Участились случаи нападения школьников на учителей, профессия которых стала стократ опасней журналистской. Юные садисты не просто унижают и избивают учителей, но и снимают все это на свои мобильные телефоны. Точно так же снимают и тщательно спровоцированные высказывания учителей в адрес их обидчиков (за грубость по отношению к ребенку учителя накажут). Школьные хулиганы чувствуют себя совершенно безнаказанными; директор может в крайнем (!) случае выгнать школьника за серьезный проступок, но это можно сделать только с достигшим 15-летия и после длительной тяжбы. Следует ли удивляться тому, что совсем недавно в одной из школ Екатеринбурга ученик вонзил нож в спину своему учителю? "Российская газета" провела на своем сайте опрос о том, каким должно быть наказание школьным хулиганам. Среди опрошенных 8 % считают, что их следует "выгнать", 27 % – "отправлять в спецшколы", З8 % – "снизить возрастной порог и привлекать к уголовной ответственности", 16 % – "штрафовать родителей" и только 7 % – "наказывать нельзя, надо воспитывать".
Специальных (коррекционных) школ мало, и они к тому же пустуют: сердобольные судьи, считая такие школы чем-то вроде колоний, жалеют несовершеннолетних. Действительно, судить малолетних и подросткового возраста преступников и преступниц (последних – около 25 %) невероятно сложно, и уже поэтому в стране не утихают споры относительно создания института ювенальной юстиции. Еще летом 2009 г. Президиум Совета судей России организовал разработку специальной программы внедрения ювенальных судов, и определенный опыт уже накоплен. Например, в Ростовской области в порядке правового эксперимента было создано полтора десятка модельных ювенальных судов, в которых предусмотрено участие помощников судей с функциями социальных работников. Использование ювенальных судебных технологий позволило сократить преступность несовершеннолетних и рецидивы преступности (по сравнению с районами, где таких технологий нет). Одновременно было показано, что кроме ювенальных судов должны создаваться ювенальные правоохранительные органы и уголовно-исполнительные инспекции.
Но все это – только о наказаниях несовершеннолетних преступников, а ювенальная юстиция преследует, прежде всего, повышение правоспособности детей, в том числе и в отношениях с родителями , и это вызывает наиболее ожесточенные споры. Противники создания ювенальной юстиции говорят не столько о кадровых и материально-финансовых проблемах (во Франции такая юстиция ежегодно обходится примерно в 5 млрд евро), сколько о том, что современный вариант ювенальной юстиции (она существовала в России несколько лет до революции), противопоставляя "права ребенка" "правам родителей" и в значительной степени игнорируя последние, способен внести окончательный разлад в еще существующую систему иерархических семейных отношений.
Бесспорно, что дети – главная ценность семьи, страны и человечества, и неудивительно, что Советский Союз, в самые тяжелые времена провозгласивший "все лучшее – детям", без каких-либо оговорок и изъятий ратифицировал Конвенцию ООН о правах ребенка [34] , а Россия, как правопреемница СССР, до сих пор в официальных заявлениях и в нормативных актах демонстрирует приверженность положениям этого удивительного документа. Отмечу, что практическая реализация Конвенции – дело непростое, поскольку в ней провозглашаются, с одной стороны, права каждого ребенка на такую защиту и заботу, которые необходимы для его благополучия (принимая во внимание права и обязанности его родителей, опекунов или других лиц, несущих за него ответственность по закону), и, с другой, обязанность обеспечивать эти права возлагается на все государства, присоединившиеся к Конвенции.
В контексте обсуждения вопроса о формировании в России института ювенальной юстиции особо значимым является основанность Конвенции на "убежденности в том, что семье, как основной ячейке общества и естественной среде для роста и благополучия всех ее членов и особенно детей, должны быть предоставлены необходимые защита и содействие", а также на "признании того, что ребенку для полного и гармоничного развития его личности необходимо расти в семейном окружении, в атмосфере счастья, любви и понимания" (выделено нами – В.Л.). Дети и семья по международным канонам должны были бы восприниматься неразрывно, однако в современном западном мире, да и в России это не так. Хотел бы обратить особое внимание на то обстоятельство, что сама идеология судебных правоотношений детей и родителей окрашена в своеобразные тона презумпции детской невиновности, поскольку, как и многие другие правовые новации, пришла в Россию в современном западном варианте, где само понятие семьи глубоко и необратимо трансформировано (пробные, временные, однополые и тому подобные "браки"). Приведу несколько примеров.
Совсем недавно в США арестовали отца, давшего пощечину явившейся на рассвете 14-летней дочери; она немедленно пожаловалась в полицию (отцу грозит отселение и лишение родительских прав). В Германии детям по аналогичным поводам могут предоставить комнату в юношеском общежитии или даже отдельную квартиру с индивидуальным опекуном. "Настучать" могут и соседи, и случайные свидетели, но в суд на родителей, не только давших подзатыльник, но и, например, принуждавших к уборке собственной комнаты или к занятиям домашними заданиями, иск подадут сами дети и чаще всего – выиграют. Столь трогательная забота о воспитании у детей правовой независимости и самостоятельности парадоксально соединяется с причудами воинствующего феминизма. Например, после многолетнего разбирательства вины 19-летней канадки Кетрин Эфферт (она задушила новорожденного, завернула его труп в полотенце и перекинула через забор к соседям) ей присудили 16 (!) дней заключения – не за убийство ребенка, а за хулиганство (подбросила ненужное соседям). Вину К. Эфферт последовательно снизили с "убийства второй степени" до "аборта на поздней стадии". Описывающая этот случай А. Федякина ("Российская газета", 20.10.2011) задает естественный вопрос: до какого возраста можно оправдывать убийство детей "особыми обстоятельствами" – до 9 месяцев или до 9 лет?
Учитывая современную российскую ситуацию и ее несопоставимость с западной, следует как можно скорее, не дожидаясь разгона маховика ювенальной юстиции, обосновать и закрепить в соответствующем правовом акте положения не только об ответственности, но и о правах родителей по воспитанию детей и не только о правах, но и об ответственности самих детей за свое поведение в доме, школе и в неформальной обстановке. Это тем более важно, что такие положения отсутствуют в Семейном и Уголовном кодексах, в федеральных и региональных законах. Не исключено, что институт ювенальной юстиции должен в первую очередь основываться на нормах семейного права – видимо, наиболее вариативного и ситуативного из всех других отраслей права. Ведь даже в тех случаях, когда оно регулирует имущественные отношения (например, родителей и детей), семейное право призвано защищать и личные неимущественные права (на блага нематериального содержания, например на заботу о нетрудоспособных родителях) как права субъективные , включающие возможность не только самостоятельно действовать (или вести себя соответствующим образом), но и требовать определенного поведения (действия или уклонения от действия) другого лица.
Семейное право современной России, под которым понимают семейное законодательство, начало формироваться в первой половине 1990-х гг..; оно развивалось исключительно динамично, что является как отражением множества постоянных изменений в социально-экономической ситуации, определяющей состояние и проблемы российской семьи, так и стремлением законодателя и органов власти, реализующих семейную политику, как можно быстрее регламентировать эти изменения. Следует учитывать и то, что семейное право тесно связано практически со всеми другими отраслями права и предметами их регулирования; особенно это проявляется в связях с гражданским правом по причине активного вторжения в семейную среду имущественных отношений.
Произошедшая в России сущностная и множественная трансформация семейных отношений, взглядов на традиционные семейные ценности и мотивации заключения браков и деторождения позволяет без особых "натяжек" считать ее своеобразной семейной революцией [35] , а свод законодательных установлений, зафиксировавший победы и последствия этой революции (перефразируя известные слова Ленина о Льве Толстом), ее зеркалом. Таким зеркалом стал основной массив правовых норм, регулирующих семейные отношения, который содержится в Семейном кодексе Российской Федерации, принятом 25 декабря 1995 г. (федеральный закон 223-Ф3) и с тех пор неоднократно корректировавшемся [36] . Это развернутый (170 статей) нормативно-правовой акт одновременно императивного и диспозитивного (т. е. предоставляющего участникам семейных правоотношений право выбора, например заключать или нет брачный договор) характера. Семейный кодекс фиксирует и основные принципы семейного законодательства, подчеркивая (в начале и единственный раз), что это законодательство "исходит из необходимости укрепления семьи, построения семейных отношений на чувствах взаимной любви и уважения, взаимопомощи и ответственности перед семьей всех ее членов, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в дела семьи, обеспечения беспрепятственного осуществления членами семьи своих прав, возможности судебной защиты этих прав. Регулирование семейных отношений осуществляется в соответствии с принципами добровольности брачного союза мужчины и женщины, равенства прав супругов в семье, разрешения внутрисемейных вопросов по взаимному согласию, приоритета семейного воспитания детей, заботы об их благосостоянии и развитии, обеспечения приоритетной защиты прав и интересов несовершеннолетних и нетрудоспособных членов семьи". Далее упоминания о "взаимной любви" сменяются четко сформулированными правовыми положениями, регламентирующими семейные отношения, проистекающие из официальной регистрации брака как их первичного условия [37] .
Семейный кодекс в 15 статьях регламентирует права и обязанности супругов (не детей!), но это (в полном соответствии с духом времени) в основном имущественные права и обязанности. Личные права и обязанности супругов сведены к утверждению их равенства в семье и к праву выбора супругами фамилии. Искать в нашем Семейном кодексе нормы поведения родителей и детей (от распределения домашней работы до ответственности за поведение и допустимых пределов воспитательных наказаний) бессмысленно.
На региональном уровне известны относительно результативные попытки ввести рассматриваемую ситуацию хоть в какое-то правовое русло, и примером этого может служить принятый три года назад и неоднократно осмеянный закон "О мерах по профилактике беспризорности и правонарушений несовершеннолетних в Краснодарском крае". Как и во всей России, на Кубани не уменьшается тяжесть совершаемых детьми и подростками преступлений, в отдельных районах число рецидивов достигает 70 % и т. д. Тем не менее в результате введения закона "о комендантском часе" число задержаний детей и подростков в вечерне-ночное время сократилось вдвое, на 30 % снизился общий уровень преступности несовершеннолетних, на 25 % – число совершенных ими краж, на треть – грабежей и разбоев. Никто не считает ограничением прав детей запреты на курение в школе и на продажу несовершеннолетним алкогольных напитков и т. п. Уверен, что есть масса правообеспеченных возможностей ограничить функции ювенальной юстиции судопроизводством, связанным с попадающими под действие уголовного и административного законодательства преступлениями несовершеннолетних и с преступлениями, совершенными против них, при условии четко прописанных в законе прав учителей и родителей на обеспечение воспитательных функций.
С.С. Сулакшин Заключительное слово
Прежде чем подытожить нашу дискуссию, позволю себе короткую, но важную реплику. Принцип "разрешено все, что не запрещено" стране навязан. Это принцип построения выработанной на Западе правовой и поведенческой цивилизационной матрицы. Там запрещается зло. Российская, русская цивилизация опирается на другую, православную традицию, на которой может быть выстроена и национальная правовая система. В ее основе не только "зло запрещается", но и "к добру призывается". Добро становится императивом поведения, построения критериев, построения национальной правовой системы. Почему я так уверенно заявляю, что это принципиальное, основополагающее, иное основание для строительства национальной системы? Потому что нам удалось построить проект новой Конституции, базисом которой является декларация высших ценностей страны, обусловленных традицией и являющихся цивилизационными ключами успешности сложной социальной системы. Сначала они номинируются как правовые понятия. Затем выработанная нами управленческая методология выстраивает всю систему жизнеустройства страны: государственное управление и власть, построение государства как института, построение экономической, политической, гуманитарной, социальной сфер и др.
Мы ко многому привыкли за 20 лет и иногда не ощущаем, что нам навязаны лукавые, уводящие в сторону парадигмы. Стоит их переосмысливать и находить альтернативные. Мне кажется, что сегодня мы этим немножко занимались.
Итак, о чем шла у нас сегодня речь, у всех без исключения? О некотором проблемном поле – поле государственного управления, активизации общества, – которое именуется "национальная система защиты прав и интересов несовершеннолетних" (рис. 1).
Рис. 1. Проблемное поле национальной системы защиты прав несовершеннолетних
Нормативно-правовые регуляционные и организационные механизмы, обычаи и практический опыт – все это своего рода "одеяло" (заштрихованная область на рисунке), которое покрывает проблемное поле, решает или, как минимум, стремится в лице государства, общественных объединений, каждого человека, семьянина найти решения обсуждаемой проблемы.
Жизнь не идеальна, поэтому это "одеяло" покрывает только часть проблемного поля. Но кто же против того, чтобы это "одеяло" расширять и покрывать те проблемные зоны, которые еще существуют и не охватываются государственно-управленческими решениями? Представляется, что все за это (мы не говорим сейчас о каких-либо деструктивных силах, преследующих цели, отличные от национальных интересов России).
Это "одеяло" накрывает множество сфер и подсистем государственного управления. Здесь есть ресурсная подсистема. Без нее в контексте ювенальной юстиции не решить, например, проблему обеспечения жильем детей сирот и детей, оставшихся без попечения родителей. Поскольку на это необходимы ресурсы. Это забота государства, конечно. С одной стороны, она касается проблем экономики, бюджетирования, но с другой стороны – находится в этом проблемном поле.
Кроме того, в этом проблемном поле не может не быть, как отмечалось, государственной молодежной, образовательной, воспитательной политики. Не может не быть номинации ценностей или государственной идеологии, потому что как личность без разума, без ценностного ориентира для целеполагания и поведенческой мотивации, так и народ и страна без этого существовать не могут. Сейчас России навязана жизнь без государственной, общенациональной идеологии – жизнь без смыслов, без ценностей, пронизывающих и правовую систему, и государственно-управленческие порядки, но такая страна нежизнеспособна.
В этом проблемном поле есть и ювенальная юстиция, т. е. специализированная правовая система. В нее входят судебная система и система профилактики. Это процессуально-организационная и правовая часть этого "одеяла". Конечно, необходимо и в этом секторе начать растягивать "одеяло" на проблемные лакуны. Сегодня это происходит в виде эксперимента, фрагментарно, без четкой концепции.
Вместе с тем очевидно, что существует граница национальных интересов страны – проблемного поля в этой постановке вопроса, а за этой границей – еще одно проблемное поле, но проблемное поле геополитических противников России. Сегодня практически все допускают возможность того, что со страной с помощью несиловых средств, информационными, манипулятивными методами, методами выстраивания механизмов пятой колонны ведется борьба. Существует много фактов, а еще больше косвенных обстоятельств, которые позволяют это предполагать [38] .
Ювенальная юстиция в том обозначении, которое характеризует инновационные привнесения, в том числе основанные на грантах, в том числе переведенные с норвежского, швейцарского или иного языка на наш русский, в этом смысле уязвима. Это источник тех тревог, которые звучат и звучат обосновано. Можно ли сегодня видеть, что эти инновационные попытки, с одной стороны, осуществляются с благой целью – закрыть лакуну? Конечно, можно. Бесспорно, нужно совершенствовать имеющиеся институты, нужно анализировать положительный опыт, адаптировать его к нашим условиям. Но ведь ясно, что если это делать неумно, непатриотично, ради получения грантов заглушая свою совесть, то возникают, в метафорическом смысле, некие ядовитые стрелы.
Они поражают уже существующие институты, призванные решать эти проблемы. Семья, традиционные отношения родителей и детей, вся традиция семейной педагогики также поражаются этими стрелами. Это достаточно очевидно.