Наконец, в какой высокой степени охватывающая весь мир, объединенная океаном совокупность рассеянных владений, как Британская империя, в меньшей степени предшествовавшие ей заморские образования с опорными пунктами или крупные опорные части империи, нарушая, проникали в чужеземные панобразования, пока они сами не стали таковыми (пан-Британия, Великая Британия) или таковыми сумели себя сотворить (австралийское Сообщество), об этом свидетельствует любая добротная карта империи, любая из многих, здесь не названных работ, которые рассматривают такое строительство, вероятно лучше всего – статья в "Economist" "The evolution of the colonial empire" ("Эволюция колониальной империи") . Ведь эта статья справедливо напоминает об остатке территории колониальной империи, которая после эволюции крупных доминионов в Британское Содружество наций все еще сохраняется (после принятия новой конституции Цейлона) , которая, раскинувшись по всей планете, считает все же своими основными жемчужинами тропический регион сообразно дополнительным потребностям метрополии. [с.299] Однако primum mobile является "the human factor". Но в этом же месте обнаруживается и нарушающее пересечение с объединяющими местными или обусловленными морем локальными пан-устремлениями, а именно почти со всеми, где сосредоточивается большое затруднение для британского имперского союза. Пан-Азия, пан-Африка, пан-Америка, пан-Европа, все крупные организации частей Света (только не пан-Австралия, которая на 96% британская, но очень малозаселенная); пантихоокеанское движение (в которое искусно включились, но относятся к нему все же с недоверием как на представляющее тайные преобразовательные тенденции, угрожающие империи Индийского моря) и отказ со стороны США гарантировать владения в Атлантике; соображения о надгосударственной организации всех трех Срединных морей: панидеи старейшей христианской церкви, буддизма и ислама, ближневосточные, арабские, паниндийские, великокитайские, ма-лайско-монгольские и советские суждения, даже предстоящая в будущем панафриканская эмансипация – все они так или иначе сталкиваются с этой колониальной имперской цепью, прочные и гибкие узы которой образует следующая за атмосферой по пространственному охвату географическая сила Земли – Мировой океан! [с.300]
ПРИМЕЧАНИЯ
(с.299) "Economist". 28.VII.1928. Р. 164-165.
(с.299) Parliamentary paper. 3131/28.
См. примеч. 6. С. 143. [с.300]
"Лесные малайцы" (малайск.). [с.300]
Левант (фр. – Levant, итал. – Levante – Восток) – общее название стран, прилегающих к восточной части Средиземного моря, в узком смысле – Сирия и Ливан. [с.300]
Англо-японский союз (1902-1921) представлял собой совокупность договоров. Первый договор о военно-политическом союзе между Англией и Японией был подписан в Лондоне 30 января 1902 г сроком на пять лет. Предусматривал "особые интересы" Англии в Китае, а Японии в Китае и Корее Договор был крупной победой японской дипломатии, дававшей Японии возможность начать борьбу с Россией, не опасаясь вмешательства третьих держав. 12 августа 1905 г в Лондоне был подписан второй союзный договор сроком на 10 лет, а 13 июля 1911 г – третий договор. На Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. США добились расторжения этого союза. Его заменило соглашение четырех держав (США, Англия, Япония и Франция) о взаимных гарантиях неприкосновенности их островных владений в Тихом океане. [с.300]
Золотые ворота – пролив, соединяющий бухту Сан-Франциско с океаном. См. также примеч. 9. С. 65. [с.300]
"Первый среди равных" (лат.).
Магеллан Фернан (около 1480 – 1521) – португалец, мореплаватель на испанской службе, совершивший первое кругосветное плавание. Кук Джеймс (1728-1779) – английский мореплаватель, совершивший три кругосветных плавания, исследовал восточный берег Австралии. Перри Мэттью Калбрайт (1794-1858) – американский морской коммодор, добившийся прорыва самоизоляции Японии. [с.300]
Поход Александра Македонского начался в 334 г. до н.э. В результате завоевания Персидского царства Ахеменидов и проникновения в Индию Александр создал мировую империю, простиравшуюся от Дуная до Инда. См. также примеч. 15. С. 225. [с.300]
Заппер Карл – видный немецкий географ, сотрудничавший с Хаусхофером в журнале "Zeitschnft fur Geopolitik". [с.300]
"При рождении" (лат.). [с.301]
Крестовые походы – чисто завоевательные мероприятия, осуществленные под религиозными лозунгами. В результате первого крестового похода в Палестине было основано Иерусалимское королевство по образцу европейских феодальных государств. [с.301]
Направление в буддизме, возникшее в I в. в Северо-Западной Индии. [с.301]
Южная ветвь буддизма с центром в Канди (Шри Ланка). [с.301]
Иеясу (1543-1616) – первый сёгун из династии Токугава, завершил борьбу за политическое объединение феодальной Японии. [с.301]
См. с. 60 данного издания. [с.301]
Речь идет о Теодоре Рузвельте (1858-1919) – тридцать шестом президенте США (1901-1909). [с.301]
Калакауа был королем Гавайских островов с 1874 по 1891 г. [с.301]
Еще закон Джонса (29.VIII.1916), одобренный конгрессом США, предусматривал возможность предоставления Филиппинам независимости только при условии создания стабильного правительства. В последующие годы под влиянием массового патриотического движения на Филиппинах и в соседних с ними районах Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке, начавшегося мирового экономического кризиса США вынуждены были пойти на уступки. Одной из первых акций "нового курса" Ф.Д. Рузвельта было предоставление Филиппинам статуса автономии. Окончательно независимость Филиппин была провозглашена 4 июля 1946 г. [с.301]
Стимсон Генри Льюис (1867-1950) – государственный деятель США, в 1928-1929 гг. – генерал-губернатор Филиппин, в 1929-1933 гг. – госсекретарь. [с.301]
Британское Содружество наций (1931-1947) – объединение в составе Великобритании и ее бывших колоний, получивших независимость. Оформлено Вестминстерским статутом 1931 г., который предусматривал установление суверенитета доминионов в рамках Британской империи. Согласно статуту, законодательство каждого доминиона получало суверенную силу, даже если оно противоречило законам метрополии. Доминионы приобретали право проводить самостоятельную внешнюю политику, решать вопросы войны и мира, включая вопрос об участии в войне на стороне метрополии. [с.301]
ГЛАВА V
МОРСКОЕ ПРОСТРАНСТВЕННОЕ МЫШЛЕНИЕ И ПАНИДЕИ
Море и части морей, разделяющие сухопутные пространства, придают значимость океанским, талассийским, прибрежным мотивам [в отношениях] между государствами лишь на национальной основе и в наднациональной организации; Внутренние и Срединные моря уже способны пробудить имперские идеи, равно как и панидеи. Организация целых океанов ведет к империи Индийского моря, к тихоокеанской позиции Соединенных Штатов: к четырехсторонности (Quadrilateral)! Противоречие между заокеанской силовой и культурной политикой проявляется, например, на Филиппинах, которые служат своеобразным манометром! До сих пор неудача подстерегает только Атлантику в отличие от Тихого океана с его несомненно конструктивной геополитикой!
Однако морской империализм, вооруженный и бряцающий оружием, самопроизвольно не готов возникнуть подобно Афине (Палладе) из головы Зевса, а именно, потрясая трезубцем, сделать мысль о превращении части моря, Внутреннего или Окраинного моря, затем Срединного моря, наконец, Океана или же их совокупности – Мирового океана с его серебряным поясом связующей геополитической силой некоей панидеи. Идея господства над морями развивалась в ходе трехтысячелетней схватки с идеей свободы морей, в конечном счете в грандиозной попытке к соединению обеих. И все же эта мысль о господстве значится также как символ в мудрейших словах римлянина Саллюстия , полагавшего, "что любая позиция силы могла бы утверждаться лишь теми средствами и искусством, благодаря которым она была изначально приобретена". В глубь ранней истории человечества уходит мысль о создании заокеанской Британской империи: к финикийцам, критянам, эллинам в Восточном Средиземноморье, индошумерам в Персидском заливе; к первому разбегу Понтийского царства и пестрому ряду "dominien maris baltici" северо-германцев; к созданию могущественной, охватывавшей Средиземноморье Orbis Romanus и к морской мощи Венедиг (сохранившейся как Венеция!), которую британцы так часто находили родственной по образу мыслей. В таинственном дуализме природа и искусство сотворили на Востоке Старого Света то, что поначалу было Внутренним морем, затем Японским морем и в конце концов стало тем, что японцы назвали Nan-Yo – Южным морем, обширной Японской империей; а между странами Заходящего (Abendland) и странами Восходящего Солнца (Aufgangsland) через Индийский океан прокладывали пути "наездники муссона" – финикийцы, эллины, арабы, китайцы, малайцы, связывая цепи окружавших острова торговых пунктов, на которых поднялось первое океанское окаймление (Umrandung) – [с.302] империя Индийского моря. Позже был переброшен мост через бездну Атлантики к североатлантической империи культуры англосаксов, к строительству иберийских народов в южноатлантической зоне. Задолго до этого россыпь островов в Тихом океане связывала между собой народы и служила путем продвижения культуры. Но первые панидеи на этот счет осуществила Испания лишь в 1514-1570 гг., малайцы и полинезийцы были для этого слишком неорганизованными, морскими бродягами, не обладавшими чувством истории.
Итак, нам остается бегло пройтись по истории, начиная от потока культур Нильской долины и ландшафтов Двуречья (Тигра и Евфрата) и Инда и шедшего в том же направлении, давно иссякшего родственного потока на Мемфис, Ур, Хараппу и Мохенджо-Даро и ретроспективно увидеть в четвертом тысячелетии до нашей эры противостояние морских панидей континентальным образованиям и их прорывы.
"Самое важное, что может быть сказано по поводу отношений между народами" (Ратцель) кроется в этом противоборстве, в поступи твердой суши через прибрежную жизнь к талассийс-кому и океанскому существованию. Многие жизненные формы в процессе этого движения остались мимоходом включенными в прибрежную и талассийскую действительность. Разумеется, при этом всегда устанавливался предел: как далеко простирается в глубь страны обоснованное влияние на Мидгардского змея , на серебряный пояс, на морскую силу, на морскую мощь, т.е. каково так называемое право территориальных вод. Где сухопутному пространственному мышлению части Света удавалось оттеснить его, наконец, бесследно проложить путь обратно в море к другим, не защищенным от грабительских набегов открытым побережьям?
Лорд Пальмерстон , безусловно свободный от стесняющих предрассудков, в последние годы своей жизни предостерегал и предупреждал свою господствовавшую на морях родину относительно Суэцкого канала, полагая, что он обременит ее в регионах Ближнего и Среднего Востока, империи Индийского моря большей континентальной ответственностью, чем могло бы нести островное государство. События последнего времени указали Японской империи границы и рубежи (Корея, Маньчжурия), подобные тем, которые часто открывались старой Венеции в ее связи с terra firma , а позже в родственной форме, но в неизмеримо большем масштабе Британской империи. Полагали, что вместе с графом Гото после тяжелой борьбы можно в конце концов осуществить в Маньчжурии справедливое разграничение с русскими, соединив континентальное и морское влияния: куда труднее с китайцами! Русско-японская линия раздела на основе конвенции 1925 г. нам известна . Однако в пику китайцам К. Хонда говорил в 1928 г. о "Маньчжурии как первой линии [с.303] обороны Японии", а Т. Кикучи – о ней как о "дочери Японии". Где же тут право Китая, направившего в этот район за одно поколение 30 млн… человек в сравнении с 240 тыс. японцев, 160 тыс. русских?
Было бы захватывающе интересно и поучительно установить на основании многих исследований, таких, как исследование Лаутензаха "Mittelmeere als Kraftfelder" ("Срединные моря как силовые поля"), или Мерца "Nord und Ostsee" ("Северное и Балтийское моря"), или мое "Geopolitik des Pazifischen Ozeans" ("Геополитика Тихого океана"), насколько глубоко панидеи, опирающиеся на море или части морей, могли успешно противостоять панидеям, возникшим на суше, при медленном уравнивании сил, или же они не могли больше взять верх. Такая попытка могла бы дать необычайно ценные точки опоры для оценки силы геополитических факторов, способных утвердиться на длительный срок в деяниях и воле по сравнению со средним уровнем. Вероятно, наиболее распространенная ошибка наших атлантов и их школы – представлять исключительные достижения Александра Македонского, Цезаря, Хубилайхана, Наполеона в покорении пространства как само собой разумеющийся, достойный памяти образец. Однако, воспитывая на таких примерах культ героев, можно легко проглядеть главных действующих лиц в грядущем, то, какой огромной мощью и стойкостью сопротивления обладают привычное в пространстве и по форме, долговременная сила геополитики. Океанский человек более открыт судьбоносным учениям, чем косный, континентальный, более проницателен в понимании возможностей пространства. Это является основой способности океанских народов (Ратцеля больше всех поражали малайцы) при крайне малой численности действовать с максимальным эффектом. В этом, вероятно, и основа того, почему имперские образования, равно как и панидеи, опирающиеся на прибрежные и талассийские силы, легче претворяются в жизнь, почему в своем воображении мы отдаем предпочтение охватывавшему Средиземноморье панобразованию в Римской империи перед сравнительно небольшим имперским центром – Ираном. Римская империя с внешней стороны ближе подходит нашей идее панобразования, чем внутренне столь полиморфная первая Великая держава Ближнего Востока, которая все еще и сегодня блуждает в мыслях о будущей консолидации. Перед обширными континентальными картинами по обеим сторонам трассы переселения скифов в так называемые средние века ослабла, правда, никогда не забывавшаяся, а в fascio [итальянском фашизме] вновь возродившаяся римская средиземноморская имперская традиция. До борьбы за Индийский океан и морские империи Европы были малопространственными, хотя, как и венецианская, образцовыми по структуре, так что их стойкость помогла устоять против мощного натиска турецкой силы.
В книге "Границы" (гл. VI) я постарался сопоставить восприятие границы и ее защиты людьми и народами, подверженными [с.304] морскому влиянию, отношение к морю. Читатели найдут там также классически выраженное, совершенно иное отношение морской панидеи, воплощенной лишь в одном отдельном городе, в Венеции, в тексте надписи над порталом ее магистратуры sulle acque – над водой . Исследуя представления европейских стран о связанном с морем государственном и хозяйственном организме, мы еще и сегодня обнаруживаем в них отражение понятий и опыта старой морской державы – Афин, грабительских войн Рима на море и classic frumentaria , но прежде всего беспрецедентного насилия средневековой Венеции в отношении германских имперских городов и их культуры Возрождения с более полнокровной жизнью, чем у избороздивших весь мир англосаксов и близких к ним малай-монголов. Это – большее сродство малоземельных с малоземельными, хотя сам опыт противоположный.
Но такие факты выдают, что слишком односторонняя, в историческом и юридическом смыслах понятная, а в биологическом роковая ретроспективная склонность сильно затрудняет понимание не только современных и будущих океанских панидей (таких, как имперские британские, американские – Соединенных Штатов, англосаксонские культурно-политического Сообщества, тихоокеанские), но и отношение к морю вообще, не понятому, как утверждает Тирпиц, немцем. Безусловно, надо также принять во внимание тот факт, что только еще одна крупная культурная нация – китайская – пережила сходное с немецкой нацией катастрофическое сокращение морского побережья в ходе строительства государственной власти: за одно столетие береговая линия Китая сократилась с 17 тыс. км до 7100 км, а Германии со времени Гогенштауфенов , затем Ганзы, Германского союза, Германо-Австрийского согласия и до настоящего времени с более чем 5000 км до 3300 км, затем 2700 км и, наконец, до немногим более 1000 км. Такие цифры говорят сами за себя!