Оппозиционеры объединяются
В начале 1926 г. коммунистическая оппозиция была расколота на несколько фракций: троцкисты, "новая оппозиция", группа "демократического централизма" (сапроновцы), "рабочая оппозиция" (шляпниковцы), "рабочая группа" (медведевцы). Наиболее влиятельными были первые две группировки. Несмотря на острую неприязнь их вождей друг к другу, объединение было неизбежно - две группы имели практически общие взгляды. Еще в апреле Троцкий не терял надежды договориться со Сталиным о "более дружной работе, разумеется, на почве решений XIV съезда". Но затем Троцкий понял, что Сталин не намерен возвращать его к реальной власти, начались переговоры о примирении между опальными лидерами.
Известный троцкист Пятаков писал "новым оппозиционерам": "Решайтесь: или вы "честно" хотите сообща вести работу, без кулака в нашу сторону (и мы наши кулаки согласны разжать) или… идите в Каноссу к Сталину". Под Каноссой имелось в виду покаяние. Каяться не хотелось - все считали себя правыми.
Сталин не без тревоги наблюдал за сближением двух групп. Особенно беспокоил Зиновьев, который по части политической интриги был своего рода учителем Сталина. Сталин пишет Молотову: "До появления группы Зиновьева оппозиционные течения (Тр(оцкий), Ра(очая) оппоз(иция) и др.) вели себя более или менее лояльно, более или менее терпимо… С появлением группы Зинов(ьева) оппоз(иционные) течения стали наглеть, ломать рамки лояльности". Сталин был готов использовать униженного Троцкого на вторых ролях как ценного специалиста. Но теперь, когда Сталина атакуют его недавние друзья, Троцкий тоже усилил натиск. Это нетерпимо, в условиях такой склоки ЦК не может работать. Большевистская политическая культура была чужда согласованиям. Руководящее ядро могло работать только как единая команда, но эта команда подбиралась Лениным, и без него быстро превратилась в совокупность враждующих групп. Но и просто очистить руководство от несогласных было опасно - вместе с опальными вождями могли уйти сотни их сторонников, занимающих важные посты. Раскол партии означал и раскол государственной структуры, потерю однопартийности. Сначала нужно превратить Троцкого, Каменева и Зиновьева "в политических отщепенцев вроде Шляпникова". Их сторонников перемещают с места на место, чтобы нигде не дать закрепиться, обрасти кадрами, реальными властными полномочиями. Снова распространяется информация о "недостойном прошлом", часто клеветническая. Унизить противника, чтобы массы коммунистов перестали уважать Троцкого, Каменева и Зиновьева. Сталин надеялся бить зиновьевцев и троцкистов по частям, но давление на оппозиционеров ускорило их сближение.
Еще в июне Троцкий упрекает Зиновьева и Каменева за бюрократизм и травлю против "троцкизма". На Политбюро Троцкий голосовал то за, то против предложений Зиновьева. Но накануне июльского пленума ЦК лидеры оппозиции наконец столковались и признали ошибочность борьбы друг против друга в 1923–1924 гг. Зиновьев признал, что оппозиционное движение 1923 г. "правильно предупреждало об опасности сдвига с пролетарской линии и об угрожающем росте пролетарского режима". Троцкий также признал "грубой ошибкой" то, что он раньше связывал "оппортунистические сдвиги" с деятельностью Зиновьева и Каменева, а не Сталина. "Это значит, что Троцкий открыто отрекся от своих нашумевших "Уроков Октября", дав тем самым "амнистию" Зиновьеву и Каменеву в обмен за ту "амнистию", которую он получил от Зиновьева и Каменева", - иронизировал Сталин.
Товарищи предостерегали Троцкого от союза с Зиновьевым: "Сталин обманет, а Зиновьев убежит", - говорил ему С. Мрачковский. Троцкий позднее признал правоту своего товарища в оценке зиновьевцев: "их хватило не на долго". Но на безрыбье и рак рыба. Казалось, что совместный натиск вождей на бюрократию даст результат.
Поскольку против опальных большевиков работала вся мощь секретариата ЦК с его слаженным аппаратом, оппозиционеры попытались также наладить рассылку своих материалов, чтобы информировать партийные круги о своей позиции и опровергать клевету большинства. Но сталинский аппарат быстро отследил появление их в Брянске, Саратове, Владимире, Пятигорске, Омске, Гомеле, Одессе. Раз аппарат ЦК работал против них, оппозиционные вожди использовали подчиненные им аппараты. Сотрудники Зиновьева по Коминтерну ездили по стране, собирая сторонников "левых". Старые конспираторы с дореволюционным стажем стали назначать явки, шифры и пароли. Вольномыслящие коммунисты перепечатывали материалы оппозиции, даже если не были с ними согласны: партия должна знать разные мнения. Чтобы дать возможность партийцам Краснопресненского района послушать точку зрения оппозиционного кандидата в члены ЦК М. Лашевича, пришлось собирать 6 июня сходку в лесу под Москвой. Еще бы, теперь за связь с оппозицией могли исключить из партии и снять с работы.
Но у Сталина тоже везде были свои уши. Руководитель Краснопресненской организации М. Рютин узнал о происшедшем и немедленно доложил "куда следует". Активность оппозиционеров была истолкована соответствующим образом: оппозиционеры создали подпольную организацию внутри партии, фракцию. Июльский пленум ЦК, издевательски предложив оппозиционерам открыто высказывать свои взгляды, исключил Зиновьева из Политбюро, Лашевича - из ЦК. Он был также выведен из Реввоенсовета - велась чистка армии от оппозиционеров.
В ответ на обвинения во фракционности оппозиционеры разгласили страшную тайну Сталина: "В течении двух лет до XIV съезда существовала фракционная "семерка", куда входили шесть членов Политбюро и председатель ЦКК тов. Куйбышев. Эта фракционная верхушка секретно от партии предрешала каждый вопрос, стоящий в порядке дня Политбюро и ЦК, и самостоятельно разрешала ряд вопросов, совсем не вносившихся в Политбюро… Подобная же фракционная верхушка существует несомненно и после XIV съезда. В Москве, Ленинграде, Харькове и других крупных центрах происходят секретные собрания, организуемые частью верхушек партаппарата, несмотря на то, что весь официальный аппарат находится в ее руках. Эти секретные собрания по особым спискам являются чисто фракционными собраниями. На них читаются секретные документы. За простую передачу которых всякий, не принадлежащий к этой фракции, исключается из партии". Пленум предпочел не поверить. Тем более, что сидевшие в президиуме люди знали, что это правда. Но "не пойман - не вор". Зато Сталину пришлось пережить серьезное унижение, когда оппозиция добилась зачтения им последних писем и статей Ленина, направленных против генсека. Сталин зачитал тексты (они попали в официальные стенограммы), но никаких организационных выводов из них сделано не было.
Оппозиция напомнила, что большинство Политбюро действовало как фракция и призвала: "Мы обращаемся к пленуму ЦК с предложением - общими силами восстановить в партии режим, который позволит разрешить все спорные вопросы в полном соответствии со всеми традициями партии, с чувством и мыслями пролетарского авангарда". Но большинство уже приняло решение превратить оппозиционеров в "политических отщепенцев".
Июльский пленум должен был нанести удар также по Каменеву, но он на прямой фракционной работе не попался. Его заставили отчитываться за только что полученный участок работы. На обсуждение был поставлен доклад наркома торговли Каменева "О хлебозаготовительной кампании". Дзержинский дал разгромную оценку деятельности Каменева на этом посту. Тот заметил: "Вы четыре года нарком, а я только несколько месяцев". Дзержинский в ответ: "А вы будете 44 года и никуда не годны, потому что занимаетесь политиканством, а не работаете… Я не щажу себя тов. Каменев никогда"… Новая оппозиция и Троцкий часто прерывали речь Дзержинского постоянными резкими контрвыпадами. В своей речи Дзержинский предлагал расстрелять виднейших членов оппозиции. Но они выкрикивали: "…это вас нужно расстрелять!". Дзержинский кидал реплику: "Я вам докажу, что добьемся своего!" - докладывал чехословацкий дипломат о драматичной полемике на пленуме.
Дзержинский воспринимался оппозицией как законченный термидорианец, сторонник террора против революционеров, гарант буржуазного перерождения, интересов обуржуазившейся бюрократии и новой буржуазии. Он был достаточно прямолинеен, чтобы уже в июле 1926 г. прямо объявить инакомыслящим, что их ждет в итоге борьбы "с партией". Конечно Дзержинский тоже думал, что оппозиция ведет к контрреволюционной диктатуре: "оппозиция наша будет расти, и страна тогда найдет своего диктатора - похоронщика революции, - какие бы красные перья не были на его костюме".
Непримиримость Дзержинского к товарищам по партии контрастировала с его покровительственным отношением к бывшим меньшевикам, которые работали в ВСНХ. Как то он говорил Валентинову: "Ленин часто говорил, что Ю. Ларин любит сплетничать. Это верно. Вот теперь он в разных местах фистулой (у Ларина был пискливый голос - комментирует Валентинов) свистит, что, мол, в ВСНХ - меньшевистское засилье. Пожелаю, чтобы и в других наркоматах было такое же засилье". Дзержинский в своих экономических воззрениях находился под влиянием меньшевиков и правых большевиков, и он убежденно отстаивал эти идеи: "Программа Пятакова, - кричал он на пленуме, - за повышение оптовых цен бессмыслица, она антисоветская, антирабочая. Это ликвидация всей нашей борьбы за снижение розничных цен".
Но в вопросе о бюрократии Дзержинский был ближе по взглядам к оппозиции: "Я прихожу прямо в ужас от нашей системы управления, этой неслыханной возни со всевозможными согласованиями и неслыханным бюрократизмом" "Троцкий будто бы крикнул ему: "Осторожнее указывайте на разлагающий партию бюрократизм! Вы рискуете со всеми вытекающими отсюда последствиями быть записанным в лагерь оппозиции"". Впоследствии правые большевики будут повторять троцкистскую критику бюрократии. И их зачислят в лагерь оппозиции. Но Дзержинский до этого не дожил. Он так энергично боролся с троцкистами, что умер от сердечного приступа после очередного заседания пленума. Это позволило сделать его мучеником борьбы с троцкизмом. Моральная победа на пленуме осталась за правящей группой.
3 августа 1926 г. Каменев подал в отставку с поста Наркома, за который не держался. В глазах партийного актива это тоже выглядело как поражение. В начале августа Троцкий заявил: "тов. Сталин выставляет свою кандидатуру на роль могильщика партии и революции". Сталин был возмущен. Личные отношения между ними были окончательно разорваны.
Но "объединенная оппозиция" не считала себя разбитой. По итогам пленума 13 лидеров троцкистов и зиновьевцев приняли общую резолюцию, которая стала первым документом объединенной оппозиции. В нем говорилось: "Ближайшая причина все обостряющихся кризисов в партии - в бюрократизме, который чудовищно вырос в период, наступивший после смерти Ленина, и продолжает расти"
В чем причина этой напасти? "Расхождение между направлением хозяйственной политики и направлением чувств и мыслей пролетарского авангарда усиливает неизбежно потребность в нажиме и придает всей политике административно - бюрократический характер". То есть бюрократизация вытекает из принуждения пролетариата к движению туда, куда он (вернее - его коммунистический авангард) двигаться не желает. Но большевики сразу после прихода к власти тащили пролетариат туда, куда он идти не желал, активно сопротивляясь большевистской власти. Что касается коммунистического "авангарда", то он уже несколько раз "прокатывал" оппозиционеров во время дискуссий. Причины бюрократической напасти коммунистическая оппозиция не нашла, да и не могла найти в силу своей приверженности сверхцентрализованной модели социализма.
Но сомнения в правильности большевистского построения партии были. Авторы вычеркнули из проекта заявления 13–ти ритуальное заклинание о пользе партийного централизма: "Без такой могучей централизации мы не победили бы врагов в прошлом и не выполним своих задач в будущем". Теперь благотворность партийной централизации переносится в прошлое: "Значение крепко спаянного централизованного аппарата в большевистской партии не требует пояснений. Без этого костяка партии пролетарская революция была бы невозможна". Для того, чтобы подавить противников большевизма, нужна крепкая централизация, а после победы, для коммунистов - демократия. Но вот беда - "крепкий централизованный аппарат" не собирается сдавать свои позиции.
Крепко спаянный централизованный аппарат партии - государства стал ядром этакратического класса, основой которого была бюрократия. Ее усиление вытекало с неизбежностью исторического закона из огосударствления экономики, партийно - государственной централизации и подавления гражданского общества. Программа левой оппозиции ничего не противопоставляла этому процессу. Она выражала интересы части коммунистической технократии, и при всей ненависти к своим бюрократическим "братьям по классу", объективно содействовала их усилению. Левая оппозиция пыталась избавить бюрократию от правых иллюзий, придать государственному хозяйству больший динамизм. Со временем лидеры бюрократии воспримут экономическую часть троцкистской программы. Но вожди оппозиции считали, что их программа может быть реализована только под их руководством.
Наступление Объединенной оппозиции
А пока оппозиционные лидеры, как и лидеры большинства, ушли в отпуск. В прямом смысле слова. Спорщики разъехались в отпуска, накапливать силы для новой схватки осенью.
Троцкий и Зиновьев вернулись из Крыма 29 сентября и узнали об исключении нескольких малоизвестных партийцев за фракционную работу. Партийные чиновники проверяли, готовы ли вожди оппозиции заступаться за свой актив. Они были готовы. Направившись в Коммунистическую академию, где была запланирована встреча с этими партийными руководителями (а оппозиционеры формально оставались партийными руководителями), левые подвергли политику большинства Политбюро разгромной критике. Троцкий и Зиновьев имели огромный ораторский опыт, увлекали за собой аудиторию, даже уже обработанную официальными агитаторами ЦК.
Окрыленные первым успехом, лидеры "объединенной оппозиции" пошли в рабочие ячейки, и там имели успех. Настоящее сражение развернулось на заседании парторганизации Рязанской железной дороги. Рабочие спрашивали, за что из партии исключили двух их товарищей - оппозиционеров. За взгляды? На собрание был приглашен известный оппозиционер, лидер группы "Демократического централизма" Т. Сапронов. Он стал выступать. Руководители ячейки стали его закрикивать, а рабочие - поддерживать. Оппозиционеры послали за Троцким, который прибыл незамедлительно. "При появлении на собрании т. Троцкого райкомщики подняли крик, шум, гам, свист, рабочие же тов. Троцкому устроили овацию" - рассказывал Сапронов. Начальство ушло с собрания и объявило его незаконным. Несмотря на это рабочие долго слушали опального вождя, приняли резолюцию и спели интернационал.
Рабочие заявили, что Московская контрольная комиссия исключила из партии их товарищей "за то, что они пытались добросовестно разобраться в вопросах, волнующих партию… Мы, рабочие партийцы, хотим принимать непосредственное участие в управлении нашей собственной партией… Нам говорят, что оппозиция ошибается, а что говорит сама оппозиция, мы не знаем".
На собраниях Троцкий так излагал программу левой оппозиции: "На полмиллиарда сократить расходы за счет бюрократизма. Взять за ребра кулака, нэпмана - получим еще полмиллиарда. Один миллиард выиграем, поделим между промышленностью и зарплатой. Вот в двух словах наша хозяйственная программа" Все эти цифры были совершенно условны. Правым было ясно одно: резкое сокращение бюрократии приведет только к дезорганизации государственного хозяйства. Экспроприация кулаков и нэпманов даст средства только на год, а потом брать будет не с кого.
Никто из членов Политбюро не решился противостоять в открытой полемике Троцкому и Зиновьеву, когда они, окрыленные успехом, вместе со своими сторонниками Радеком, Пятаковым, Смилгой и др. созвали несколько собраний на фабриках и заводах в Москве и окрестностях. Дискуссии закипели в партийных ячейках на заводах, в хозяйственных и даже в военных учреждениях. Сталин и Бухарин опасались большого скандала, особенно в условиях назревающего экономического кризиса. Истинные настроения партийного актива были неизвестны - далеко не все решались высказывать то, что думают.
Открыто в Москве и Ленинграде за оппозицию решились проголосовать только 496 человек, но по данным чехословацкого дипломата Й. Гирсы в Москве около 45 % коммунистов были на стороне оппозиции.