Поэтому светскость, которая позже разовьется в католических странах, будет отличаться совсем иной радикальностью, направленной, в противоположность протестантизму, на отделение религиозного пространства от пространства публичного и на ограничение веры и религиозной практики частным пространством, которое не должно взаимодействовать с управлением делами города. Это серьёзное различие и сегодня дает о себе знать: грохочут споры и дебаты, посвященные сравнительным достоинствам светскости "по-французски" и англосаксонской "секуляризации", используемым для примирения многочисленных религиозных идентичностей и "возвращения религиозности". Внутри же самой светской Франции в центре этих дебатов обнаруживается проблема возникновения и распространения мусульманских сообществ, которые превращают ислам во вторую религию страны. Этот спор не имел бы смысла, если бы эта религия сама не страдала в настоящее время от сложного, одновременно политического и религиозного, кризиса. "Разлагающее" влияние модерна наносит ей существенный ущерб, оживляя древние расколы, существовавшие внутри самого ислама.
Фундаменталистский кризис ислама – кризис его слабой институционализации
В отличие от католицизма, ислам – это слабо институциализированная в политическом отношении религии, о чём часто не знают или забывают, в том числе и молодежь из мусульманских стран, которой в наибольшей степени коснулся кризис авторитета, описанный нами в третьей главе. Конечно, теория халифата, представляющая царствующего монарха хранителем богооткровенного Закона, может в некоторых отношениях напоминать политическую католическую теологию, согласно которой глава Римской церкви является оплотом единства христиан и всемирным сувереном; точно так же каноническое мусульманское право, шариат, объединяет множество нормативных предписаний, построенных на экзегезе текста Корана, фактов из жизни и деяний Пророка и четырех калифов, называемых "Верными", которые последовали за ним (что выглядит равноценным каноническому христианскому праву, византийскому или римскому, которое некогда точно так же претендовало на регуляцию всех сторон повседневной жизни вплоть до самых мельчайших подробностей).
Однако ислам, так же как и христианство, быстро стал жертвой расколов, исключений и расходящихся интерпретаций сакрального текста. В самом деле, Мухаммед, продолжающий традицию Моисея пророк-законодатель, получивший священный Закон, начал инструментализировать новую религию. В момент его смерти начинается борьба за то, кто станет его преемником и, соответственно, главой новой общины верующих, что привело к главному расколу – на суннитов и шиитов, который сохранился до наших дней (сегодня это противостояние ещё больше обостряется из-за геополитической дестабилизации, с которой сталкиваются мусульманские общества). Шиитская теология пошла по пути развития отсутствующих в суннизме эсхатологических построений, которые поддерживаются верой в святость потомков Али, двоюродного брата и зятя пророка, мученичество его сына Хусейна и в возвращение на землю "скрытого имама" (седьмой и двенадцатый в линии имамов, согласно двум главным шиитским школам).
Расцвет школ толкования и интерпретации Корана придется на либеральный режим багдадских Аббассидов и, в особенно, на халифат Гарун аль-Рашида (766–809 гг.) и Мамуна (814–833 гг.); в них формируется чрезвычайно широкая гамма философско-религиозных мнений. IX век – поистине золотой век исламской цивилизации, открытой греческим, сирийским, персидским и индийским влияниям. Научная и философская любознательность подстёгивается быстротой распространения новой религии: арабские моряки и купцы путешествуют в Индию и на Дальний Восток, Багдад становится культурной столицей всего Востока, Басра, расопложенная у устья Евфрата, становится крупнейшим портом восточной экономики.
Однако теологические состязания кончаются тем, что провоцируют реакцию. Одна из ведущих школ своего времени, мутазилиты, дойдет даже до умаления значимости коранического Откровения и усомнится в его абсолютной трансцендентности; она доказывает историчность текста, интерпретация которого должна, по её мнению, подчиняться не только разуму, но и изменчивым историческим обстоятельствам. Это вело к отрицанию традиции, пусть и такой молодой как ислам, и, соответственно, власти, которую она легитимирует. В Багдаде разгораются кровопролитные политические битвы, ослабляющие власть халифа, который склонялся к позиции мутазилитов. Последние под давлением противников постепенно теряют своё влияние, уступая место гораздо более строгим школам, которые устанавливают догму Корана как абсолютного и трансцендентного божественного Откровения, пытаясь ограничить свободу экзегезы.
Вторжения турков-сельджуков в XI веке упрощают это движение и приводят его к завершению. Завоеватели, люди порядка и авторитета, устанавливают суннизм, сведенный к четырем юридическим школам. Философия впадает в немилость. Доброкачественная линия развития исламской цивилизации, блиставшей и в Андалузии, закрепляется на какое-то время в Египте при Фатимидах, исмаилитской династии (исмаилизм родился из шиизма) магрибского происхождения: они основывают Каир, а также большой университет Аль-Аджар. Однако крестовые походы, за которыми последовали вторжения монголов, приведут к распылению арабского мира, который дал рождение исламу и этой блестящей, хотя и эфемерной цивилизации. В Испании начинается Реконкиста, а европейское Возрождение и открытие Америк вскоре остановит продвижение ислама в Средиземноморье и заставит его отступить.
Исламская цивилизация, вынужденная защищаться и едва сумевшая спастись после разорения, вызванного экспансией турков, поддерживающих всё более буквалистский суннизм, вступает в период преждевременного упадка в той части света, где европейское христианство резко идёт вверх, начав свой непростой путь к модерну. Иначе будет складываться ситуация в Центральной Азии и Индии, где широко распространится тюрко-иранский ислам, который приведет к созданию в этой части мира Империи Моголов.
В мире Средиземноморья упадок и отступление удаётся затормозить туркам-османам. Они захватывают Балканы и даже два раза доходят до врат Венеции, однако их экспансии в итоге кладёт конец значительно выросшая сила России, а также общая модернизация европейских армий и морских сил, начавшаяся в XVIII веке. Также османов ослабят долгие войны, которые они ведут с персидской империей Савфидов (1501–1736 гг.), которая стремится поддержать реставрацию шиизма, чтобы противодействовать османам, защищавшим суннизм. Эти чрезвычайно длительные и унесшие много человеческих жизней войны ослабляют оба этих мусульманских государства, а в выигрыше оказываются европейские державы и Россия, которые захватывают всё больше их территорий на Кавказе и в Центральной Азии.
Военная экспедиция Наполеона Бонапарта в Египет (1798–1801 гг.) также доказывает, что османские территории на другой стороне Средиземноморья открыты для завоеваний. Начинается постепенное расчленение Османской империи, которое будет держать в напряжении западную дипломатию на протяжении всего XIX века, создав пресловутый "восточной вопрос", который окажется источником яростных стычек великих европейских держав, а также конфликтов с Россией, и приведёт к колониальной оккупации почти всех арабских провинций Османской империи (за исключением Йемена и центра Арабского полуострова).
Сегодня на авансцену выходит всё тот же восточной вопрос, особенно в связи с терактами 11 сентября 2001 года и вторжением США в Ирак в 2003 г. В центре живейших споров сегодня, как и вчера, – вопрос ислама, родившегося в семье трёх монотеизмов последним и презираемого западной цивилизацией.
В наши задачи не входит изучение причин молниеносного распространения исламской цивилизации, добившейся за нескольких веков блестящих успехов в самых разных отношениях, её последующего и не менее быстрого упадка, затронувшего по крайней мере средиземноморский бассейн. Однако изложенный нами краткий исторический очерк показывает главное отличие от христианской цивилизации Запада, которая, несмотря на различные злоключения и постоянные внутренние войны (среди которых особенно выделяются религиозные войны), после эпохи крестовых походов вступила в период непрерывного наращивания собственной силы.
Османская империя обеспечит мамелюкскому Египту и обществам Сирии и Месопотамии исключительную политическую стабильность, предохраняя их от новых вторжений вплоть до экспедиции Наполеона Бонапарта. Если школы и религиозные течения, отличные от догматического суннизма, принятого завоевателями, жестоко подавляются (особенно шииты, друзы и алауиты), различные христианские церкви официально признаются и даже пользуются уважением. Османы доведут до совершенства режим дхиммы, следующий религиозным предписаниям Корана и заставляющий мусульман соглашаться с присутствием христиан и иудеев внутри их собственного общества, если такое присутствие не приводит к борьбе с исламом и к его критике; от самих же христиан и иудеев требуется лишь выплата налога, который освобождает от всякой добровольной или принудительной службы в армии, что было довольно важным преимуществом.
Ислам приспособляется не только к присутствию христиан и иудеев, отношение к которым предписывается Кораном (исключающим, впрочем, мир и любые соглашения с язычеством): экзегеза придёт к выводу, что и зороастрийцы, чья религия господствует в Персии и распространяется вплоть до Индийского континента, – это "народ Книги", с которым позволительно вместе жить; точно также будет впоследствии решён вопрос о сосуществовании с различными религиями Индии, Малайзии и Индонезии. Такое согласие с религиозным плюрализмом, характеризующее ислам на протяжении всей его истории и в большинстве тех регионов, где он приобретает господствующее положение, может удивить нас, если сравнивать его с недавними фактами регресса в этой религии. Однако оно остаётся неоспоримым историческим фактом, контрастирующим с отказом от такого плюрализма в тех обществах, где христианство не только господствовало, но и стало единственной религией, исключив все остальные.
Но подобно институциализированному христианству, суннитский ислам, начиная с X века, отказывается от плюс рализма мнений, касающихся самой религиозной догмы, хотя некоторое время при Аббассидах такой плюрализм поддерживался. С XI века устанавливается мнение, что задача религиозной экзегезы решена, и в это время закрепляются четыре школы интерпретации шариата (шафиитская, ханбалитская, маликитская и ханафитская), названные по именам их основателей-правоведов, а философия безоговорочно осуждается Аль-Газали (1058–1111 гг.). Поэтому когда в XIX веке и в первой половине XX века многие религиозные реформаторы в Египте и, главным образом, в Сирии попытаются обновить шариат, а в Османской империи, пришедшей в упадок и испытывающей давление со стороны европейских держав, будет вводиться современное законодательство, никакая центральная религиозная власть не сможет санкционировать все эти реформы и легитимировать их. Возникнет сопротивление этим изменениям, так что традиционализм, фундаментализм и буквальное прочтение Корана и шариата закрепятся, а в наши дни даже расцветут под влиянием благоприятных геополитических обстоятельств, которые мы уже описывали.
Этот застарелый паралич религиозной исламской экзегезы в суннитском исламе станет, судя по всему, одной из причин его политического упадка, связываемого некоторыми арабскими мыслителями с различными тюркскими завоевателями. Другой причиной может быть весьма слабая институционализация этой религии, если сравнивать с тем, как развивалось христианство, где борьба между религиозной властью и гражданской оказалась, несомненно, главным фактором модерна. Вопреки устоявшимся представлениям, в исламе после смерти Пророка не было религиозной власти: халифы должны утвердить власть религиозного закона (шариата), который будет постепенно развиваться под влиянием византийских и персидских институтов, господствующих в тот период в этой религии. Однако правители (халифы или султаны) не имеют ничего общего с Папой или монархом, правящим в согласии с божественным правом, у которого есть потребность в легитимации со стороны духовной власти. Власть в мусульманских обществах всегда оставалась в руках мирян, тогда как знатоки закона (улемы) не имели никакой функции в политическом порядке, ограничиваясь вынесением суждения по поводу гражданских или торговых дел, в каковом они опирались на текст Корана и ту или иную правоведческую школу.
Зато шиизм, возродившийся в XVI веке благодаря вои царению династии Савфидов в Иране, которая использует это течение, чтобы успешнее сопротивляться османской экспансии, остался плюралистичным: сохранились разные доктринальные школы, возрождающиеся в Иране, Ираке, Ливане и Йемене. Вплоть до религиозной революции имама Хомейни в Иране в 1979 году все эти школы мало занимались политикой либо обращались к ней лишь тогда, когда светская власть чересчур ослабевала, например в XIX и XX веках, когда усилилось давление крупных европейских стран, стремившихся установить контроль над экономикой царства. В отличие от суннизма, шиизм сумел сохранить свободу экзегезы, плюрализм мнений и школ, что наделило его динамикой, утраченной суннизмом. Что касается так называемой системы "вилайа факих", введённой имамом Хомейни в 1979 году в Иране, которая требует надзора религиозных вождей над политической властью, то она представляет собой неслыханное нововведение, вдохновляющееся современным конституционализмом и оспариваемое многими шиитскими улемами.
Итак, дело, скорее, именно в довольно низком уровне институционализации мусульманской религии, а не в самой её сущности, ригидности или интеллектуальной скудости, которые ей якобы свойственны. Сам халифат, теория которого из-за отсутствия каких-либо отсылок к системе власти в тексте Корана опирается одновременно на Византию и сасанидскую Персию, окажется эфемерным образованием. Мусульманская Андалузия первой отколется от багдадского халифата, который с конца IX века постепенно утрачивает реальную власть. Затем создавались различные политические режимы (султанаты), противоборствующие и почти всегда столь же недолговечные как формы правления. Гораздо позднее только османы, Савфиды и Империя Моголов станут устойчивыми политическими структурами, включающими в себя множество этнических групп, языков и разных религий, что сделает их особенно уязвимыми для экспансии европейских наций, становящихся все более сильными и гомогенными.
Фундаменталистское проявление ислама, зеркало геополитики и провалов в развитии
Волнения в некоторых мусульманских обществах, проявляющиеся сегодня насилием и терроризмом внутри самих этих обществ, где насилию подвергаются сограждане-мусульмане, представители других конфессий или же выходцы из западных стран, в определённом смысле напоминают волнения в России во второй половине XIX века, ставшей периодом беспрерывных терактов. В идейном плане напряжения и распри, разрывающие арабскую, турецкую или иранскую политическую мысль, которая поделена между модернистами и традиционалистами, напоминают оживленные споры "славянофилов" и "западников", сторонников сохранения русской души, её религиозных свойств и её мистицизма, и сторонников ускоренных социально-политических реформ, выстраиваемых по образцу институтов крупных европейских наций. Но также они напоминают и конвульсии западного христианства времен Средневековья: как и тогда, религиозный текст Откровения постоянно подвергается буквалистскому и фундаменталисткому прочтению, которое должно помочь в разных битвах.
Первая из этих битв – с западным империализмом, считающимся хищническим, материалистическим и притесняющим. Исламисты поддерживают, особенно в арабском мире, восстание разных слоев мусульманских обществ (и разных социальных классов) против западного господства, обусловленного, что мы ещё будем обсуждать, банальными экономическими и политическими соображениями. Они приводят разные религиозные доводы: Запад не признает коранического послания, которое утверждает и заново обосновывает монотеизм, извращённый политеизмом, который якобы закрался в христианский догмат о Троице. Христиан считают, таким образом, "ассоциаторами", поскольку они привязывают к единому и всемогущему Богу других богов, Христа и Святого духа. В них видят потомков крестоносцев, которые продолжают дело своих предков и снова пытаются захватить землю ислама, включая и самые святые для него места, Мекку и Медину (американские войска присутствуют в центре Арабского полуострова с 1990 годов), а также эн-Наджаф и Кербелу, шиитские святыни в Ираке, оккупированные в 2003 году. Наконец, с точки зрения арабских или мусульманских обществ, Иерусалим был захвачен и оккупирован евреями, вступившими в сговор с "новыми крестоносцами", что выразилось в многосторонней, экономической и политической, поддержке, которая оказывалась государству Израиль со стороны США и Европы. В таком случае еврейское сообщество, с которым, впрочем, мусульманские общества могли веками мирно сосуществовать (в Испании, в Северной Африке или на Ближнем Востоке), можно считать прямыми потомками евреев Медины времен Пророка, которые нарушили союз с ним, пытаясь подорвать его власть над городом, давшим Мухаммеду прибежище после его отъезда из Мекки.