Так как перед экспедицией Коцебу стояли очень широкие научные задачи, в ней приняли участие известные ученые той эпохи – языковед и поэт Адальберт Шамиссо, зоолог Эшольц, а также художник Луис Шорис, создавший первые портреты жителей Маршалловых островов.
Из членов этой экспедиции меня особенно заинтересовал А. Шамиссо. Талантливый лингвист, уже в то время занимавшийся сравнительным анализом языков Полинезии и Микронезии, он был также первым белым человеком, научившимся говорить на языке жителей Маршалловых островов.
"Рюрик" покинул Кронштадт в июле 1815 года, обогнул мыс Горн и вошел в воды Тихого океана. Перед экспедицией была поставлена цель – обнаружить мифическую, легендарную землю Дэвиса. Ее Коцебу не нашел, зато открыл Рапануи – полинезийский остров Пасхи, великолепный музей статуй и святилищ. От Рапануи "Рюрик" взял курс на север – к атоллам Туамоту. Не прошло и года, как судно покинуло Кронштадт, а русские моряки уже обнаружили два атолла в восточной части Микронезии, куда до этого не проникала ни одна экспедиция.
Оба атолла получили имена русских полководцев – Кутузова и Суворова. От них "Рюрик" взял курс на Алеутские острова, в Сан-Франциско, а затем вернулся назад, в Океанию. 1 января "Рюрик" бросил якорь в лагуне неизвестного, не нанесенного на карты атолла. Сегодня мы знаем, что русские оказались тогда у берегов атолла Меджит. Но так как это произошло в первый день нового года, то Коцебу назвал его Новогодним островом. Так на карте Океании к островам Пасхи и Рождества прибавился остров Новогодний.
Вскоре "Рюрик" покинул Новогодний остров. Через два дня экипаж брига обнаружил еще один микронезийский атолл – Вотье, состоящий из нескольких островков. Его в честь организатора экспедиции Коцебу назвал островом Румянцева. На атолле Вотье (острове Румянцева) экипаж "Рюрика" прожил более месяца.
Русские и микронезийцы внимательно присматривались друг к другу. Взаимопонимание было достигнуто не сразу. Когда, например, Коцебу высадил на атолл шесть коз, островитяне страшно испугались этих "огромных" (в то время на Маршалловых островах водились лишь крысы) животных.
Однажды к "Рюрику" подплыла великолепно украшенная лодка. В ней сидел, сам вождь атолла Вотье – Рарик. Он предложил русским дружбу, а их "вождю" Коцебу – свое имя в обмен на имя капитана. С этого дня Рарик стал звать себя Тотабу – так островитяне выговаривали Коцебу.
После Вотье "Рюрик" побывал еще на нескольких атоллах Маршалловых островов: на Малоэлапе (острове Аракчеева), Эрикубе (острове Чичагова), на Аирике, где русских моряков встретила сестра вождя, которая исполнила в честь гостей танец. Здесь, на Аирике, моряки с "Рюрика" попали в жаркие объятия женщин Южных морей, а один из них даже не вернулся на борт корабля к установленному сроку.
Впервые за время плавания Коцебу был вынужден послать на поиски исчезнувшего матроса группу своих людей. Они нашли его совершенно голого в хижине. Оказывается, микронезийская девушка хотела показать ему все, на что была способна. Однако, по местным обычаям, сделать это можно было лишь после захода солнца. В ожидании наступления темноты в девичьей хижине собралось полдеревни. Однако представление так и не состоялось: русские моряки появились раньше, чем наступили сумерки. Один предупредительный выстрел... и перепуганные островитяне отпустили моряка.
После этой трагикомической истории "Рюрик" покинул воды Лирика. Следующую остановку он сделал на атолле Аур, который в те времена часто грабили жители Маджуро. Упоминаю я об Ауре потому, что хочу рассказать о микронезийце, которого здесь встретили славянские моряки. Судьба его меня глубоко взволновала. Имя этого микронезийца – Каду. Хотя он и жил на Маршалловых островах, но родом был с Каролинских. Родина Каду находилась примерно в двух тысячах километров к западу отсюда. Каким же образом обитатель Западных Каролин оказался так далеко от родных мест? Произошло это по воле несчастного случая. Однажды с тремя другими рыбаками Каду отправился на промысел в открытый океан. Они надеялись вернуться домой вечером того же дня, но прошел день, другой, неделя, месяц, а рыбаков все не было.
На острове все были убеждены, что Каду и его товарищи погибли во время шторма. Но рыбаки выжили, хотя ураганный ветер унес их далеко в море. Островитяне не знали, как вернуться на родной остров, и поплыли дальше на восток в надежде, что вскоре увидят землю. Однако дни шли, а земля все не показывалась.
Несчастные островитяне провели в утлой лодчонке без запасов пищи и пресной воды двести пятьдесят дней. Рыбой они себя обеспечивали, намного хуже дело обстояло с водой. Во время дождя рыбаки собирали воду в скорлупу кокосовых орехов. В жаркие дни Каду вынужден был нырять за водой глубоко, ибо по опыту знал, что нижние слои менее соленые. Сосудом ему и на этот раз служила скорлупа кокосового ореха. Когда наступило новолуние, микронезийцы завязали первый узел на своей веревке. Первый, но далеко не последний. Если бы не не вызывающее сомнений свидетельство Коцебу, я бы никогда не поверил, что Каду и его товарищи прожили в бесконечных просторах океана двести пятьдесят дней, питаясь сырой рыбой.
И снова – в восьмой раз – на горизонте появился молодой месяц. Восьмой узел уже завязали на веревке рыбаки. Когда, луна почти совсем округлилась, вконец измотанные островитяне увидели Аур. Их лодка, парус которой они потеряли, была в таком же плачевном состоянии, как и они сами. Курс определял не Каду, а капризы ветра и моря. Более двух тысяч километров пришлось преодолеть рыбакам в водах Микронезии на своей потрепанной лодке.
Я не могу объяснить, почему Каду направлял лодку против преобладающего здесь северо-восточного пассата. Логичнее было бы плыть в противоположном направлении, скажем к Филиппинам или островам Бонин. Но так или иначе Каду и его товарищи после длительного блуждания по океану оказались далеко на востоке Микронезии, на атолле Аур.
Тигедиен, вождь Аура, принял несчастных рыбаков очень дружелюбно и даже предоставил им хижины в своей деревне. Здесь Каду познакомился с русскими моряками с "Рюрика". Если жители деревни ничего не знали о белых людях, то каролинец Каду по крайней мере слышал о них и, надо сказать, был о них не очень-то высокого мнения. Он слышал, что белые якобы употребляют в пищу людей с черным цветом кожи.
Когда Каду поближе познакомился с моряками "Рюрика", он, к своей радости, узнал, что они вовсе не каннибалы, и изменил к ним свое отношение. Более того, Каду, который, казалось бы, по горло был сыт своими морскими приключениями, пожелал вместе с Коцебу продолжить плавание по Микронезии. Так он стал членом экипажа "Рюрика" и даже научился говорить по-русски. А также, я твердо убежден в этом, стал первым микронезийцем, овладевшим одним из славянских языков.
Каду стал фактически выполнять роль лоцмана на корабле, так как помогал русским находить проходы в коралловых рифах. Коцебу очень интересовал необитаемый атолл Бикар, где, как утверждал Каду, жили слепое божество и два его сына, охраняющие гнезда птиц и черепах. В водах Бикара, утверждал каролинец, водятся акулы, которые не нападают на человека.
Шторм помешал "Рюрику" побывать на этом атолле, о котором Каду рассказал столько удивительного. Корабль повернул к берегам Северной Америки. Однако спустя несколько месяцев он снова вернулся, в воды Микронезии и 30 октября вновь бросил якорь в лагуне острова Вотье.
В это время на острове велись бесконечные войны. Правители безжалостно расправлялись с побежденными.
За полгода, прошедшие с момента первого посещения Коцебу, на Вотье напал Лебенбит с Аура, который отобрал у жителей острова женщин, плоды и даже коз – тех самых, что несколько месяцев назад так испугали островитян. Все, что не успел захватить Лебенбит, взял у них гроза тех времен – вождь Ламари. Его воины грабили Вотье около двух месяцев, стараясь обеспечить себя припасами для будущих походов. На атолле начался страшный голод. Там стали даже убивать собственных детей. Видимо, не только из-за недостатка пищи, но и для того, чтобы умилостивить богов, которые разгневались на них, ниспослав столько бед.
Удивительно, что Каду, который совершил невероятное путешествие и первым из микронезийцев побывал в двух частях света – в Азии (на Камчатке) и Америке, именно здесь, на истерзанном Вотье, неожиданно решил, что пора пожить на твердой земле. На прекрасном русском языке он распрощался со своими друзьями с "Рюрика" и отправился навстречу новым приключениям. Есть люди, которых влекут удивительные приключения. Видимо, таким человеком и был "микронезийский Робинзон" Каду.
Покинув Вотье, "Рюрик" на короткое время сделал остановку у атолла Ликиеп, а затем и в лагуне Кваджалейна. В августе 1818 года, после более чем трехлетнего пребывания в водах Каролинских и Маршалловых островов, экспедиция, сыгравшая столь важную роль в изучении Микронезии, закончилась. Так были получены первые сведения о характере микронезийских языков, а опубликованный Коцебу доклад стал вообще первым научным сообщением о материальной и духовной культуре жителей Восточной Микронезии.
Вернемся, однако, к экспедиции "Адмирала Сенявина". Как я мог убедиться, на Понапе до сих пор помнят Литке и его шлюп. Славяне и сейчас бывают на островах Сенявина. Когда я удобно устроился в кресле самолета "Микронезиен Эйрлайнз", который должен был перенести меня с Понапе на следующий каролинский остров, ко мне обратился мужчина средних лет. Он оказался американцем из Колорадо, врачом окружной больницы.
– Вы англичанин? – спросил он меня.
– Нет, чех.
– Чех – это как русский?
– Да, чехи и русские – славяне.
– И вы говорите по-русски?
– Конечно.
– О, сэр. Как жаль, что мы этого не знали. Вчера советский корабль, проходящий мимо Понапе, оставил в больнице одного члена своего экипажа. Положение у него довольно серьезное. К тому же он не говорит по-английски, а мы – по-русски. Если бы мы познакомились раньше!
Я тоже пожалел об этом, я бы с удовольствием поговорил с русским моряком, особенно здесь, в Микронезии, на Понапе.
Славянин на Понапе
На далеком острове Сенявина волею судеб оказались и ирландец О’Коннелл, и экипаж шлюпа "Адмирал Сенявин", и даже мой земляк из Чехословакии. На Каролинских островах – а точнее, на Понапе – жил человек с моей родины и здесь же был похоронен. Я посетил его могилу и возложил на нее цветы. Наверняка я оказался первым из земляков, принесшим привет своему покойному соотечественнику.
Могилу я нашел с трудом. На надгробном камне можно было разобрать имя – Франтишек Вашут. Позже местные жители рассказали мне о Франтишеке. Оказывается, он жил на острове с конца 30-х годов. Домик его находился где-то на окраине Колонии. Женился Франтишек на островитянке и вдвоем они держали небольшую лавку, которая, однако, не приносила большого достатка.
В Чехословакию мой земляк так и не вернулся. Умер он в 1967 году. К сожалению, я не узнал и, видимо, никогда уже не узнаю, что заставило Вашута покинуть родину и, главное, что привело его в эту часть Океании.
В другой могиле, которую я искал на Понапе, покоится поляк. Если Вашут был моим первым и единственным на Каролинских островах земляком, то польский микронезиец, бесспорно, мой первый коллега на Каролинах и во всей Микронезии. Могила Вашута, видимо, никогда никого не интересовала, а вот надгробие поляку было установлено по решению "мемориального" комитета, в который входили самые известные этнографы своего времени – профессор Бастиан Бушен, Ратцель, Лушан, Волкенс и многие другие. Комитет считал необходимым воздать должное замечательному исследователю (кстати, он никогда не изучал этнографии) Микронезии поляку Яну Станиславу Кубари, автору первых работ о Понапе и других Каролинских островах, мимо которых и сегодня, спустя почти сто лет, не может пройти никто, стремящийся познать культуру обитателей позабытой Микронезии.
Я вглядываюсь в бронзовый барельеф: пышные бакенбарды, высокий лоб, строгий, профессорский взгляд. Внизу надпись: "Джон Станислаус Кубари. 13 ноября 1846 – 9 октября 1896".
За этими скупыми цифрами судьба одного из самых удивительных людей, чья жизнь была полна отваги и удивительных приключений.
Отец Кубари был по происхождению венгром, хотя почти всю жизнь жил в Варшаве. Здесь же родился и его сын Ян Станислав. Еще очень молодым Кубари, горячий патриот своей родины, участвовал в польском освободительном восстании 1863 года, которое было подавлено. После этого Ян Станислав вынужден был бежать за границу. Позже на короткое время он вернулся в Польшу, чтобы потом уже окончательно покинуть родину. Кубари пешком отправился в Берлин. Там он устроился в столярную мастерскую. Затем перебрался в Лондон и работал там каменщиком. Вновь возвратился в Германию, в Гамбург, и опять стал столяром.
Гамбург был не только центром ремесел, но и крупнейшим портом. Сюда приходили корабли из разных стран. Здесь основывались многочисленные фирмы и компании, которые вели оживленную торговлю. Среди них была фирма, сильно отличающаяся от обычных капиталистических предприятий. Когда-нибудь я расскажу о ней более подробно, а сейчас сообщу лишь название – "Иохан Цезар Годфрой VII". Ее владелец увлекался этнографией настолько серьезно, что часть прибыли от своей широкой коммерческой деятельности ("Годфрой" была самой крупной зарубежной немецкой торговой фирмой) потратил на создание первого в мире этнографического музея, в основном посвященного Микронезии. Любопытно, что этот музей он разместил на нескольких этажах главного штаба своего торгового предприятия, расположенного на гамбургской улице Альте Вандрам!
В те времена казалось довольно странным, что предприниматель выбрасывает деньги на такую "странную науку", как этнография. Тратить золото на исследование позабытой Океании – это действительно уж ни на что не похоже!
Случайно в столярной мастерской с молодым польским рабочим познакомился директор музея доктор Шмельц. Он обратил внимание на природный ум Кубари и поразительную способность к изучению иностранных языков. Шмельц рассказал о молодом поляке своему хозяину, и вскоре тот предложил ему работу. Но не в Гамбурге, а на другом конце света – в Микронезии. И Кубари, живший невдалеке от родины и так тосковавший по ней, вдруг принял это предложение. Через несколько недель он сел на "Вандрам", на флаге которого был изображен белый сокол на голубом поле – символ могущественной фирмы и ее международных операций, и отправился в неизвестные Южные моря. На борту корабля он написал грустную поэму – письмо в стихах, адресованное матери. Это была исповедь изгнанника, его завещание всем, кто остался на родине.
Владелец флага с белым соколом распорядился, чтобы молодой поляк в первую очередь исследовал Понапе, а затем и другие Каролинские острова. Однако "Вандрам" закончил свое плавание на Самоа – в главном центре торговых операций "Годфрой" в Полинезии. Здесь же началась деятельность и Яна Станислава. Он остался на острове Савайи, в семье американского миссионера Пратта. Молоденькая островитянка Нола помогла ему не только изучить местный язык, но и проникнуть в духовный мир жителей Южных морей.
Лишь на следующий год Кубари покинул гостеприимные острова Самоа и отправился на корабле, принадлежавшем также "Годфрой", на север Океании, в Микронезию. Его спутницей в этом долгом путешествии стала Нола. Наконец они прибыли на атолл Эбон, самый южный осколок Маршалловых островов. Кубари все еще никак не мог добраться до Понапе, куда его отправил гамбургский предприниматель более полутора лет назад. Однако он все же попал в Микронезию, куда заходили суда не чаще одного раза в несколько лет. Кубари начал собирать материалы для гамбургского музея этнографии здесь, на атолле Эбон, а не на Понапе.
Результатом четырехмесячного пребывания на малоизвестном атолле стало первое микронезийское исследование Кубари – "Атолл Эбон Маршалловых островов". Эта работа была опубликована в "Журналь де музе Годфрой" Иоханом Годфроем, который являлся также и его издателем.
Через четыре месяца в лагуне атолла Эбон вновь появился парусник с белым соколом. Кубари доставил сюда свою первую микронезийскую коллекцию и отправился в путь, теперь уже на Каролины – сначала на остров Яп, затем на Палау и, наконец, на Понапе. Это произошло в 1873 году. С прибытием сюда славянского исследователя начинается второе, теперь уже научное открытие Понапе.
Ян Станислав Кубари собирал на Понапе предметы материальной культуры и впервые дал научное описание удивительных археологических памятников, открытых им на юге острова, набил чучела птиц, перечислил рыб понапской лагуны, вел подсчет моллюсков. В то время ему было всего двадцать пять лет, но он уже всецело посвятил себя научным исследованиям, которые, к сожалению, не могли принести пользы горячо любимой Польше.
Одно за другим появляются в "Журналь де музе Годфрой" исследования Кубари о Понапе и других частях Микронезии, и каждое привлекает внимание все более широких кругов научной общественности. Довольный Годфрой снабжает талантливого самоучку (не забудьте, что все это происходит в 70-х годах прошлого века!) даже фотоаппаратом, видимо, первым в Микронезии. Весьма высококачественные для того времени снимки Кубари стали неоценимым документальным свидетельством о жизни обитателей Понапе.
Кубари переслал свои снимки Годфрою, а в 1874 году сам отправился в Германию, чтобы лично передать богатую этнографическую и природоведческую коллекцию. На корабль "Альфред" Ян Станислав погрузил десятки ящиков. Однако не успел "Альфред" покинуть воды Микронезии, как вся коллекция оказалась на дне океана. Страшный ураган бросил гордость флотилии Годфроя на коралловый риф, обрамляющий лагуну атолла Джалуит. Лишь одному Кубари удалось спастись. Бесценная коллекция, которую молодой ученый собирал на Понапе, Эбоне и Япе, оказалась навсегда потерянной для науки.
На берег Кубари выбрался не с пустыми руками: в руке он судорожно сжимал бутыль с моллюсками, – единственное, что удалось спасти. Несколько недель с помощью микронезийцев он отлавливал в лагуне Джалуит все, что течению не удалось отнести далеко от берега. Он спас двадцать три ящика, которые благополучно были доставлены в Гамбург.
Через несколько месяцев в Европу приехал и Ян Станислав. Он побывал и в Польше, где принял участие в работе научного конгресса, пожил у матери (отец к тому времени уже умер), а потом снова покинул любимую родину, чтобы вернуться туда, где обрел научное призвание, – в далекую Микронезию. Годфрой, чрезвычайно довольный результатами работы Кубари, заключил с ним новый договор, на пять лет, и снарядил еще лучше, чем раньше. Цель исследований была все та же – Понапе и его "окрестности".
В Микронезии "окрестности" – это удаленные от самого Понапе на тысячи километров другие Каролинские острова. Многие из них Кубари действительно посетил, описал. Он зарегистрировал местные языки и даже составил карты некоторых островов.
Теперь-то Кубари, казалось бы, мог вернуться с победой "домой", на Понапе, где по распоряжению Годфроя находилась главная база экспедиций. И тут неожиданно ударил гром с ясного неба. Годфрой, этот баснословно богатый финансовый магнат, владыка семи морей, всемогущий Годфрой терпит крах. Судебные исполнители конфискуют даже коллекции его музея и предметы материальной культуры Микронезии, которые с таким трудом добывал Кубари. Их продают за гроши как никому не нужную рухлядь.