После окончания войны, и особенно в 1946–1947 годах, возник не очень широко известный конфликт Сталина с высшим генералитетом, который чаще всего объясняют ревностью Сталина, желавшего присвоить себе все лавры военных побед и бессмертную славу "величайшего полководца". При этом главное внимание обращают на то, что маршал Г. К. Жуков, назначенный после возвращения из Германии в апреле 1946 года на пост Главнокомандующего сухопутными войсками СССР, был в 1947 году переведен командовать Одесским военным округом. Большое недовольство среди маршалов и генералов вызвало назначение на пост министра обороны СССР Н. А. Булганина, человека гражданского, работавшего в основном на партийных и советских постах. В предвоенный период, в 1938–1940 годах, Булганин работал председателем правления Госбанка СССР. Уважением военных Булганин никогда не пользовался.
Однако конфликт Сталина с генералитетом, а не только с Жуковым, освещался неверно. Несколько прославленных маршалов и генералов пострадали значительно сильнее Жукова. Любимец Сталина, Главный маршал авиации А. Е. Голованов был в 1947 году уволен из армии и получил небольшой пост в аэропорту Внуково. Командующий кавалерийско-танковым корпусом генерал-лейтенант Владимир Крюков, отличившийся в наступлениях последней фазы войны в Польше и в Германии, был в 1946 году арестован и осужден на 25 лет лишения свободы вместе со своей женой, известной всей стране певицей и народной артисткой Лидией Руслановой. Никто тогда не знал, почему знаменитая певица оказалась в ГУЛаге. Список генералов и маршалов, отправленных в различные военные округа на более скромные должности, можно было бы продолжить.
Этот конфликт был связан не столько с ревностью Сталина при разделе военной славы, сколько с генеральскими увлечениями по вывозу в личную собственность трофейного имущества из Германии, главным образом картин известных мастеров и других ценностей, которые не сдавались в Государственное хранение (Гохран), а присваивались. Маршал Голованов вывез из Германии по частям весь загородный дом-виллу Геббельса, причем это было сделано с помощью находящейся под его командованием авиации дальнего действия. Генерал В. В. Крюков и его жена Русланова вывезли из Германии 132 подлинных живописных полотна и огромное количество других ценностей. Маршал Жуков, бывший в 1945–1946 годах командующим всеми советскими оккупационными войсками в Германии, также не оказался устойчивым к общему увлечению вывозом в собственность немецких трофеев. Агенты МГБ, осуществившие по личному распоряжению Сталина тайный обыск квартиры и дачи Жукова, обнаружили там не только склад трофейных ковров, мехов, золотых часов и прочей "мелочи", но и "55 ценных картин классической живописи в художественных рамках", часть которых, как было определено, была "вывезена из Потсдамского и других дворцов и домов Германии". Копия доклада об этом обыске, представленного в январе 1948 года Сталину министром МГБ Виктором Абакумовым, была обнаружена в архивах КГБ историком Павлом Кнышевским, изучавшим проблему германских репараций и трофеев.
Находки такого рода продолжались еще много лет после смерти Сталина. В 1945 году генерал Иван Серов, заместитель наркома внутренних дел, отвечал в Германии и за судьбу трофейного имущества. Серов был "человеком Хрущева", а не Берии. С 1938 года и до начала войны Серов был начальником НКВД Украины. В 1954 году Хрущев назначил И. А. Серова председателем вновь созданного КГБ. В 1958 году было обнаружено, что исчезнувшая среди трофейного имущества корона бельгийской королевы была присвоена в 1945 году Серовым вместе с многими другими ценностями. Обыск на квартире Серова производился с санкции Генерального прокурора. После этого Серов был переведен с должности председателя КГБ на должность начальника Главного разведывательного управления (ГРУ).
Нет сомнений в том, что не только армейские генералы, но и генералы НКВД и СМЕРШ увлекались трофейным "импортом". Вывозить и высылать посылки с разного рода вещами из оккупированной Германии не запрещалось даже солдатам и младшим офицерам. На этот счет имелись определенные тайные инструкции. Но для генералов не было правил. Поэтому для Сталина, который украшал стены комнат на даче в Кунцеве репродукциями картин, вырезанными из журнала "Огонек", этот "трофейный грабеж" был шокирующим. "Трофеи" присваивала партийно-государственная элита. Немалое число партийных и государственных чиновников заменяли в своих квартирах и дачах казенную мебель на роскошные немецкие гарнитуры. Серьезно наказывались лишь крайние проявления этого грабежа. В умеренных размерах он прощался. Картины известных мастеров, безусловно, приходилось сдавать в разные секретные фонды музеев и галерей. В еще большем масштабе германское имущество конфисковывалось без всяких регистрации в резервы государственной казны, и это делалось с согласия Сталина.
В личном архиве Сталина находилась также его многолетняя переписка со своими ближайшими соратниками. Характерный стиль руководства и Ленина, и Сталина состоял отчасти в написании большого числа писем и записок-инструкций. Такие записки писались от руки в одном экземпляре и отправлялись адресату с фельдъегерем, а часто с двумя, для полной безопасности. Фельдъегерская служба была создана еще в Чрезвычайной Комиссии, расширена в ГПУ и в НКВД, где был создан особый фельдъегерский отдел.
Среди всех публикаций о Сталине в последние десять лет наиболее ценной для любого биографа Сталина является книга "Письма И. В. Сталина В. М. Молотову", изданная в 1995 году. Это аннотированный сборник писем Сталина Молотову, написанных в 1925–1936 годах, в те осенние месяцы, когда Сталин уезжал на юг отдыхать и лечиться водами, оставляя в Москве Молотова для руководства Политбюро. Письма, написанные рукой Сталина, хранились Молотовым в домашнем сейфе. В декабре 1969 года, когда Молотову было уже 79 лет, он сам сдал в Центральный партийный архив оригиналы писем. Тогда, в связи с 90-летием со дня рождения Сталина, по инициативе Михаила Суслова готовилась частичная реабилитация Сталина и серия статей о нем в центральной прессе. Молотов полагал, что некоторые отрывки из писем могут быть опубликованы. Но полной реабилитации не произошло, и письма Сталина Молотову, не известные исследователям, пролежали в секретных архивах еще 25 лет. Их сдали в "Особую папку", откуда они перешли в 1992 году в РЦХИДНИ.
Высказанное составителями сборника предположение о том, что Молотов сдал в партийный архив лишь письма Сталина до 1936 года, потому что он не сохранил писем 1937, 1938 и последующих лет, в которых были отражены события террора, необоснованно. Сталин с начала 1937 и до осени 1946 года работал без отпусков, и поэтому ему просто не было необходимости общаться с Молотовым таким способом. По характеру писем видно, что многие из них являются ответами Сталина на письма самого Молотова, информировавшего вождя о партийно-государственных событиях в Москве, которые не отражались в прессе. Некоторые письма Сталина написаны Молотову, когда тот был в отпуске, а Сталин в Москве. В одном из таких писем Сталин даже шутил: "Молотоштейну привет! Какого черта забрался в берлогу, как медведь, и молчишь? Как у тебя там, хорошо ли, плохо ли? Пиши…"
Изданный сборник, который его составители считают "уникальной и первой не косвенной, а прямой, оригинальной коллекцией, первоисточников… о характере и механизме партийно-государственного руководства страной в 1920-1930-е годы и о личности самого Сталина", был бы, безусловно, намного более ценным, если бы переписка в нем была двусторонней, а не односторонней. Письма Молотова Сталину можно было бы найти в личном архиве самого Сталина. Но их никто никогда не находил. Они были уничтожены. Маловероятно, что Сталин сам уничтожал письма соратников, которые он получал по фельдъегерской связи.
К настоящему времени в архивах других партийных лидеров - Калинина, Орджоникидзе, Кирова, Микояна, Куйбышева, Кагановича, Ворошилова - также были найдены письма Сталина и письма, которые члены Политбюро писали друг другу. В архиве Орджоникидзе найдены три письма, отправленные Сталину в 1930 и 1931 годах. Но это письма-рапорты. Два из них адресованы Сталину в Москву и С. В. Косиору в Харьков. Лишь одно письмо отправлено лично Сталину и написано рукой Орджоникидзе. Оно хранится в фонде Орджоникидзе в РЦХИДНИ.
Помимо фельдъегерской связи, которая использовалась лишь для секретной переписки, составлявшей часть партийной и государственной деятельности Сталина, на его имя за 30 лет поступили и обычной почтой или через экспедицию ЦКВКП(б) миллионы писем. В ЦК ВКП(б) был специальный отдел, в котором инструкторы ЦК вели предварительную сортировку и анализ писем и принимали по ним решения. Письма пересылались в разные инстанции, в местные органы власти и т. д., и иногда по ним давался общий ответ.
Существовал огромный поток писем Сталину от родственников арестованных и от самих арестованных с жалобами на необоснованность обвинений и с просьбами о пересмотре дел. Такие письма до Сталина, конечно, не доходили и в большинстве случаев оставались даже без формальных ответов. Однако деловые письма с серьезными предложениями или от хорошо известных представителей советской интеллигенции часто попадали на стол Сталину. Изредка он отвечал на такие письма, в этих случаях его ответы могли публиковаться в печати. Чаще он давал ответ по телефону. Иногда приглашал авторов писем к себе в Кремль или на дачу для беседы. Хорошо известно, что Сталин читал письма Горького, Михаила Шолохова, Константина Федина, Ильи Эренбурга, Александра Фадеева и некоторых других известных советских писателей. Несколько раз Сталину писал письма-протесты Михаил Булгаков, и эти письма, как можно судить по их результатам и даже телефонному звонку Сталина писателю, также попадали ему на стол.
Сталин получал и читал письма от известных кинорежиссеров, тем более что он внимательно следил и за их работой. Евгений Громов, изучивший взаимоотношения Сталина с деятелями искусства, пишет, что в 1930-е годы "письма творческих деятелей, даже не самых видных, доставляли Сталину в то время на письменный стол без промедления. В военные и послевоенные годы ситуация существенно изменится. Сталин подобными письмами теперь интересуется меньше, они зачастую оседают в аппарате".
В 1945–1951 годах, когда резко возросла роль науки в развитии новых отраслей военной технологии, Сталин чаще, чем раньше, читал письма ученых. Регулярно писал письма Сталину академик Петр Леонидович Капица. В период с 1937 по 1950 год Капица отправил Сталину 42 подробных письма, часть из которых вошла в изданную в 1989 году книгу П. Л. Капицы "Письма о науке". Но все эти письма были опубликованы по копиям, сохранившимся в личном архиве Капицы. Ни в одном другом архиве, в котором есть фонды Сталина, не было найдено ни одного оригинала писем Капицы, хотя известно, что Сталин их получал и читал. Один раз Сталин ответил и подтвердил, что получает письма Капицы, и это же в 1949 году подтвердил Маленков в телефонном разговоре с Капицей. Был обнаружен оригинал лишь одного письма Капицы Сталину от 28 апреля 1938 года, но не в архиве Сталина, а в архиве НКВД. Письмо Капицы начиналось словами: "Сегодня утром арестовали сотрудника института Л. Д. Ландау. Несмотря на свои 29 лет, он вместе с Фоком - самые крупные физики-теоретики у нас в Союзе". Сталин передал это письмо Капицы в НКВД без резолюции, но, по-видимому, с устной рекомендацией "разобраться как следует". Ландау в конечном итоге освободили, но без реабилитации, а просто в форме "выдачи на поруки профессору Капице". Ландау к этому времени уже быстро "признался" в своих несуществующих "преступлениях", и НКВД также нужно было как-то сохранить свое лицо.
Большинство писем работников искусства и ученых Сталину, которые он получал и читал, сохранились и иногда воспроизводились на основании копий, хранившихся у их авторов. Некоторые были найдены в архиве Политбюро с резолюцией Сталина "Ознакомить членов ПБ". Эти резолюции относились к Поскребышеву, готовившему повестки заседаний Политбюро. Если письмо обсуждалось на Политбюро, то оно уходило в архив Политбюро. В 1930-е годы Сталин читал немалое число писем-доносов, делал в них пометки и резолюции об ознакомлении членов Политбюро. Несколько таких писем-доносов на академика Николая Вавилова было обнаружены в архиве Политбюро, переданном впоследствии в АПРФ. Это были письма 1930-х годов, но решений об аресте Вавилова тогда не последовало. Доносы на академика Вавилова посылались и в НКВД, Ежову, а затем и Берии.
Весьма маловероятно, что Сталин мог уничтожить те или иные письма, которые проходили через его личную канцелярию. У главы партии и государства не могло быть стихийности в судьбе входящих и исходящих бумаг. На стол Сталина попадали письма и документы, которые проходили регистрацию в его личном секретариате. Если с резолюцией Сталина эти материалы отправлялись в то или иное ведомство или ставились на обсуждение Политбюро или Секретариата ЦК, то это передвижение также неизбежно регистрировалось. В тех случаях, когда материалы Сталину уже не были нужны, он сам ставил для Поскребышева резолюцию об отправке документа в тот или иной архив: Министерства обороны, партархив, архив Политбюро, "Особую папку".
Возможно, что некоторые документы уничтожались, но это могло касаться каких-то бумаг, связанных со "спецакциями", вроде подготовки убийства Троцкого. Письма, например, академика Капицы, по своему характеру не могли отправляться ни в какой архив, и не было никаких оснований для их ликвидации. Наряду с письмами Горького, Шолохова, Ромма, Фадеева и других выдающихся интеллектуалов СССР эти письма, сохраняясь в личном архиве самого Сталина, создавали ему положительный имидж, если он задумывался, что будут говорить о нем историки в будущем. Нет сомнений в том, что Сталин заботился, чтобы о нем помнили грядущие поколения людей. Он уже при жизни поставил себя в один ряд с Марксом, Энгельсом и Лениным.
Сталин был человеком творческим в том смысле, что он свои статьи или выступления писал сам, собственной рукой за письменным столом. Писал он не спеша, часто переделывал написанное. Рукописи его работ, безусловно, сохранялись в его сейфах или в письменном столе. Но большинства этих рукописей сейчас ни в одном архиве нет. Они куда-то исчезли.
Сохранились, как мы уже упоминали, журналы регистрации посетителей кремлевского кабинета Сталина. Эти журналы велись дежурными секретарями, сидевшими в приемной Сталина в Кремле. Это были технические секретари. Не было общего стиля ведения этих журналов. Часто записи велись в школьных тетрадях, разными чернилами, разными почерками. Иногда перед фамилией стояло "тов.", иногда просто "т.". Были ошибки в написании фамилий, и никогда не писались инициалы. Это говорит о том, что регистрация посетителей была формальностью и ей не придавали особо важного значения. Но регистрация поступающих на стол Сталину документов была намного более ответственным делом и находилась под контролем Особого сектора, возглавлявшегося Поскребышевым. Поток официальных бумаг к Сталину был очень широким, и, безусловно, лишь наиболее важные документы попадали к Сталину для личного рассмотрения. В такой же степени важным был и "отток" документов с резолюциями Сталина. Каждый день к Сталину и от Сталина проходило через канцелярию главы государства намного больше бумаг, чем посетителей. Но списки регистрации тех документов, которые Сталин лично должен был прочитать или просмотреть, пока нигде не обнаружены. Опубликованные списки документов, поступавших, вернее, отправлявшихся Сталину из НКВД-МВД в 1944–1953 годах, были составлены по копиям и их регистрации, производившейся в аппарате НКВД-МВД. Неизвестно, какие из этих докладных действительно попадали на стол Сталину.
Сталин всегда готовился к различным заседаниям. Это касается не только Политбюро, но и Оргбюро, заседаний разных комиссий, комитетов (например, по Сталинским премиям и т. д.). Подготовительные записи, по тому же типу, какие были обнаружены в АПРФ - "К заседанию бюро" для 1932–1934 годов - должны были бы существовать и для многих других заседаний. Стенограмм или протоколов таких заседаний, как правило, не велось. Записывались только решения. Исключения составляли переговоры с иностранными официальными лицами и беседы с некоторыми иностранными писателями. В этих случаях соблюдались формальности, и переговоры и беседы стенографировались, причем, естественно, на двух языках.
Но такие стенограммы Сталину не требовалось сохранять в собственном архиве. Они шли в архивы МИДа, Совнаркома, ЦК ВКП(б), Министерства обороны и другие. Все стенограммы таких встреч сохранились и могут быть изучены историками. Это же относится и к дипломатической переписке Сталина.
Сталин уезжал в отпуск на наиболее длительные сроки в 1947–1951 годах. Осенью 1951 года он уехал отдыхать во вновь выстроенный дачный комплекс на озере Рица и провел там шесть месяцев, до начала 1952 года. Следуя своему обычаю писать письма и записки во время отъездов из Москвы своим коллегам по Политбюро, Сталин, безусловно, отправлял письма и записки Маленкову, Берии, Хрущеву, Булганину, Кагановичу, Ворошилову, Швернику, может быть, и Суслову, возглавлявшему идеологический отдел ЦК ВКП(б), министру МГБ Игнатьеву и другим. Соответственно, и все эти соратники Сталина не могли оставлять письма без ответов. От переписки Сталина с соратниками в 1930-е годы, во время не очень длинных сталинских отпусков, кое-что все же сохранилось. Переписка Сталина в послевоенные годы, когда он провел на юге в общей сложности почти пятнадцать месяцев, остается практически неизвестной.