Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало - Лилия Кузнецова 12 стр.


В Женеве Орест Кипренский написал портреты гостеприимного хозяина и его дяди – бывшего скромного пастора, а ныне члена Большого совета и видного парламентского деятеля, "славного Дюмона, которого представил ораторствующим, как обыкновенно женевцы привыкли видеть его в Совете, вдали изобразил снежные горы Алп". Обе работы молодого русского портретиста экспонировались сразу же по написании на художественной выставке в этом гостеприимном швейцарском городе, а позже А. Дюваль подарил сии живописные изображения своих предков в Публичную и университетскую библиотеку в Женеве. Находясь в Швейцарии, Кипренский сделал карандашные зарисовки и других членов семьи Дювалей [137] .

В 1845 году вывезенную Франсуа Дювалем из России весьма изысканную коллекцию итальянских, немецких и голландских картин купил граф де Морни, сводный брат будущего французского императора Наполеона III. Новый владелец отправил ее в Лондон и там под именем галереи Дюваля выставил 12 и 13 мая 1846 года на аукцион, принесший графу около полумиллиона франков. С молотка ушло и написанное самим Грёзом по заказу Дюваля "Семейство пьяницы".

Расставаясь с картинами мастеров иностранных школ, Франсуа Дюваль сохранил у себя коллекцию работ швейцарских художников, а также прекрасные античные мраморы, бронзы и камеи. Все это унаследовал его сын – швейцарский художник Этьен Дюваль. Предметом вожделения знатоков была найденная в 1784 году на вилле Адриана группа из паросского мрамора "Фавны", причем отличной сохранности. За "Фавнов", увековеченных по рисунку Михайлова Клаубером в весьма тонкой гравюре резцом на меди, король Баварский, будучи в Петербурге, предлагал Дювалю 4 тысячи голландских червонцев [138] .

Франсуа Дюваль женился 21 ноября 1821 года на прелестной Нинетте, дочери известного швейцарского художника Вольфганга-Адама Тёпфера, о котором Орест Кипренский вспоминал, что тот недаром тогда славился в Женеве, ибо "пишет Швейцарию в том роде, как Тениер писывал Фландрию". Кстати, в собрании Государственного Эрмитажа есть три картины тестя придворного ювелира русской вдовствующей императрицы, но если две из них приобретены в советское время у частных лиц, то третья – "Вид окрестностей Женевы", написанная, судя по подписи автора, в 1801 году, поступила в музей из Павловского дворца [139] . Не исключено, что этот холст Франсуа Дюваль мог послать в дар своей августейшей покровительнице.

Любовь родителей к живописи передалась родившемуся в 1824 году Луи-Этьену Дювалю, второму сыну достойной четы, ставшему после учебы у Александра Калама неплохим пейзажистом. Других детей Франсуа Дюваля профессия отца также не привлекла. Скончался всеми уважаемый бывший ювелир Двора русской императрицы Марии Феодоровны 16 декабря 1854 года в Женеве [140] .

"Черен для пера", или "головная булавка гирляндой из мелких изумрудов"

Средний сын Луи-Давида Дюваля оказался достойным продолжателем семейного дела. Однако атрибуция его произведений затруднена из-за отсутствия на них каких-либо подписей и клейм, ибо заказчику выставлялся счет.

Руке Франсуа Дюваля можно приписать эгрет-"черен для пера", значившийся в другой, более поздней, описи русских коронных вещей как "головная булавка гирляндой из мелких изумрудов в коих 22 бриллианта", ограненных "подвескою" [141] , ибо чересчур уж близка ему по описанию в перечне драгоценностей, исполненных этим ювелиром для императрицы Марии Феодоровны в апреле 1808 года, "ветка, скомпонованная из 23 грушевидных алмазов индийской грани, бриллиантов и роз", стоимостью "за поставленные камни и работу, в 3602 рубля" [142] .

Самое удивительное, что соединительных ушек для прикрепления подвесок к оправе "смарагдовых" листочков на сохранившемся порт-султане имеется тоже двадцать три, хотя в 1838 году на гирлянде находился лишь 21 панделок "разной величины", но через три десятилетия к ним опять добавился один из двух утраченных солитеров. Однако алмазы-"грушки" индийской грани и бриллианты-панделоки отчасти объединяет только форма, напоминающая по очертаниям слегка приплюснутую каплю, фасетки же на кристалл наносились по-разному. Да и диамантовые "розы", похожие на кусочки прозрачного, посверкивающего радужными искрами льда, чересчур отличаются по цвету от ярких травянисто-зеленых изумрудов. Для большей светонаполненности самоцветов применена ажурная оправа: бриллианты окружала серебряная, а изумруды – золотая.

Вероятней всего, вскоре Франсуа Дюваль, ювелир вдовствующей императрицы, почти в точности повторил так понравившуюся его патронессе "ветвь". И вот уже вьется-завивается спиралью тоненькая золотая веточка то ли лавра, покрытая изумрудными листочками, перемежающимися со сверкающими солитерами-"плодиками", то ли маслины с бриллиантовыми цветочками и с подвешенными к смарагдовым листикам панделоками-"оливками", закрепленными подвижно и при малейшем колебании искрящимися радужными брызгами. (См. цвет. илл. 18.)

Поскольку эта "гирлянда" не упомянута среди бриллиантов императрицы Елизаветы Алексеевны, можно предположить, что это полное символики украшение под султан шляпы Мария Феодоровна подарила боготворимому сыну – императору Александру I. Хотя воспитанник Лагарпа не любил обвешивать себя драгоценностями, но в скором времени предстояло много важных встреч: тут и Эрфуртское свидание с Наполеоном в сентябре 1808 года, и сопровождаемый пышными празднествами визит в январе 1809 года в "Северную Пальмиру" прусской королевской четы, совпавший с неожиданным обручением любимой сестры Екатерины Павловны с герцогом Георгом Ольденбургским, и, главное, торжественный въезд в отвоеванную у Швеции Финляндию. Могущественный монарх 31 марта 1809 года явился во всем блеске своего величия в Або, где с удовольствием лицезрел триумфальную арку с льстивой надписью: "Александру I, войска которого покорили край, и благость которого покорила народ".

Над челом самодержавного властелина покачивался украшающий треуголку пышный плюмаж с перьями, закрепленный снизу в ажурной лаврово-оливковой гирлянде победителя, несущего покорившимся мир. Матушкин презент оказался как нельзя кстати.

Орден Золотого Руна с бразильскими топазами

А через несколько лет, когда русский государь стал освободителем Европы, вдовствующая императрица Мария Феодоровна сделала венценосному сыну не менее восхитительный подарок.

В 1814 году русскому самодержцу из Мадрида прислали драгоценную, украшенную эмалью орденскую цепь с характерной подвеской: под огнивом с вырывающимися из него языками пламени свисала шкурка золотого барашка с поникшей рогатой головкой и изящными ножками с трогательными копытцами. Благодарный испанский король Фердинанд VII впервые в западноевропейской истории наградил православного монарха Александра I самым престижным и древним католическим орденом Золотого Руна.

Немного истории… Об ордене Золотого Руна

Существование свое этот рыцарский орден отсчитывает с 10 января 1429/1430 года, ибо в XV веке календарный год обычно начинался с Пасхи. В этот день Филипп III Добрый, прозванный из-за обширности земель " великим герцогом Запада " ( поскольку владел не только Бургундией, Брабантом и Лимбургом, но и графствами Фландрии и Артуа, Голландии и Зеландии, Фрисландии и Генегау, а также пфальцграфством Намюр ) , торжественно праздновал в Брюгге свадьбу со своей третьей супругой Изабеллой Португальской. В разгар пира, когда знатные гости отдавали должное разнообразнейшим яствам, заодно завистливо созерцая ослепляющие роскошью и кажущиеся неисчислимыми богатства, нарочно выставленные не только в громадном поставце, но и на приставленном к сей " витрине " семиметровом помосте, счастливый новобрачный встал и торжественно объявил об учреждении рыцарского ордена Золотого Руна " в честь Девы Марии и Апостола Петра в защиту веры и католической церкви " , причем " не для того, чтоб прочим быть подстать, не для игры или забавы, но чтобы Господу хвалу воздать и чая верным – почести и славы " [143] .

Название ордена казалось странным, хотя еще в 1382 году правитель Неаполя Карл III Малый учредил недолго просуществовавший орден Корабля или аргонавтов, слывших тогда образцом доблести и храбрости. Просвещенный же бургундский герцог, владевший великолепной библиотекой с книгами, посвященными не только рыцарским подвигам, но и истории Востока, вне сомнений, знал из поэтической пастурели Фруассара о детях беотийского царя Афаманта, вынужденных из-за козней мачехи покинуть милую родину на волшебном златорунном баране. Несчастная Гелла, испугавшись бурных волн, не удержалась на крупе сказочного существа и упала в воды моря, названного в ее память " Геллеспонтом " , а Фрике счастливо добрался до берегов реки Фасиса ( ныне Риони ) , где принес в жертву богам спасшее его дивное животное. Шкуру златорунного барана с ножками и с увенчанной рогами головой повесили в роще Ареса. Там ее охранял вечно бодрствующий страшный дракон, извергавший из пасти пламя, чтобы никто не посмел даже приблизиться к сокровищу. Однако вернуть в Грецию золотое руно, несущее его обладателю благоденствие, удалось отважному Ясону, приплывшему в далекую Колхиду со своей верной дружиной на корабле " Арго ". Потому-то редкостная смелость и небывалый успех античного героя отразились в девизе бургундского ордена: " Награда не уступает подвигу " ( Pretium labore non vile ) , или " Цена труда – не малая " [144] .

Однако современники ехидно замечали, что жизнелюба Филиппа III Доброго так однажды пленили прелести златовласой дамы, нечаянно свалившейся на полном скаку с седла и шлепнувшейся в воду, что локон рыжих кудрей очаровательницы, заставившей вспомнить о несчастной Гелле, герцог уподобил золотому руну и прикрепил сладостную добычу к своей нагрудной цепи. Другие шептались об одном из членов правящей семьи, подобно античному Ясону счастливо избежавшем плена в Колхидской Мингрелии.

В переносном же смысле в походе за Золотым Руном видели поиск духовного озарения, обретение бессмертия и преодоление темных сторон человеческой природы, а также символ завоевания невозможного [145] . И хотя при дворе Филиппа Доброго алхимики усердно пытались получить философский камень, все превращавший в золото, не подлежало сомнению, что подлинным сокровищем Нидерландов была обыкновенная овечья шерсть, превращавшаяся в золотые монеты, ибо из подобного руна искусными руками мастеров создавались не только всевозможные дорогие ткани, но и имитировавшие умело окрашенными нитями живопись, баснословной стоимости безворсовые ковры-шпалеры, пополнявшие деньгами казну герцогов Бургундских.

Статуты ордена Золотого Руна приняли в городе Лилле 27 ноября 1431 года, в день Св. Андрея, небесного покровителя Бургундии, на капитуле, где первыми членами нового братства рыцарей " без страха и упрека " стали 24 дворянина, давно обзаведшиеся фамильными гербами. Каждому из них глава ордена пожаловал золотое ожерелье, причем с середины драгоценной цепи ниспускалось на грудь кавалерственной персоны " подобие золотого руна " . Если одна часть звеньев напоминала косой крест-распятие Св. Андрея, образуемый взаимно перекрещивающимися кремнями, от коих исходили языки пламени, то другую образовывали двойные буквы " В " , символизирующие Бургундию и Брюгге ( или Брабант ) . В статуте подчеркивалось: сие " ожерелье не может быть украшено драгоценными камнями или чем-либо другим, не может быть отдано в дар, ни продано, ни заложено, ни отчуждено по каким-либо причинам " , а после смерти кавалера оно как неотъемлемая собственность ордена обязательно возвращается в капитул [146] .

Чтобы показать свое членство в сем "дружеском союзе", рыцарь обязан всегда носить знаки ордена под угрозой денежного штрафа в пользу церкви, к тому же прегрешивший, дабы подчеркнуть свою добродетель и нравственность в глазах общества, искупал допущенную небрежность еще и заказом обедни. Правда, кавалерам, одетым в полное вооружение, разрешалось надевать на шею лишь подвеску ордена Золотого Руна без непременного ожерелья.

Все орденское одеяние, даже шляпа и туфли, было красного цвета, символизировавшего как кровь Христа, пролитую на Голгофе, так: и рвение в вере, достоинство и неустрашимость, а на багрянце мантии красовались вышитые шелком и золотом не только шкурки волшебного барашка и "огнивницы", окруженные языками пламени, выбитого столкновением кремней, но и второй горделивый девиз: " Я обладаю и другого не хочу " ( Autre n’aura ) . Правда, преемник Филиппа III Доброго, герцог Карл Смелый, столь заносчивый, что из-за пустячной ссоры с императором упустил титул короля Бургундии, даже чуть изменил французский слоган на высокомерное: " Я получил " ( Je lay empris ) , лишь бы подчеркнуть престижность ордена Золотого Руна, чьим гроссмейстером он являлся по праву рождения. Однако последующие магистры оказались более скромными и наделенными показным христианским смирением, а посему с XVI века возобладал латинский эквивалент второй части первоначального девиза: " Ничего другого " ( Non aliud ) [147] .

И надо же случиться, что именно в 1430–1431 годах в Руане проходит процесс обвиняемой церковниками в колдовстве и чародействе Орлеанской Девственницы, которую впоследствии привыкли называть Жанной д’Арк. Как выяснили не так давно французские ученые, в жилах Жанны текла королевская кровь, ибо отважная воительница была плодом прелюбодейной связи королевы Изабо с герцогом Луи Орлеанским, младшим братом французского короля Карла VI – законного супруга августейшей распутницы, а поэтому приходилась герцогу Бургундскому Филиппу III Доброму по его второй жене свояченицей [148] . Церковь заставила знать смириться с вынесенным приговором по обвинению столь высокорожденной Жанны в колдовстве и неподобающем ношении одежды, не приличествующей ее полу.

Языческие мотивы новоучрежденного ордена теперь становились не очень приемлемыми. Да и Ясон, хотя и совершил немалые подвиги в Колхиде, все-таки поступил бесчестно, тайно своровав Золотое Руно с помощью волшебства влюбленной Медеи, внучки самого бога солнца Гелиоса, а затем коварно изменил царевне, всем для него пожертвовавшей и предавшей ради прекрасного чужеземца родных отца и брата. Подобные деяния античного героя, столь недостойные для истинного рыцаря, позволяли втихомолку сравнивать их недоброжелателями герцога с тогдашней политикой Бургундии в отношениях с сюзереном – французским королем Карлом VII. Не случайно даже Ален Шартье, придворный поэт Филиппа III Доброго, не удержался от порицания главы аргонавтов: " Для Бога и людей презренны / Идущие, поправ закон, / Путем обмана и измены,/ К отважных лику не причтен / Руно Колхидское Ясон / Похитивший неправдой лишь. / Покражу все ж не утаишь " [149] .

Пришлось учредителю ордена прислушаться к советам высокообразованного епископа Шалонского и заменить язычника Ясона на не отличавшегося особой отвагой Гедеона, зато библейского персонажа, заимствованного из Книги Судей Израилевых. По молитве Гедеона, ожидающего знамения Господня, на расстеленную праведником стриженую шерсть выпала роса небесная, в то время как поле вокруг осталось сухим. Когда же Гедеон попросил подтвердить чудо, абсолютно сухое руно покоилось на влажном поле.

Этому эпизоду Старого Завета, что немаловажно, соответствовали в Новом Завете не только таинство Благовещения, но и Непорочное Зачатие Девы Марии. Ведь в руне Гедеоновом видели один из ярких символов сей тайны, ибо искупитель первородного греха Иисус зародился благодаря дарованной благодати в лоне Девы Марии подобно жемчугу, появляющемуся, как верили, в морской раковине из небесной росы " без какого-либо участия порождающего семени " . И хотя об ордене Золотого Руна продолжали говорить как о Руне Ясона ( Vellus Jasonis ) , в XV веке довольно часто встречался и другой термин - " Знаки Гедеона " ( Gideonis Signa ) [150] . Но продолжалось это недолго.

Уже в 1454 году бургундский герцог Филипп III Добрый, решивший организовать крестовый поход, дабы защитить древние христианские церкви и освободить от приверженцев Аллаха территории православной Византийской империи, только-что павшей под ударами турок, собрал своих сторонников на пиршество, устроенное в Большом зале старинной резиденции в городе Лилль. На картинах и шпалерах, украшающих стены, пирующие могли созерцать подвиги Геркулеса и Ясона – самых славных героев древних времен. Ведь герцоги Бургундии возводили свою генеалогию к получившему бессмертие Геркулесу, считая, что, когда тот пересекал места их будущих владений ради свершения очередного из двенадцати подвигов по дороге в Испанию, полубогу встретилась прекрасная дама Алисия, перед чьей прелестью сын Зевса не смог устоять, и от сего союза пошел род повелителей Бургундии.

Среди разнообразных персонажей пантомимы, развлекающей участников знаменательного банкета, не замедлил вскоре появиться " во плоти " и сам " рыцарь " Ясон. Легендарного воителя сопровождала аллегория христианской Церкви, молящей о помощи против неверных как самого Филиппа III Доброго, " настоятеля пэров Франции " , так и тех, кто носит знак Золотого Руна. Собравшиеся кавалеры не остались равнодушными к ее призывам и, когда на стол поставили блюдо с живым фазаном, стали над птицей, чье название напоминало по созвучию о реке Фасис, громко возглашать клятвы, что будут в предполагаемом крестовом походе действовать как подобает ревностным христианам, во имя спасения души, искупления грехов и святого крещения схизматиков. Однако молодежь предпочитала ( как это делали в романах истинные паладины ) произносить куртуазные обеты " дамам и фазану " [151] . К тому времени прочно забыли о библейском Гедеоне, никого из рыцарей не вдохновлявшем на ратные подвиги.

В 1477 году единственная малолетняя наследница герцогов Бургундских Мария, дочь Карла Смелого, вышла замуж за австрийского эрцгерцога Максимилиана Габсбурга, и будущий император Священной Римской империи германской нации получил не только земли супруги, но и стал по статуту сувереном ордена Золотого Руна. Их сын Филипп Красивый женился на Хуане Безумной, наследнице королевств Кастилии и Арагона. После Филиппа I гроссмейстером ордена Золотого Руна, перенесшим орденский архив в Мадрид, оказался его первенец, избранный в 1519 году на императорский престол под именем Карла V. За три года до сего знаменательного события, будучи лишь испанским королем, он, чтобы облегчить жизнь кавалерам да и себе, отменил штрафы за отсутствие непременного ожерелья в непраздничные дни, разрешив взамен драгоценной инсигнии носить лишь знак отличия ордена либо на золотой цепочке, либо на красной шелковой ленте, продеваемой через огниво, украшенное одним драгоценным камнем.

Назад Дальше