Презрительное упоминание Сталиным "разных жебраков" было необоснованным и объяснялось тем, что Юрий Жданов, уже покаявшись при личных объяснениях со своим тестем, свалил вину за свои ошибки на А. Р. Жебрака, консультировавшего его по вопросам генетики. Профессор Антон Романович Жебрак возглавлял отдел науки ЦК ВКП(б) в 1946 году. Он оставил этот пост после избрания его президентом Академии наук Белорусской ССР. Жебрак был крупным генетиком и селекционером, и он в это время заведовал также кафедрой генетики и селекции растений в Московской сельскохозяйственной академии им. К. А. Тимирязева. Несколько перспективных сортов полиплоидной пшеницы, выведенных Же браком, находились в сортоиспытательной сети.
Поправки Сталина к докладу Лысенко
В мае 1948 года Маленков не был секретарем ЦК. Он потерял этот влиятельный пост в 1946 году, после расследования неполадок в военной авиапромышленности, за которую Маленков отвечал по линии Политбюро и Государственного Комитета Обороны. Нарком авиационной промышленности А. И. Шахурин был арестован, Маленков получил выговор и был назначен первым секретарем коммунистической партии Узбекистана. Хотя Маленков большую часть времени проводил в Москве, а не в Ташкенте, он тем не менее не мог создать какую-либо комиссию по проблемам биологии, минуя идеологический отдел ЦК, в состав которого входили и агитпроп, и его сектор науки. Во главе идеологического отдела ЦК стоял А. А. Жданов, который был в это время вторым после Сталина лидером в партийной иерархии. Независимо от Маленкова Жданов также начал готовить материалы по директивному решению о положении в биологии, которое предполагалось принять после совещания в идеологическом отделе ЦК ВКП(б) с участием ученых, биологов и философов. Основной доклад на этом совещании было поручено сделать Шепилову и Митину. Законченный 7 июля, он был отредактирован А. А. Ждановым и послан Сталину. Копия доклада была через много лет найдена в партийных архивах. Этот доклад "О положении в советской биологической науке" был также послан другим членам Политбюро. Был составлен и проект резолюции ЦК КПСС по этой проблеме.
Сталин, однако, отверг этот план по существу чисто партийной дискуссии. Он решил, что с докладом о положении в биологической науке должны выступать не Шепилов и Митин, а сам Лысенко. Совещание в ЦК, которое планировал Жданов, обеспечивало Лысенко достаточно хорошую защиту от критики. Доклад самого Лысенко, одобренный лично Сталиным, поднимал Лысенко на значительно более высокий пьедестал, делая его, по существу, диктатором в науке. Сталин был в это время убежден, что каждая отрасль науки, подобно отраслям экономики, должна иметь одного авторитетного лидера. Он, по-видимому, полагал, что Лысенко, получив чрезвычайные полномочия, сумеет обеспечить успехи советской биологии и сельского хозяйства в такой же степени, как сделанный лидером физиков Игорь Курчатов сумел быстро преодолеть отставание советской физики от мирового уровня. Организацию сессии ВАСХНИЛ для обсуждения доклада Лысенко Сталин взял на себя. Проблемы генетики неожиданно приобрели, таким образом, важнейшее государственное значение. Благодаря этому Сталин перехватил у Жданова общее руководство деятельностью творческой интеллигенции. До войны все области культуры, литературы, искусства и науки находились в основном под контролем самого Сталина. Он стремился быть не только партийным, но и интеллектуальным вождем. Во время войны Сталин сосредоточился на управлении армией и военной промышленностью, и проблемы культуры, науки, литературы и искусства постепенно перешли под контроль Жданова, который был еще меньшим либералом, чем сам Сталин.
Доклад с поправками, сделанными рукой Сталина, Лысенко несколько лет хранил у себя в кабинете и иногда демонстрировал своим посетителям. После смерти Сталина Лысенко сдал выправленный Сталиным текст в Центральный партийный архив, оставив у себя только копию. В 1991–1993 годах сотрудники Института истории и Института истории естествознания и техники Российской Академии наук В. Исаков и К. Россиянов ознакомились в архиве с первой версией доклада Лысенко и опубликовали комментарии о поправках Сталина. Следует признать, что как редактор Сталин не только улучшил доклад Лысенко, сделав его формулировки менее резкими и менее антизападными, но и устранил принципиально ошибочное деление наук на советские и буржуазные. В то же время ламаркизм Лысенко получил полное одобрение.
Из общего названия доклада Сталин удалил термин "советская". "О положении в биологической науке" Сталин считал более верной формулировкой. Сталин внимательно прочитал все 49 страниц доклада Лысенко. Он зачеркнул второй раздел доклада, который назывался "Основы буржуазной биологии ложны". На полях против заявления Лысенко, что "любая наука классовая", Сталин написал: "ХА-ХА-ХА… А математика? А дарвинизм?" В одном из разделов Лысенко критиковал воззрения Т. X. Моргана и В. Л. Иоганнсена. Против этого места Сталин написал на полях: "А ВЕЙСМАН?" После этой заметки Сталина Лысенко и его помощники добавили в доклад еще двенадцать абзацев с критикой Вейсмана. Сталин везде удалял термин "буржуазный". Например, "буржуазное мировоззрение" в докладе Лысенко было заменено на "идеалистическое мировоззрение", "буржуазная генетика" стала "реакционной генетикой". В другом разделе доклада Сталин добавил в текст целый новый абзац, который свидетельствовал о том, что ламаркистские взгляды молодого Сталина, заметные в его очерке "Анархизм или социализм" 1906 года, сохранились. Сталин дополнительно вставил в одно из предложений утверждение о том, что положения ламаркизма о наследовании приобретенных признаков вполне научны. "Нельзя отрицать того, - приписал Сталин, - что в споре, разгоревшемся в начале XX в. между вейсманистами и ламаркистами, последние были ближе к истине, ибо они отстаивали интересы науки, тогда как вейсманисты ударились в мистику и порывали с наукой".
Сделанные Сталиным исправления показывали, что он окончательно отходил от тезиса о классовом характере любой науки, характерного для дискуссий 1920– 1930-х годов. На мировоззрение Сталина, безусловно, повлиял большой прорыв вперед США и Великобритании в развитии физики и создании атомного оружия. После войны Сталин осознал, что прогресс в науке и технике зависит не столько от идеологии, сколько от хорошего финансирования ученых. Далеко не все именно так оценили ту речь, которую Сталин произнес 9 февраля 1946 года на собрании избирателей Сталинского округа Москвы в Большом театре. Сталин тогда, в частности, сказал: "Я уверен, что если мы окажем должную помощь нашим ученым, то они сумеют в ближайшем будущем не только догнать, но и превзойти достижения науки за пределами нашей страны". Это заявление не оказалось простой декларацией. Уже в марте 1946 года бюджет, выделенный на науку в 1946 году, был увеличен в три раза. Научные работники во всех сферах получили весьма значительные прибавки к своим зарплатам.
Однако отказ от устаревшего тезиса о классовом характере любых наук, включая естествознание, не был еще признанием общности мировой науки. Разделение научных направлений и теорий на "материалистические" и "идеалистические" сохранялось. Понятие "советская наука" воспринималось теперь как "отечественная наука", чтобы подчеркнуть этим преемственность между советским и российским, дореволюционным периодами. Критике и наказаниям подлежали теперь не только такие поступки граждан, которые можно было классифицировать как антисоветские, но и такие, которые попадали в категорию антипатриотических. Был наложен строжайший запрет на публикацию работ советских ученых за границей.
Маленков, Жданов и Лысенко
Жданов, в отличие от Маленкова, не был ограниченным партийным аппаратчиком. До 1934 года Жданов возглавлял партийную организацию Нижнего Новгорода, а после убийства Кирова был выдвинут Сталиным на пост партийного лидера Ленинграда. Именно под руководством Жданова в Ленинграде развернулась в 1935–1936 годах кампания террора. Однако в составе Политбюро Жданов еще с начала 1930-х годов отвечал за деятельность Союза советских писателей и других творческих союзов. Символическое значение Ленинграда как "колыбели революции" усилилось после войны благодаря той стойкости, которую этот город проявил во время почти трехлетней блокады. В течение всего периода войны Жданов находился в осажденном городе. В 1945 году Жданов был переведен в Москву и как секретарь ЦК ВКП(б) сразу оказался вторым после Сталина партийным лидером. Под контролем Жданова оказались все идеологические отделы ЦК и международные проблемы, включавшие судьбу оккупированных Советской Армией территорий.
До 1946 года всеми партийными делами в Москве руководил в основном Маленков. Главным заместителем Сталина в правительстве был Молотов. Поэтому значительная часть наиболее важных документов, направлявшихся различным ведомствам и наркоматам для утверждения или для сведения Сталину, посылалась не только ему, но также Молотову и Маленкову, входившим в своеобразный триумвират, осуществлявший оперативное управление страной. В случае отпуска, занятости или болезни Сталина постановления Совнаркома или ГКО за него подписывал Молотов, а постановления ЦК ВКП(б) - Маленков. Берия также в конце 1945 года стал заместителем Председателя Совнаркома и перенес свой основной кабинет в Кремль. Однако сфера его деятельности в Совнаркоме была ограничена двумя приоритетными проектами: атомным и ракетным. По линии Политбюро Берия контролировал работу НКВД и НКГБ, преобразованных в начале 1946 года в министерства. Поскольку Молотов как самостоятельная политическая фигура занимался в основном дипломатическими проблемами, а Сталин как Верховный Главнокомандующий руководил военными операциями и на западе, и на востоке, главное влияние на решение внутренних государственных и партийных проблем в 1941–1945 годах оказывали Берия и Маленков. Влияние Хрущева было ограничено Украиной. Переехав в Москву, Жданов начал в 1946 году достаточно энергичную деятельность, главным образом в идеологической сфере. Это была серия крайне консервативных инициатив, которая в последующем получила неофициальное обозначение "ждановщина". Была усилена цензура, начата кампания по преодолению "низкопоклонства перед Западом", резко ограничен доступ советских ученых к иностранным публикациям, запрещены практиковавшиеся раньше переводы некоторых академических советских журналов на английский язык. Были проведены своеобразные "суды чести" над учеными, обвиненными в антипатриотических поступках ("дело Клюевой и Роскина" - биологов, разработавших антираковые препараты), писателями, "порочащими советскую действительность" (Михаил Зощенко, Анна Ахматова), раскритикованы композиторы Шостакович и Прокофьев за создание "формалистических" произведений, "не понятных народу". Сталин полностью одобрял эти кампании, которые были частью начавшейся "холодной войны". Однако в общественном сознании эта лавина ограничительных идеологических мероприятий связывалась в основном с деятельностью Жданова, а не Сталина. Несмотря на эти антизападные инициативы Жданова, он тем не менее не был поклонником Лысенко. Для Жданова конфликт в генетике был не столько идеологическим, сколько практическим. Положение в сельском хозяйстве после войны было крайне тяжелым, и все обещания Лысенко о каких-то новых агроприемах и сортах оказывались невыполненными.
Неожиданная опала Маленкова, отстраненного в мае 1946 года от работы в Секретариате ЦК, усилила, прежде всего, влияние именно Жданова. В высшем руководстве СССР одновременно с этим значительно выдвинулись ленинградские кадры: Н. А. Вознесенский, ставший членом Политбюро в 1947 году, А. Н. Косыгин, избранный членом Политбюро в 1948 году, А. А. Кузнецов, назначенный секретарем ЦК ВКП(б), ответственным за работу органов МВД и МГБ. Произошла также смена руководства Министерства государственной безопасности, где ставленника и друга Берии В. Н. Меркулова сменил B. C. Абакумов, который получал теперь директивы лично от Сталина. Жданов стал руководителем Секретариата ЦК ВКП(б), и все бумаги, которые раньше направлялись из разных министерств Сталину и Маленкову, с мая 1946 года стали поступать Сталину и Жданову. Однако власть Берии после избрания его членом Политбюро в марте 1946 года и переезда в Кремль также возросла. Вместо прежнего триумвирата оперативное руководство страной осуществляли теперь четыре лидера: Сталин, Молотов, Берия и Жданов, причем именно Жданов был в этой группе главным в решении партийных и, соответственно, кадровых вопросов. Конфликт между Ждановым и Лысенко, вызванный в основном неожиданным вмешательством в полемику Юрия Жданова, позволил Маленкову и Берии начать определенные интриги против Жданова и против всей ленинградской группы. Острота этой борьбы определялась тем, что это было уже не просто соперничество за влияние на Сталина, а борьба за власть после возможной смерти Сталина, здоровье которого быстро ухудшалось.
Участники этих событий видели, насколько сильно был разгневан Сталин попыткой морганистов ниспровергнуть доморощенный ламаркизм, но они не понимали, почему именно этот конфликт оказался более важным для Сталина, чем даже обострившийся именно в июле 1948 года Берлинский кризис, поставивший СССР и НАТО на грань войны. Они просто не знали, что Сталин и сам был достаточно убежденным ламаркистом и "переделка природы растений" была его единственным хобби, которому он уделял все больше и больше времени.
После решения Сталина о предоставлении главной трибуны в намечавшейся дискуссии самому Лысенко Жданов понял, что проиграл. Шепилов пишет в своих воспоминаниях, что в середине июля "поползли слухи, что А. А. Жданов перейдет "на другую работу"’, а на руководство секретариатом вернется Маленков. Все осведомленные люди понимали, что Берия и Маленков воспользуются "делом Лысенко", чтобы убрать Жданова".
Сессия ВАСХНИЛ с докладом Лысенко открылась в Москве 31 июля и завершилась 7 августа заявлением Лысенко о том, что его доклад был рассмотрен и одобрен ЦК ВКП(б). Переживания и волнения этого периода ухудшили состояние здоровья Жданова. Но он уехал на лечение не по собственной воле. По свидетельству Шепилова: "Как-то солнечным утром Андрей Александрович вызвал меня и сказал: "Меня обязали ехать на отдых и лечение. Я буду не так далеко от Москвы, на Валдае. Уверяют, что там легко дышать… думаю, что уезжаю ненадолго"".
Пока Жданов находился в санатории ЦК на Валдае, Маленков вновь стал секретарем ЦК, но не по идеологии, а по общим вопросам. Все важные докладные, требующие решений по линии Центрального Комитета ВКП(б), стали поступать к Маленкову (вместо Жданова).
28 августа 1948 года у Жданова на Валдае случился инфаркт. По причинам, которые остаются загадкой и до настоящего времени, консилиум врачей Кремлевской больницы отказался признать этот диагноз. В историю болезни записали другой - "функциональное расстройство на почве склероза". 29 августа Тимашук написала срочную докладную, передав ее генералу Н. С. Власику, начальнику охраны МГБ и начальнику личной охраны Сталина. Докладная Тимашук была передана майору Белову, начальнику охраны Жданова, 29 августа 1948 года. Но именно в этот же день у Жданова произошел второй сердечный приступ, от которого он умер через два дня.
В этой истории, ставшей через четыре года отправной точкой для хорошо известного "дела кремлевских врачей", остается много неясного. По одной из версий, генерал Власик сразу же ознакомил Сталина с письмом Тимашук. По другой версии, Власик был отстранен от работы в охране Сталина в 1952 году и затем арестован именно за сокрытие письма Тимашук, которое было им возвращено начальнику Лечебно-санитарного управления Кремля профессору П. И. Егорову. В пользу второй версии свидетельствуют последующие письма Тимашук в разные инстанции и отстранение ее от работы в Кремлевской больнице. "Дело врачей", в котором в августе 1948 года фигурировали лишь русские врачи Кремля Виноградов, Егоров, Майоров и Василенко, в последующем загадочным образом эволюционировало в "заговор сионистов" и было развернуто Сталиным с главной целью - устранить из руководства страной Маленкова и Берию.
Сталин, как это видно из кадровых решений XIX съезда КПСС, намеревался оставить своими наследниками в партии более молодых соратников.
Сталин как ламаркист и преобразователь природы
Во многих статьях о Лысенко и в СССР, и на Западе очень часто высказывалось мнение, что он обладал какими-то психическими или гипнотическими способностями и именно поэтому мог навязывать советским лидерам - сначала Сталину, а потом и Хрущеву - свои совершенно необоснованные, а иногда и вздорные идеи. В действительности никаких "распутинских" талантов у Лысенко не было. Он не столько пытался переубедить лидеров, навязав им свои взгляды, сколько подхватывал высказанные Сталиным, а затем Хрущевым иногда нелепые идеи, создавая из них псевдонаучные направления, часто фальсифицируя результаты исследований. Сталин был убежденным, а Хрущев стихийным ламаркистом, что было естественно для большевиков, уверенных в том, что все можно переделать условиями. Даже Ленина, убежденного, что управлять государством может любой рабочий, можно было бы назвать социальным ламаркистом. Так же и Хрущев, не считаясь с южной природой кукурузы, пытался распространить ее выращивание в Архангельской и Ленинградской областях и даже приспособить ее для Урала и Сибири.