1169–1174
Собрав войско, Андрей выступил в поход. Судя по дальнейшим событиям, в Киеве он видел не родной, но вражеский город. "Мстислав едва успел призвать Берендеев и Торков, - говорит Карамзин, - когда неприятели стояли уже под стенами города; два дня оборонялся мужественно: в третий [8 Марта 1169 г.] союзники взяли Киев приступом, чего не бывало дотоле. Сия, по слову древнего Олега, мать городов Российских, несколько раз осаждаемая и теснимая, отворяла иногда Златые врата свои неприятелям; но никто не входил в них силою.
Победители, к стыду своему, забыли, что они Россияне: в течение трех дней грабили, не только жителей и домы, но и монастыри, церкви, богатый храм Софийский и Десятинный; похитили иконы драгоценные, ризы, книги, самые колокола - и добродушный Летописец, желая извинить грабителей, сказывает нам, что Киевляне были тем наказаны за грехи их и за некоторые ложные церковные учения тогдашнего Митрополита Константина!..
Мстислав ушел с братом Ярославом в Волынию, оставив жену, сына, Бояр пленниками в руках неприятельских, и едва не был на пути застрелен изменниками, Черными Клобуками".
Карамзин совершенно искренне считал (а после него и вся патриотическая ветка историков), что после взятия Киева Андреем город сразу стал терять всю свою значимость и в конце концов превратился в городок ничем не лучше какого-нибудь Луцка.
"Андрей отдал Киев брату своему Глебу; но сей город навсегда утратил право называться столицею отечества, - говорит он с пафосом. - Глеб и преемники его уже зависели от Андрея, который с того времени сделался истинным Великим Князем России, и таким образом город Владимир, новый и еще бедный в сравнении с древнею столицею, заступил ее место, обязанный своею знаменитостию нелюбви Андреевой к южной России".
Иными словами, центр всей русской жизни переместился на северо-восток. Измышление колоссальное. Киев действительно управлялся теперь с северо-востока, но до упадка ему было далеко. При всей политике ставленников северо-востока Киев играл огромную роль для южной Руси. Другое дело, что Карамзина история этой южной Руси заинтересовать не могла. Его самодержавие переехало на северо-восток. Вместе с Андреем.
Так что вся дальнейшая история, которую дает Карамзин, южной Руси почти не касается. Это история сначала Суздальско-Владимирской земли, затем Московского княжества и в дальнейшем Московского царства.
Андрей, конечно же, не был никаким великим князем России, поскольку и самой России не существовало до Петра Великого. Что же было на самом деле? Несколько "Русей". Южная или Киевская, Новгородская, формирующаяся северо-восточная, изолированная Полоцкая, которая со временем станет Литовской Русью, и практически превратившаяся в самостоятельную Галицко-Волынская. Карамзин и сам признает, что "Андрей властвовал тогда в четырех нынешних Губерниях: Ярославской, Костромской, Владимирской и Московской; отчасти в Новогородской, Тверской, Нижегородской, Тульской и Калужской; располагал областию Киевскою; повелевал Князьями Рязанскими, Муромскими, Смоленскими, Кривскими, даже Волынскими; но Черниговские и Галицкий оставались независимы: Новгород также".
Это очень характерные оговорки. Четыре первые области (включая смехотворное московское княжество, которого тогда не существовало) по размеру невелики, то, что Карамзин именует "отчасти", проще объяснить так: на стыках подвластных областей существовали торговые городки (вроде Торжка), которые находились в совместной собственности, киевской областью он располагал чисто номинально, перечисленные ниже князья признавали власть Андрея, но ему не подчинялись, разве что силой, а Волынь с добавлением "даже" оставалась при всем том независимой. Но чего Андрей желал - подчинить себе всех князей на всем пространстве тогдашних "Русей".
Южные князья имели меньше претензий: их как раз волновали судьба Киева и возможность именоваться киевским великим князем. Поэтому после утверждения в Киеве Глеба борьба за город продолжалась.
Сначала свои права предъявил уже известный Мстислав Изяславич. Когда стало ясно, что на город идет объединенное с галичанами войско, Глеб поспешил удрать в Переяславль. А Мстислав вошел в Киев. Народ, надо сказать, принял его с воодушевлением. Но удержаться в городе Мстислав не смог: Глеб привел сильное войско. Как всегда костяк этого "русского" войска составляли половцы.
Князю пришлось уходить на Волынь. Он предпринял еще пару попыток, но неудачных. Зато Глеб огнем и мечом прошелся по его юго-западным землям. Это старого князя доконало. Он умер во Владимире Волынском, оставив на попечение брата малолетних сыновей.
Устроив дела Глеба, Андрей занялся и вторым гнездом неспокойствия - Новгородом, к которому питал такую же сильную ненависть, что и новгородцы к нему. Его сын Мстислав Андреевич был в этом плане ничем не лучше. Именно его и отправил на усмирение непокорных боголюбский князь. Новгородские летописи рассказывают о непомерной жестокости сына Андрея. Летописи владимирской Руси, напротив, обвиняют самих новгородцев: "Злоупотребление уничтожает право, и Великий Князь Андрей был избран Небом для наказания вероломных".
Обороной Новгорода руководил молодой князь Роман Мстиславич, и новгородцы не подвели. "Несколько раз с обеих сторон съезжались чиновники для переговоров и не могли согласиться; - рассказывает историк, - в четвертый день [25 февраля 1170 г.] началася битва, кровопролитная, ужасная. Новогородцы напоминали друг другу о судьбе Киева, опустошенного союзным войском; о церквах разграбленных, о святынях и древностях похищенных; клялися умереть за вольность, за храм Софии, и бились с остервенением. Архиепископ Иоанн, провождаемый всем Клиросом, вынес икону Богоматери и поставил на внешнем деревянном укреплении, или остроге: Игумены, Иереи пели святые песни; народ молился со слезами, громогласно восклицая: Господи помилуй.
Стрелы сыпались градом: рассказывают, что одна из них, пущенная воином Суздальским, ударилась в икону; что сия икона в то же мгновение обратилась лицом к городу; что слезы капали с образа на фелон Архиепископа и что гнев Небесный навел внезапный ужас на полки осаждающих. Новогородцы одержали блестящую, совершенную победу и, приписав оную чудесному заступлению Марии, уставили ежегодно торжествовать ей 27 ноября праздник благодарности. Чувство живой Веры, возбужденное общим умилением, святыми церковными обрядами и ревностным содействием Духовенства, могло весьма естественным образом произвести сие чудо, то есть вселить в сердца мужество, которое, изумляя врага, одолевает его силу. Новогородцы видели в Андреевых воинах не только своих злодеев, но и святотатцев богопротивных: мысль, что за нас Небо, делает храброго еще храбрее.
Победители, умертвив множество неприятелей, взяли столько пленных, что за гривну отдавали десять Суздальцев (как сказано в Новогородской летописи), более в знак презрения, нежели от нужды в деньгах. - Бегущий Мстислав был наказан за свою лютость; воины его на возвратном пути не находили хлеба в местах, опустошенных ими, умирали с голода, от болезней, и древний Летописец говорит с ужасом, что они тогда, в Великий пост, ели .мясо коней своих".
Но эта новгородская победа была только военной победой. Очевидно, Андрей применил хитрую тактику и перекрыл путь продовольствию, потому что горожане вынуждены были изгнать своего князя и начать переговоры с Боголюбским: "Четверть ржи стоила тогда в Новегороде около рубля сорока трех копеек нынешними серебряными деньгами. Довольные славою одержанной победы, не желая новых бедствий войны и щадя народ, чиновники, Архиепископ, люди нарочитые предложили мир Боголюбскому, по тогдашнему выражению, на всей воле своей, то есть не уступая прав Новогородских: Великий Князь принял оный с тем условием, чтобы вместо умершего Святослава княжил в Новегороде брат его, Рюрик Ростиславич, который господствовал в Овруче, не хотел перемены и, единственно в угодность Андрею выехав оттуда, приказал сей Удел Волынский брату Давиду".
Правда, Рюрик недолго удержался в Новгороде, его тоже выставили вон, тогда на его место Андрей поставил одного из своих сыновей, Юрия.
Если на севере Андрею удалось поправить положение, то с югом дело обстояло сложнее. Слишком активно в последнее время русские использовали половецкое войско - набеги не прекращались. В момент одного из таких набегов Глеб и умер. Стол тут же занял тот самый Владимир, который давно об этом грезил. Андрей был в ярости, но пока он обдумывал, как выбить дядю из Киева, тот умер. На место Владимира был назначен Роман Смоленский. Андрей мало вникал в дела южной Руси, разве что посылал своих воевод с войском для походов за пределы своей земли. При нем было несколько походов на болгар. В последнем принимал участие тот самый Мстислав, что прославился пожогом новгородских деревень. С не меньшим усердием он жег болгарские. И мог бы, жечь еще долго, если бы, вернувшись из Болгарии, вдруг не умер в Киеве. Новгородцы бы сказали: Бог покарал.
Между тем Андрей решил сменить власть в Киеве и назначил туда торческого князя Михаила. Роман Ростовский с покорностью принял это решение. Но, видно, Михаилу была не судьба осесть в Киеве. Туда самовольно сел Рюрик Ростиславич. Андрею пришлось признать его законным управителем: за него стояли все Ростиславичи и галицкие князья.
Но мира не было. В плену внезапно оказались оба сына Андрея - Ярополк и Всеволод. Последнего союзники отпустили, но Ярополк так и остался в качестве заложника. Когда Андрей попробовал отправить к союзникам своего посла, те, оскорбившись, что князь обозвал их мятежниками и предъявил претензии на всю власть во всей Руси, остригли послу бороду (худшее из оскорблений) и отправили восвояси.
Получив наглядный ответ, Андрей собрал 50 тысяч войска и пустил его на Киев. Это войско вел его сын Юрий, тогда уже единственный оставшийся в живых из всех его сыновей. Защитники затворились в городе и готовились к обороне. Им на помощь спешили галицкие полки. Рюрик еще прежде, испугавшись осады, оставил Киев. Город защищали Мстислав и Давыд Ростиславичи. Они готовились умереть. Но галичане подошли вовремя.
Правда, со своим войском подошел и Ярослав Луцкий, союзник Андрея. Но Ярослав мечтал о киевском княжении. Он договорился с галичанами, что изменит Боголюбскому и примет бой, если Киев достанется ему. При угрозе андреева войска галичане на это согласились. Киев удалось отбить у осаждающих. Разгром андреевой рати был полным. Ростиславичи, узнавшие о сговоре союзников, огорчились, но Киев передали Ярославу - лучше Ярославу, чем Андрею. Сын последнего бежал к отцу с огромным позором.
Ярослав оказался отвратительным князем, удержаться в Киеве ему было сложно. Однажды его изгнал Святослав, но и сам долго не повластвовал, вернулся Ярослав. Горожанам это надоело, и они даже посылали на далекий северо-восток, чтобы Андрей вернул Романа Ростовского, при котором не было таких поборов и такого самоуправства. Но Андрей ничего уже сделать для Киева не мог.
Властолюбием Андрея были недовольны практически все тогдашние князья. Недовольны были и приближенные к князю бояре. В их среде родился заговор. "В глубокую полночь [29 июня 1174 г.] они пришли ко дворцу в Боголюбове (ныне селе в 11 верстах от Владимира), ободрили себя вином и крепким медом в Княжеском погребе, зарезали стражей, вломились в сени, в горницы и кликали Андрея. С ним находился один из его Отроков.
Услышав голос Великого Князя, злодеи отбили дверь ложницы, или спальни. Андрей напрасно искал меча своего, тайно унесенного Ключником Анбалом: сей меч принадлежал некогда Святому Борису. Два человека бросились на Государя: сильным ударом он сшиб первого с ног, и товарищи в темноте умертвили его вместо Князя. Андрей долго боролся; уязвляемый мечами и саблями, говорил извергам: "За что проливаете кровь мою? Рука Всевышнего казнит убийц и неблагодарных!"… Наконец упал на землю.
В страхе, в замешательстве они схватили тело своего товарища и спешили удалиться. Андрей в беспамятстве вскочил, бежал за ними, громко стеная. Убийцы возвратились; зажгли свечу и следом крови Андреевой дошли в сенях до столпа лестницы, за коим сидел несчастный Князь. Петр отрубил ему правую руку; другие вонзили мечи в сердце; Андрей успел сказать: "Господи! В руце Твои предаю дух мой!" и скончался.
Умертвив еще первого любимца Княжеского, Прокопия, заговорщики овладели казною государственною, золотом, драгоценными каменьями; вооружили многих Дворян, приятелей, слуг и послали объявить Владимирской дружине или тамошним Боярам о смерти Великого Князя, называя их своими единомышленниками. "Нет, - ответствовали Владимирцы: - мы не были и не будем участниками вашего дела". Но граждане Боголюбские взяли сторону убийц; расхитили дворец, серебро, богатые одежды, ткани.
Тело Андреево лежало в огороде: Киевлянин, именем Козма, усердный слуга несчастного Государя, стоял над оным и плакал. Видя Ключника Анбала, он требовал ковра, чтобы прикрыть обнаженный труп. Анбал отвечал: "Мы готовим его на снедение псам". Изверг! сказал сей добродушный слуга: Государь взял тебя в рубище, а ныне ты ходишь в бархате, оставляя мертвого благодетеля без покрова. Ключник бросил ему ковер и мантию. Козма отнес тело в церковь, где крилошане долго не хотели отпереть дверей: на третий день отпели его и вложили в каменный гроб. Через шесть дней Владимирский Игумен Феодул привез оное в Владимир и погреб в Златоверхом храме Богоматери".
Дабы объяснить такое настроение против Андрея, Карамзин говорит, что в этом виноваты сребролюбивые судьи и дурное исполнение законов: "Следственно, общее неудовольствие происходило от худого исполнения законов или от несправедливости судей: столь нужно ведать Государю, что он не может быть любим без строгого, бдительного правосудия; что народ за хищность судей и чиновников ненавидит Царя, самого добродушного и милосердого!"
Вряд ли Андрея, конечно, можно назвать добродушным и милосердным, недаром сам историк именует его где-то тираном. Но основную причину его гибели он видит даже не в ненависти народной, а в геополитической ошибке, которую князь допустил: "Он явно стремился к спасительному единовластию и мог бы скорее достигнуть своей цели, если бы жил в Киеве, унял Донских хищников и водворил спокойствие в местах, облагодетельствованных природою, издавна обогащаемых торговлею и способнейших к гражданскому образованию. Господствуя на берегах Днепра, Андрей тем удобнее подчинил бы себе знаменитые соседственные Уделы: Чернигов, Волынию, Галич; но, ослепленный пристрастием к северо-восточному краю, он хотел лучше основать там новое сильное Государство, нежели восстановить могущество древнего на Юге".
Впрочем, дальнейшая карамзинская история как раз и посвящена этому северо-восточному краю.
Часть вторая
Портреты властителей Московской Руси
1174–1462
Владимиро-Суздальская Русь
Великий князь Михаил II
1174–1176
Единственный сын Андрея княжил в Новгороде. Но он не считался старшим в роду. Так что вполне понятно, что после смерти отца речи о нем как о наследнике не шло. Власть на северо-востоке должна была перейти сыновьям и племянникам старшего брата Андрея - Юрия. Таковых было несколько: двое Ростиславичей - Мстислав и Ярополк, и двое Юрьевичей - Михаил и Всеволод. Этим наследникам Андрея и дела не было до южной России - они полностью увязли в разрешении собственных взаимоотношений.
А началось все с того, что представители Ростова, Суздаля, Владимира сошлись на вече и призвали княжить означенных князей, причем Михаил был назван старшим. Князья целовали друг другу крест, то есть клялись в верности. А владимирцы поступили куда проще: они впустили в город Михаила и провозгласили того князем. И вот тут-то возникла проблема. Владимир не имел права выбирать себе князя, поскольку считался пригородом Суздаля! Отсюда и началось междоусобие. Суздальцы и ростовцы возмутились: как посмел Владимир выбирать себе князя?
"Ярополк осадил Владимир; союзники его, Муромцы, Рязанцы, жгли села в окрестностях. Семь недель граждане крепко стояли за Михаила и мужественно оборонялись; наконец, изнуренные голодом, объявили Князю, чтобы он дал им мир или сам удалился. Храбрый, добродушный Михаил не думал укорять их. "Вы правы, - сказал он им: - могу ли желать вашей погибели?" - и немедленно выехал.
Граждане, проводив сего достойного Князя с искренними слезами, вступили в переговоры с Ярополком и Мстиславом; уверяли их в своей покорности, но боялись злобы Ростовцев, которые, завидуя новой знаменитости Владимира, желали его унизить. Города считались тогда между собою в летах, как роды дворянские в поколениях: Ростовцы славились древностию; именовали Владимир пригородом, его жителей своими каменщиками, слугами, недостойными иметь Князя, и хотели дать им Посадника. Владимирцы, напротив того, утверждали, что их город, основанный Владимиром Великим, имеет право на знаменитость. Обнадеженные Ярополком и братом его в справедливой защите, они встретили их со крестами и ввели торжественно в храм Богоматери, где Ярополк был объявлен Князем Владимирским, а Мстислав Ростовским и Суздальским".
Так рассказывает Карамзин.
Но успокоение было недолгим. Князья оказались неважными правителями. Они желали только одного: обогатиться за счет городов. И хотя Андрей приучил города к повиновению, теперь, с его смертью, они почувствовали вкус свободы. Не удивительно, что города скинули княжеское ярмо. Но Карамзин не видел здесь никакой аналогии с Новгородом, то есть с городским самоуправлением, он видел только неправильную политику властвующих князей.
На самом деле в Новгороде и даже во Владимире действовало старинное вечевое право. Владимир желал избавиться от диктата старших городов, для этой цели он и воспользовался Михаилом. Для Владимира управление Михаилом и самостоятельный выбор князя как раз и означали переход от пригородного положения к самостоятельному. Но для князей города представлялись просто пунктами правления. Князья боролись не за право городов, а за право княжить, то есть за власть.
Михаил пошел войной на суздальцев. "Суздальцы - изумленные стройным ополчением неприятелей - вдруг обратили тыл, бросив хоругвь Княжескую. Летописцы говорят, что ни те, ни другие воины не отличались никаким особенным знаком и что сие обстоятельство спасло многих Суздальцев: ибо победители не могли распознавать своих и неприятелей.
Михаил [15 июня 1175 г.] с торжеством въехал в город Владимир: пред ним вели пленников. Духовенство и все жители встретили его с живейшею радостию. Ярополк ушел к зятю своему в Рязань, а Мстислав в Новгород (где княжил юный сын его, Святослав, после Георгия Андреевича); но мать и жены их остались пленницами в Владимире.
Скоро Послы от Суздаля и Ростова явились во дворце Михаиловом и сказали именем всех граждан: "Государь! Мы твои душою и сердцем. Одни Бояре, преданные Мстиславу, были тебе врагами. Повелевай нами как отец добродушный!" Таким образом Михаил наследовал Великое Княжение Андреево; объехал разные области; везде учредил порядок; везде пекся о народном спокойствии. Осыпанный дарами Суздальцев и Ростовцев, награжденный за свой труд благословениями довольных граждан, он возвратился в Владимир, оставив Всеволода княжить в Переяславле Залесском".