Так, Людвиг Генрих фон Мизес еще в 1920-е гг. Вовсю выхолащивал классическую демократическую теорию: "идея, что при настоящей демократии люди будут проводить время в совете подобно членам парламента, возникла из представления о древнегреческом городе-государстве периода упадка; но при этом упускается из виду тот факт, что такие общины вовсе не были демократиями, поскольку исключали из общественной жизни рабов и всех тех, кто не обладал всей полнотой прав гражданина. Там, где все должны трудиться, "чистый" идеал демократии становится нереализуемым. Стремление увидеть демократию реализованной именно в этой невозможной форме есть не что иное, как педантское доктринерство… Чтобы достичь целей демократических установлений, необходимо только, чтобы законодательная и административная работа следовала воле большинства народа… существо демократии не в том, что каждый пишет законы и управляет, но в том, чтобы законодатели и управляющие на деле зависели от воли народа, чтобы их можно было мирно заменить в случае конфликта" . Любопытно, что фон Мизес был искренне уверен, что "разбил" концепцию Михельса, дескать, "демократия не делается менее демократичной оттого, что лидеры выделяются из массы, чтобы посвятить себя целиком политике".
Йозеф Алоис Шумпетер в 1942 г., "выбраковав" и выбросив из теории демократии концепты "воли народа", "народовластия" и т. п. , утверждал, что "демократический метод – это такое институциональное устройство для принятия политических решений, при котором отдельные индивиды обретают власть принимать политические решения в конкурентной борьбе за голоса людей".
Данило Дзоло, дотошный комментатор и беспощадный критик Шумпетера, подробно разобрал эту формулировку: "[…] демократия является, таким образом, процедурной уловкой, предусматривающей, что народ в развитых и дифференцированных обществах хотя формально и считается обладателем политического суверенитета, но фактически не способен осуществлять этот суверенитет. Демократическая модель – это сочетание процедур и учреждений, позволяющее народному суверенитету проявляться единственно возможным для него образом, то есть в сотрудничестве в производстве правления и, следовательно, политических решений. […]
Главные элементы концепции демократии, пересмотренной Шумпетером, можно, пожалуй, аналитически выразить в трех следующих пунктах:
1) для признания политического режима демократическим необходимо рассматривать […] исключительно процедуры…
2) в демократических режимах, в отличие от режимов автократических и деспотических, производство правления происходит в результате конкурентной борьбы.
3) Эта борьба направлена на завоевание голосов народа, а ее исход определяют результаты выборов".
После второй мировой войны некоторое время шла дискуссия между теоретиками, опиравшимися на классическое понимание демократии как "народовластия", и новаторами-ревизионистами во главе с Шумпетером. К 1970-м гг., как отмечает Сэмюэль Филлипс Хантингтон, дебаты закончились победой последних [очень смелое утверждение! – В. И.]. С ам Хантингтон, будучи убежденным "шумпетерианцем", предлагал определять уровень демократичности государства, учитывая меру, "в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, беспристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирателей, а голосовать имеет право практически все взрослое население".
Роберт Даль по существу переопределил демократию как "правление меньшинств", которое якобы принципиально отличается от "правления меньшинства" . Впрочем, обычно он описывал и описывает демократию как "полиархию", предполагающую, если упрощенно, распределение власти между множеством политических групп и их свободную и публичную конкуренцию друг с другом за голоса избирателей . Это свое "открытие" он использовал, кроме прочего, для критики все того же Михельса, заявив, что, несмотря на олигархическую организацию партий, межпартийная конкуренция гарантирует, что "политика правительства будет со временем отвечать предпочтениям большинства голосующих".
Карл Раймунд Поппер был еще откровеннее: "в "теории" […] современные демократии все еще основаны […] на не имеющей ничего общего с практикой идеологии, согласно которой именно народ, все взрослое население является… реальным верховным, единственно законным правителем. В действительности народ нигде не правит" . Власть народа – фикция, по мнению Поппера; возможно и необходимо господство права (rule of law), при котором правительство может быть смещено вотумом большинства и т. д..
Безусловно, демократия не исчерпывается процедурой конкурентных выборов, оформляющих и дополняющих публичное соперничество различных элитных групп, потенциалом "мирной" смены власти, rule of law и т. д. Это элементы одной из разновидностей современной демократии – либеральной демократии. Режим вообще не исчерпывается процедурами или потенциалами. С другой стороны, очевидно, что от того же сведения демократии к процедуре всего полшага до признания олигархической сущности западных либерально-демократических режимов .
Дзоло, обобщив идеи Шумпетера и его единомышленников и последователей, объединил всех этих авторов в "неоклассическую школу демократии". По его оценке, характерная черта их однозначно элитистского учения – "попытка избежать любого противопоставления элитистских тезисов традиции классической демократии. Для таких авторов, как Моска, Михельс и Парето, элитизм был реалистическим и консервативным (пусть порой и открыто авторитарным и антидемократическим) возражением радикально-демократическому и социалистическому прогрессизму но у представителей неоклассической школы функция элит стала, по-видимому, чем-то не столько направленным против демократии, сколько главным содержанием, сутью демократии". Для них ""реальная демократия" демократична потому, что она является элитарным режимом, который в то же время остается плюралистическим и либеральным [выделено дзоло. – В. И. ]".
Приведу еще одно мнение, на этот раз Лео Штрауса, "анти-Шмитта": "Что такое современная демократия? Как-то было сказано, что демократия – это вид политического режима, опирающийся на добродетель. Демократия – это политический режим, при котором все или большинство взрослых являются людьми добродетели, и поскольку добродетель, кажется, требует мудрости, то режим, в котором все взрослые люди или же их большинство добродетельны и мудры, или режим, при котором все или большинство взрослых развили свой разум до высокой степени… одним словом, демократия предназначена быть аристократией, расширившейся до всеобщей аристократии. […]
Существует целая наука, которую я, как и тысячи других людей, преподаю как профессионал, политическая наука, которая, так сказать, не имеет иной темы, кроме сопоставления изначальной концепции демократии или того, что можно назвать идеалом демократии, с демократией как она есть. Согласно крайнему взгляду, господствующему в этой профессии, идеал демократии был полнейшим заблуждением, и единственной вещью, имеющей значение, является функционирование демократий и поведение людей при демократиях. Современная демократия, поскольку она не является всеобщей аристократией, была бы властью массы, если бы не тот факт, что массы не умеют править, а управляются элитами, то есть группами людей, по той или иной причине находящихся наверху или имеющих неплохой шанс там оказаться [выделено мной. – В. И.]; говорят, что одной из важнейших добродетелей, требующихся для беспрепятственного функционирования демократии, в том, что касается масс, является электоральная апатия, то есть недостаток общественного духа; пусть, конечно, не солью земли, но солью современной демократии являются те граждане, которые не читают ничего, кроме спортивных страниц и разделов комиксов. Действительно, тогда демократия – это не правление масс, а массовая культура [выделено мной. – В. И.]. Массовая культура – это культура, которая может быть приобретена с помощью самых посредственных способностей, без какого бы то ни было умственного и морального усилия и по очень дешевой цене.
Вряд ли тут еще нужны какие-то комментарии. Пожалуй, остается только процитировать Джованни Сартори, для которого демократия является лишь "системой, основанной на фиктивной воле большинства и, в сущности, изобретенной и поддерживаемой правлением меньшинства".
5.33. Необходимо отметить, что благодаря своей демократической, либерально-демократической "маске" западные (а вслед за ними и многие незападные, но подражавшие западным) олигархии приобрели довольно специфические черты и свойства. "Маска", что называется, отпечаталась на лице. Если не приросла. Длительная практика массового вовлечения народонаселения в политику, имитации такого вовлечения, постепенное снятие почти всех формальных цензов (имущественного, религиозного, расового, гендерного, и пр.) и неформальных барьеров вкупе с культивированием политической конкуренции и плюрализма привели в итоге к опасному размыванию элит и, следовательно, олигархатов. Выяснилось, что чем тщательнее и дольше олигархия прячется за демократию, тем более "демократическим" – в смысле зависимости от демократических институтов и практик – становится процесс воспроизводства и ротации олигархии. Подчеркну: имеется в виду не увеличение прозрачности и понятности процесса, и тем более не повышение реальной роли электората в нем. Чтобы добиться признания и согласия на властвование, выиграть во внутриэлитной конкуренции, олигархам и претендентам на олигархический статус приходится все больше и все чаще идти на уступки "простому гражданину", "массовому избирателю", то есть заигрывать с ним, потакать его порокам, подстраиваться под него стилистически и ментально, то есть перенимать степень его примитивности и меру его невежества . Мало того, благодаря "демократическим" социальным лифтам и "окнам возможностей" в элиты и олигархаты проникает все больше случайных деятелей, объективно не готовых и не способных нести бремя власти и ответственности за нее. Особенно рельефно это проявилось в собственно политической, собственно государственно-властной сфере. Долгие десятилетия тон там задавали профессиональные политики, зачастую потомственные, которых традиционно попрекали "элитарностью", обвиняли в коррупции, лоббизме и т. д. Сейчас их все больше теснят всевозможные "гражданские активисты", "общественные организаторы", "медиаперсоны" и прочие "непрофессионалы" (естественно, отнюдь не менее склонные к коррупции и лоббизму), эффективно использующие демократические институты и практики, а также современные информационные технологии, да еще умело добивающиеся "демократизации демократии" . Они не успевают пройти необходимую "школу", "обтесаться", проникнуться элитарным духом. Более того, они подчас стараются уклоняться от этого. Входя в элиту по факту, удачливые парвеню не желают считаться элитой, продолжают противопоставлять себя ей, блюдя свою "народность". Профессионалам все труднее их обучать и адсорбировать, происходит скорее обратный процесс. То есть профессионалы не подтягивают "новобранцев" на свой уровень (как было почти всегда), а сами опускаются на их уровень.
Но главная проблема, конечно, лежит в иной плоскости. Образно выражаясь, либеральная демократия не предполагает ни тормозов, ни заднего хода. О на стремится к полному и окончательному "освобождению". Поэтому за "освобождением" большинства последовало "освобождение" всевозможных меньшинств (сопровождающееся академическими рассуждениями даля и пр. О том, что для демократии-де на самом деле важно не мнение большинства, а консенсус меньшинств). Поэтому либеральные демократии "демократизуются". Поэтому либеральная демократия "экспортируется", причем порой во вред странам-"экспортерам" (не говоря уже об "импортерах"). Здравомыслящие либералы вроде Закарии призывают остановиться, но остановиться никто не сможет. Мы наблюдаем не девиацию либерально-демократического "прогресса", а его кульминацию.