непрофессиональных воинов при правильной организации и наличии опытных командиров способна противостоять сокрушительной силе элитных воинов, хорошо обученных и вооружённых. История с аркебузами при Нагасино наглядно демонстрирует потенциальное превосходство умелой организации над элитными войсками, полагающимися исключительно на свою неодолимую мощь. Именно совокупность этих факторов позволили Нобунаге устроить клану Такеда кровавую бойню. И если бы победа в этом сражении была единственной победой Нобунаги, то и её одной было бы вполне достаточно для утверждения его авторитета великого полководца.
Полководцы. "Не следует домогаться мечей и кинжалов, принадлежащих знаменитым воинам. Меч стоимостью в десять тысяч может быть побежден сотней копий по цене лишь в сотню за каждое", – эти слова одного из стратегов эпохи Сэнгоку Дзэдай лучше всего могут подытожить рассказ о военных успехах Нобунаги. Великий воин – не тот, кто может с лёгкостью одолеть противника в бою, а тот, кто может выиграть битву на расстоянии, стоя на вершине холма. Но ещё более великий воин тот, кто может выиграть войну, не покидая походного шатра.
Сражения, как известно, выигрываются не на поле боя. Настоящий полководец выигрывает битву задолго до её начала.
Воинские контингенты тёмных веков были относительно малочисленны и слабо организованы. В этих условиях основной задачей военачальника было благополучно доставить свой отряд в место непосредственного контакта с врагом, выстроить в некотором порядке, вдохновить речью и повести в бой. В дальнейшем управление сражением становилось практически невозможным. С ростом численности армий, улучшением вооружения и качественным изменением военной тактики на первый план выходит военная организация, оттесняя бойца-одиночку на задний план.
Превосходство воина-профессионала над толпой ополченцев обусловлено множеством факторов, причём далеко не в первую очередь превосходством в вооружении, о чём неоднократно говорилось выше. Само по себе изощрённое владение оружием в отрыве от духовной составляющей не может служить подтверждением личных достоинств воина. "Человек, который завоёвывает репутацию благодаря техническому совершенству в воинских искусствах, просто глуп. По неразумению своему он все силы сосредотачивает на одном и добивается в этом деле успехов, отказываясь думать обо всём остальном. Такой человек ни на что не годен!", – утверждает Ямамото Цунэтомо. Но элитные отряды никогда не были многочисленными. Несколько десятков, иногда несколько сотен – вот предел численности средневековых феодальных дружин. Отряд в несколько тысяч считался огромной армией.
Европейских рыцарей было мало, ничтожно мало, если сравнивать их численность с количественными показателями армий нового времени. То, что в учебниках истории принято называть тяжеловооружённой рыцарской конницей на самом деле таковым не являлось, вернее, не соответствует принятой терминологии в полной мере. Настоящих рыцарей было гораздо меньше – во второй половине XIII века во всей Англии их было всего 2750 человек; Ливонский орден времён Ледового побоища насчитывал не более пятидесяти рыцарей. В сражениях обычно участвовали несколько десятков, в крупных битвах, решавших судьбы держав, несколько сотен, редко более тысячи рыцарей.
Вот некоторые цифры из средневековых хроник, дающих представление о соотношении сил на полях сражений феодальной Европы и количественных показателей армий того времени.
В битве при Мюре 12 сентября 1213 г., единственном крупном сражении Альбигойских войн, войско Симона де Монфора имело в своём составе 900 тяжеловооружённых всадников и неизвестное количество пеших сержантов против около 2000 кавалерии короля Педро II.
Вот описание войска Сида Воителя во время одного из походов: "Таким образом, набралось девятьсот рыцарей. И набрал Сид пятьсот пеших оруженосцев идальго, не считая прочих воспитанников его дома. Приказал Сид поставить свои шатры и отправился располагаться в Сан-Серване и вокруг него в холмах; и каждый человек, который видел лагерь, который устроил Сид, говорил потом, что это было большое войско…"
В битве при Бувине, являющейся, в общем-то, событием эпохальным, с обеих сторон участвовало около трёх тысяч рыцарей. Они-то это сражение и выиграли, при том что французская пехота разбежалась почти сразу же, и все тяготы трёхчасового рукопашного боя легли на тяжёлую кавалерию короля Филиппа II Августа.
Сильные, но немногочисленные отряды, состоящие из профессиональных воинов, могли решать исход локальных военных конфликтов и отдельные тактические и стратегические задачи, однако в случае неудачи, больших потерь или просто при наличии у противника значительных человеческих ресурсов они становились малоэффективными. Так, потери тамплиеров в 1187 г., сначала в сражении у источника Крессон (из 60 рыцарей спаслись только трое), а затем в битве при Хаттине (там погибло и попало в плен около 200 рыцарей), были настолько существенными, что всерьёз подорвали военную мощь ордена и сыграли не последнюю роль в потери крестоносцами Святой Земли.
Крайняя малочисленность профессиональных феодальных армий (а ещё невозможность быстрого восстановления их численности после крупных сражений) сыграла злую шутку со многими раннесредневековыми государствами. Битва при Гастингсе, как до этого при подобных обстоятельствах битва при Гваделете, решила судьбу королевства. И не удивительно – король и его лучшие воины погибли в бою, защищать страну некому, как следствие захватчики завладевают обширными территориями, не встречая сопротивления. Такая же ситуация сложилась, вероятно, с русскими княжествами после битвы на реке Сити и с венграми после поражения под Лигницей.
На поле боя европейский рыцарь был вполне самодостаточен, однако их малое число приходилось компенсировать за счёт набора дополнительных бойцов. Каждый рыцарь вёл за собой отряд конных воинов, вооружённых за его счёт. Конечно, вооружение их было гораздо слабее и хуже, однако же именно они составляли основную массу этой самой тяжеловооружённой рыцарской конницы, создавая впечатляющие количественные показатели.
Потребность во вспомогательных войсках становилась всё более очевидной по мере совершенствования вооружения и увеличения потерь живой силы на полях сражений. Большие массы пехоты – обычное явление в войнах XIV-XV веков, а столетие спустя пехота стала столь многочисленной, что существенно потеснила элитные отряды в пользу регулярных армий.
Неоспоримым преимуществом "неэлитных" армий была их многочисленность, а также наличие потенциальной возможности немедленно набрать взамен убитых в бою солдат столько же новых – без особых затрат времени и средств.
Методы, которыми собирались такие армии не отличались оригинальностью – феодальные властители в принудительном порядке ставили "под ружьё" своих крестьян в таком количестве, которое только возможно было собрать. Благо, их было достаточно, поэтому с потерями на поле боя мало считались, пополняя поредевшие ряды новыми солдатами. К примеру, Ходзё Удзиясу (1515–1570) набирал рекрутов без всяких ограничений. Если его предписания относительно набора войск, изданные в то время, когда он воевал с Уесуги Кенсином, действительно выполнялись, то совершенно непонятно, как в его провинции вообще могло уцелеть сельское хозяйство:
1. Всем мужчинам, включая лиц самурайского сословия, приказано явиться и записаться в двенадцатый день этого месяца. Им надлежит принести с собой ружье, копье или какой– либо другой вид оружия, если оно у них имеется.
2. И если станет известно впоследствии, что хотя бы один человек в области скрылся и уклонился от этого призыва, кем бы он ни был, управляющим этой областью или крестьянином, он будет обезглавлен.
3. Всем мужчинам, от пятнадцати до семидесяти лет, надлежит явиться; уклониться не дозволено будет даже обезьяньему поводырю. Тем, у кого нет оружия, велено явиться с мотыгами и серпами; даже буддийские монахи призваны "исполнить свой долг".
Документ заканчивается суровыми предупреждениями и обещаниями наград. Для такого господина все подданные были солдатами.
Такая армия была не столь надёжна, зато численность её легко возобновлялась, а вооружить её можно было простым, не требующим специальной тренировки оружием. И именно этим обусловлена широкая популярность ручного огнестрельного оружия на закате Средневековья.
Так, искусство стрельбы из лука, в средневековой Японии являвшееся привилегией самураев, с течением времени начинает постепенно приходить в упадок. Поэтому в эпоху Сэнгоку Дзэдай, когда перманентные военные действия требовали постоянного пополнения феодальных армий рекрутами, в первую очередь, из числа крестьян, фитильное ружьё, привезённое на острова португальцами, появилось весьма кстати.
Поскольку крестьянин, занятый работой на полях, не имел возможности (да и желания) упражняться в военных занятиях, а обучение стрельбе из лука и владению мечом, вкупе с наращиванием мышц, требовало многолетней практики, то получить за короткий срок большое количество профессиональных воинов не представлялось возможным.
Правда, первоначально ружья считались просто забавной новинкой, и долгое время использовались только для охоты – хотя даже в этом деле лук превосходил их во многих отношениях. К тому же, что более важно, японское военное оружие было почти ритуальным, – самым важным и почетным оружием был меч, поскольку основной формой рукопашного боя были индивидуальные поединки профессиональных бойцов. Использование же ружей считалось трусостью и бесчестием и полностью шло вразрез с кодексом самураев. Поэтому ружьё оказалось идеальным оружием для асигару – крестьянин не был обременён самурайским кодексом чести, и при этом его можно было всего за несколько дней научить стрелять из аркебузы, в той мере, насколько это вообще возможно. Это, конечно, не означает, что им всем немедленно выдали аркебузы, однако с ростом численности армий и усиления в них роли низов японского общества, огнестрельное оружие занимает важное место в военной истории.
Присутствие в армии английского короля во время Столетней войны большого количества лучников объясняется исключительно теми финансовыми проблемами, которые испытывал Эдуард III в ходе военных действий на континенте. Истратив наперёд несколько годовых бюджетов Англии и накопив крупные долги, он вынужден был использовать то, что было под рукой. Его дедушка, Эдуард Длинноногий, известный своими победами над шотландцами, использовал в основном генуэзских арбалетчиков, как и все европейские государи того времени. Однако содержание одного арбалетчика было сопоставимо с содержанием сегодня, например, какой-нибудь гаубицы. Арбалетчики, в виду того, что их место было на передней линии войск, шли в бой в стальных доспехах и с большими щитами; сам арбалет был весьма дорогостоящим устройством, а требовался он не один, а как минимум плюс один запасной; кроме того, у арбалетчика ещё могли быть один-два помощника. Всё это делало их очень дорогими, и в то же время весьма грозными. Лучники же набирались толпами из числа простонародья, защитного доспеха они не имели, а их единственным оружием была палка с привязанной к ней верёвкой, коих можно было настрогать сотню в ближайшем лесу из любой подходящей древесины.
Ещё одним неоспоримым преимуществом народного ополчения перед отрядом элитных бойцов – её управляемость. Элитный воин-профессионал – это, прежде всего, индивидуальный боец, часто не признающий никакого командования и авторитета военачальников. Каждый такой воин действует на свой страх и риск. По мере становления и возвышения элиты воинов ситуация ещё более усугублялась. Так, сражения эпохи средневековья обычно начинались с более менее слаженного удара копьями, вслед за чем бой распадался на множество поединков, и его результат зависел уже не от полководческих дарований военачальника и его тактического искусства, а, по большей части, от вооружения, численности и личных качеств сражающихся. Что касается дисциплины, то у элитных воинов её попросту не было. Рыцарям невозможно было отдавать приказы – их просили, умоляли хоть как-то держать строй, не рассыпаться по полю и следовать намеченной цели. Средневековые государи перед началом важных сражений часто строили виселицы для устрашения своих непокорных вассалов.
Воинская дисциплина присутствовала только в рыцарских орденах, являвшихся, по сути, первыми регулярными армиями средневековой Европы.
В отличие от элитных воинов-одиночек массы простонародья действуют как один человек, подчиняясь воле своего вождя. И если победа рыцаря – это, прежде всего, вопрос его личных качеств, то победа толпы – вопрос её дисциплины и личных качеств полководца. Дисциплина регулярной армии – беспрекословное подчинение, в основе которого лежит страх перед наказанием. Таким образом были организованы все массовые армии человечества – будь то римский легион, или македонская фаланга, или любая действующая армия новейшего времени. Дезертиров имели обыкновение казнить без суда и следствия, особенно в военное время: для поддержания жёсткого порядка устраивали показательные расправы, причём заодно доставалось и невиновным. Так, у римлян в случае бегства подразделения с поля боя по жребию казнили каждого десятого. У монголов, войско которых было разделено на десятки, казнили весь десяток, если из десятка бежал хотя бы один человек. Боеспособность и практическая полезность таких отрядов – будь то средневековые японские асигару или коммунальная милиция европейских государей – весьма относительна: они были эффективны на поле боя только до тех пор, пока их страх перед врагом не превосходил страх перед их собственными хозяевами.
Безраздельное господство на полях сражений тяжёлой кавалерии было обусловлено, в том числе, и отсутствием в эпоху Средневековья полноценной боеспособной пехоты. Пешее ополчение играло исключительно вспомогательную роль. В оборонительном бою его использовали в качестве живого заграждения против ударных единиц противника, во время наступления пехота обычно следовала за конницей, добивая остатки врагов и играя роль всё того же заградительного барьера в том случае, если кавалерия вынуждена была отступать.
Сельская община – основной источник пешего ополчения в эпоху раннего Средневековья, – не могла выставить на поле боя нормальной боеспособной пехоты. Нищета деревенского населения, всегда находившегося на грани голода, не давала возможности вооружиться должным образом. Ополченцы шли на войну по большей части без защитного вооружения, в лучшем случае, с деревянными щитами и кожаными шлемами, вооружённые чем попало – копьями, луками, ножами, топорами, иногда дубинами и заостренными кольями; известно, что ещё в битве при Гастингсе некоторым саксонским воинам служили оружием палки с привязанными к ним камнями.
В сражении при Линкольне, например, многочисленные валлийские пехотинцы были легко опрокинуты воинами короля Стефана. Валлийцы, по словам одного из хронистов того времени, "всего лишь предмет нашего презрения … отважные, но неопытные в обращении с оружием … подобные скотине, бегущей на охотничьи копья". В основном, это были пехотинцы в одних рубахах, без лат, с длинными копьями и круглыми деревянными щитами. Естественно, что такая пехота, даже сомкнутая в шеренги, даже имеющая опытных командиров, на поле боя могла рассматриваться лишь как пушечное мясо, в котором должен был увязнуть клин вражеской конницы. Выигрывать сражения с такими армиями было попросту невозможно.
Появление нормальной пехоты относится к более позднему периоду и связано с ростом городов, когда сельское ополчение стало заменяться коммунальной милицией, проще говоря, городским ополчением. Средневековые города, бывшие центрами торговли, имели значительные доходы в виде местных налогов, поступавших в городскую казну. За счёт этих средств они могли вооружить и отправить на войну достаточное количество полноценных бойцов. Именно коммунальная милиция, а не сельское ополчение составляла армии феодальных властителей XIII-XV веков, и она же нанесла поражение французским рыцарям в битве при Куртрэ.
Профанизация самурайской армии средневековой Японии наиболее наглядно проявилась в военной организации армий Оды Нобунаги, который предпочитал использовать на поле боя копейщиков-асигару и многочисленных мушкетёров вместо традиционных самурайских отрядов. Они, впрочем, оказались очень действенны, как мы видим, против главного соперника легендарного объединителя Японии – могущественного клана Такеда, славившегося своей непревзойдённой кавалерией. Сражения при Каванакадзима [28] утвердили в средневековом японском сознании представление о непобедимости самурайской конницы – Такеда Сингэн настолько полагался на свое тактическое мастерство и непобедимость своих всадников, что в эпоху крепостей не возвел ни одной, предпочитая встречаться с врагом в открытом бою. Битва же при Нагасино доказала возможность обратного. Противопоставив непобедимой коннице Такеды мушкетный огонь и сомкнутые копья своей пехоты, Нобунага, в конечном счете, смог одержать победу. Его манера сражаться была эффективной, но жестокой, а иногда – исключительно свирепой. Он не давал пощады никогда и никому. Его представление о победе сводилось исключительно к уничтожению врага. Время, конечно, было жестокое, но Нобунага жестокостью превзошел всех. [29] Собственно говоря, суть не в этом, а в том, насколько радикально изменилось представление о функциях и роли героя. Отправляясь на бой с драконом, Беовульф оставляет дружину ожидать в отдалении исхода схватки, намереваясь собственноручно победить чудовище:
Почел бесчестьем
кольцедаритель
вести дружину,
рать многолюдную
на огнекрылого:
единоборства
он не страшился,
не веря ни в силу,
ни в отвагу змея.
Новые Беовульфы поступают наоборот – они посылают своих воинов вперёд, с вершины холма наблюдая за ходом сражения.
Наёмники, солдаты и бюрократы. Ни золото, ни крепостные башни не являются гарантией спокойствия и безопасности. Немногочисленные поначалу представители элиты постоянно стремились окружить себя верными и преданными людьми, готовыми отстаивать их интересы даже ценой собственной жизни. При этом они не считались с теми огромными расходами, которых требовали пиры и подарки, ибо щедрость – непременный атрибут настоящего правителя.
"Люди – твои замки, люди – твои стены; враждебность – вот твой недруг, преданность – вот твой союзник" – так говорил Такеда Сингэн.