К тому времени протестантство и просвещенчество уже практически дискредитировали христианство и десакрализовали традиционную власть. Трансформация аграрного общества в индустриальное, неуклонное развитие капитализма сопровождались разрушением постфеодальных социальных и политических иерархий и эмансипацией буржуазии. За счет расширения доступа к образованию и культуре заметно сокращалась культурная дистанция вначале между аристократическими и буржуазными слоями элиты , а затем между элитой и "простолюдинами". Повсеместно производилось правовое уравнивание людей – где-то относительно медленным эволюционным путем, а где-то революционными методами под лозунгами всеобщего равноправия. Формировались и в итоге сформировались нации – как коллективы равноправных (точнее, преимущественно равноправных) индивидов, основанные на языковой, культурной и исторической самоидентификации и как потенциальные электоральные коллективы. В одних случаях нация в целом оказывалась "тождественна" населению государства, в других нет. Но к "тождеству" стремились, его так или иначе добивались. "Нациостроительство" ("Nation Building") сопровождалось широким распространением доктрин, не просто провозглашавших политическую субъектность наций, но объявлявших их единственным источником государственной власти и носителем суверенитета, буквально помещающих нации на место божества ("нациоцентризм") . Идея нации заново собирала общество после слома традиционных иерархий и заново легитимировала государственную власть, теперь, как правило, светскую, безбожную. В общем, в процессе революционной и / или реформаторской модернизации получались государства-нации, национальные государства. Впоследствии державные правительства и всевозможные "борцы за свободу" стали повсеместно стимулировать формирование государств-наций, появились "искусственные" государства и "искусственные" нации (в Центральной и Восточной Европе , Азии, Африке), какие-то из них оказались жизнеспособными, какие-то нет. В XX в. "ненациональное" государство стало восприниматься как экзотика.
Иными словами, современная демократия "выросла" из национального государства. Н е могла не "вырасти".
Поскольку нация заявляется субъектом и даже источником власти, то и составляющие ее граждане / подданые тоже должны считаться властными субъектами и даже в каком-то смысле источниками, а значит, им вроде бы положены политические права и свободы. Точнее, они им вроде бы изначально принадлежат. Следование этой логике неизбежно приводит к необходимости строительства демократических (в современном смысле) институтов и внедрения демократических практик.
Впрочем, поначалу нации делили цензами, жестко дискриминировали женщин, бедняков, иноверцев, "цветных" и пр., считали, что представителями наций (депутатами парламентов, выборными чиновниками) могут быть лишь состоятельные граждане / подданые, что самовластвование наций должно выражаться только в избрании представителей, каковые вправе и даже обязаны действовать совершенно автономно от избирателей, "неответственно". В общем, обходились "недо-демократией", "полудемократией" (это в лучшем случае). Однако по мере дальнейшего культурного и социального выравнивания, если угодно, "упрощения" (по Константину Леонтьеву), пришло понимание, что необходим порядок, основанный на признании власти "всеми", на согласии "всех", на ответственности властвующих перед "всеми". Порядок, базирующийся на формальном равноправии (равенстве перед законом, равенстве избирательных прав, равном доступе к государственным должностям и пр.). То есть уже полноценная демократия. Или "один человек – один голос". Или исчезнет (не будет достигнуто) национальное единство, государственная власть утратит (не получит) легитимность, national state начнет стагнировать, а затем распадаться.
Всеобщее равное избирательное право, в частности, утвердилось далеко не сразу, многие десятилетия его понимали в лучшем случае как всеобщее избирательное право мужчин (в Швейцарии женщины получили избирательные права лишь в 1971 г.! ). Но, как известно, "прогресс не остановить". В декларации прав человека и гражданина, принятой французским национальным учредительным собранием 26 августа 1789 г., говорилось: "люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе" (ст. 1) . Соображения "общей пользы" заставляли вводить, а затем корректировать и, наконец, снимать цензовые ограничения и т. п. . В XX в. Тренд к максимальному расширению избирательного права стал всеобщим. "все люди рождаются свободными и равными в своем достоинстве и правах" – сказано во всеобщей декларации прав человека, провозглашенной генеральной ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. . Понадобилось всего 150 лет. Арон верно писал: "в конечном счете идеи обладают непреодолимым могуществом. Сделать, хотя бы на уровне мифа, народ средоточием народовластия невозможно, не расширяя постепенно избирательного права. Преобразование общества ускоряется обращением к демократическим идеям".
Ключевую роль в утверждении современной демократии сыграл повсеместный неуклонный рост численности народонаселения, а также потребность максимально использовать его потенциал при ужесточении глобальной конкуренции в индустриальную эпоху, обеспечивать мобилизации во время кризисов и войн и т. д. После Первой мировой войны стало окончательно понятно, что без демократии в том или ином виде (либо более-менее убедительной ее имитации) крайне затруднительно властвовать над "массами", организовывать и контролировать их.
Это все остается актуальным и в нашу постиндустриальную эпоху что бы ни говорили проповедники реставрации цензов (как либерального, так и антилиберального толка).
3.5.1. Раньше я уже указывал на отождествление понятий демократии и либеральной демократии. Сейчас хотелось бы остановиться на этом немного подробнее.
Либерализм – идеология, а скорее, комплекс идеологий (классический либерализм, социал-либерализм, либертарианство, неолиберализм и пр.), основанных на объявлении индивидуальной свободы, индивидуализма и свободной конкуренции высшими ценностями, постулировании приоритета личностного начала над коллективным, неприкосновенности личности и частной собственности. Сам по себе либерализм элитарен и изначально не предполагал ни равноправия, ни демократии, хотя с течением времени был вынужден с ними смириться.
Либеральные демократии суть современные демократии, организованные на принципах свободы индивидуального политического волеизъявления (слова и действия), публичной политической конкуренции, "сдержек и противовесов" (то есть неприемлемости централизации и особенно концентрации власти), идеологического плюрализма (в пределах, не угрожающих либеральным основам), а также правопочитания (особого почтения к праву – не к любому, разумеется, а лишь к основанному на доктринах прав человека, "святости" собственности и пр. – и правовым процедурам, отсюда "rule of law", "Rechtsstaat", "правовое государство"). Д аже в теории это по определению подходит далеко не всем, не всегда и не во всем, поскольку требует в первую очередь индивидуалистической и плюралистической политической культуры.
Обобщая политическую практику XX в., известный политический публицист Фарид рафик Закария выделил либеральные автократии (liberal autocracies) и нелиберальные демократии (illiberal democracies). Первые – либерально-недемократические (либерально-гегемонические) режимы, подготовившие или готовящие почву для либеральных демократий: режим на Тайване при Цзян Цзеши (Чан Кайши) и Цзян Цзинго в 1949 – 1988 гг., режим в Чили при Аугусто Хосе Рамоне Пиночете Угарте в 1974 – 1990 гг. И т. д. Вторые – соответственно, нелиберально-демократические режимы, возникающие в результате несвоевременного, неполного, неудачного, неэффективного, намеренно искаженного копирования западных моделей. В число нелиберальных он включил и российскую демократию . Естественно, все это не раз говорилось и до Закарии, но он высказался откровеннее многих, емко и, главное, очень вовремя – в 2003 г.
За десять лет до этого, когда только-только рухнул советский союз и советский блок и либеральный Запад провозгласил себя победителем в "холодной войне" (ссср в действительности погиб не столько в результате "поражения", сколько из-за внутренних системных ошибок, допущенных еще при его основании), когда мир окончательно глобализировался, показалось, что альтернативы западной либеральной демократии нет и не может быть. Френсис Фукуяма со своим "End of History" ("концом истории") тогда выглядел чуть ли не "пророком".
Однако очень скоро неадекватность такой картины мира стала очевидной. Глобализация, как оказалось, означала не только потенциальное глобальное доминирование западных держав или отдельно взятых сша, но и новые шансы для незападных государств. Некоторые из них буквально на глазах кратно увеличили свое богатство и мощь за счет повышения спроса и, как следствие, роста цен на энергоносители, переноса к себе промышленных производств из Европы и Северной Америки, реализации потенциала своих граждан / подданых, своего бизнеса на открытых финансовых рынках, в сфере новых технологий (в том числе информационных, биологических) и т. д. При этом их политические модели и в частности подходы к демократии отличаются от западных, порой довольно существенно. В 2000 г. Начался новый этап восстановления России и он сопровождается, в том числе, глубокой коррекцией либерально-демократического проекта, консенсусно принятого нашей элитой в 1991 – 1992 гг. В условиях, пока Запад рассматривался как "доминатор", победивший всех раз и навсегда, на это можно было не обращать внимания или отмахиваться, дескать, "подтянутся", "иного не дано". Но когда "конец истории" пришлось то ли отсрочить, то ли вообще отменить, встал вопрос о более объективной оценке.
Взгляд Закарии – во-первых, взгляд западного человека, во-вторых, взгляд больше либерала, чем демократа. Поэтому либерально-недемократические государства (кстати, как правило, "вассалы" сша) в его описаниях выглядят явно "приличнее" и "перспективнее", чем нелиберально-демократические . Поэтому он признает допустимым некое ограничение демократии – в том числе на Западе, в том числе в сша! – ради защиты свободы, страдающей от злоупотреблений избыточной демократиией (и даже призывает к такому ограничению) , и критикует насаждение демократии в тех странах, где политическая культура недостаточно либеральна или вообще не развита . И поэтому же он всерьез не рассматривает возможность сознательного отказа от либерализма и сознательного же строительства альтернативной нелиберальной демократии.
Закария и ему подобные пробуют примирить свою остаточную веру в универсальность либерализма с окружающей реальностью. Есть, однако, и те, кто вполне допускает равноправное соперничество "оси демократий" и "оси автократий". В частности, об этом жестко пишет "неоконсервативный" политолог и публицист Роберт Кейган. По его мнению, укрепившиеся автократии России и Китая открыто и последовательно противопоставляют себя "свободному миру", и торжество последнего отнюдь не предопределено, ему придется бороться.
Любопытно, что Кейган, берясь описывать мировоззрение российских и китайских лидеров, рассуждает об их особом подходе к демократии как к "implementation of popular will", то есть "внедрению воли народонаселения". ("Этот режим демократичен потому, что правительство консультируется и прислушивается к […] народу, понимает, что ему и необходимо и чего он хочет, а затем старается обеспечить его нужды" .) Кейган подает это как "ересь", не затрудняя себя подбором аргументов. Но важно здесь другое: обличая "автократов" за недемократизм, он фактически проговаривается о том, что они просто-напросто иначе понимают демократию.
Бесспорно, западные государства были пионерами на демократическом ("современно-демократическом") пути. Также бесспорно, что их экономическая, культурная и военная мощь на определенном этапе сделала либеральную демократию привлекательным образцом, позволила пропагандировать, продвигать и насаждать ее в планетарном масштабе. Однако у Запада нет, не было и не может быть ни монополии на демократию, ни монополии на интерпретацию демократии.
Западная либеральная демократия – всего лишь один из видов современной демократии. А американская, германская и какая-нибудь норвежская демократические модели, в свою очередь, заметно различаются между собой.
Есть демократические режимы, скопированные с тех или иных западных либеральных моделей добровольно или "под диктовку". В последние десятилетия заметное место среди них заняли восточноевропейские "молодые демократии".
Есть демократические режимы, сочетающие нелиберальные элементы оригинального политического творчества, основанного на национальной политической культуре, и элементы, добровольно заимствованные у либеральных демократий. Т акие режимы сложились в индии, Малайзии, Казахстане, Белоруссии. Такова и российская суверенная демократия.