После прихода Брежнева в ЦК роль второго секретаря оспаривали Михаил Андреевич Суслов н Андрей Павлович Кириленко. Они оба заняли кабинеты на пятом этаже главною здания ЦК, то есть сидели на одном этаже с Брежневым. Это зримо подчеркивало их аппаратный вес. Первые брежневские годы они сражались за право быть рядом с генеральным и рвали друг у друга полномочия. Леонид Ильич не спешил отдать одному из них пальму первенства. Это порождало дополнительные трудности для аппарата.
Андропов пребывал в растерянности: согласовав вопрос с Сусловым, он должен был решить его и с Кириленко, чтобы избежать неприятностей. Но Андрей Павлович мог дать указание, прямо противоположное сусловскому, и тогда
Андропов и вовсе оказывался в дурацком положении, не зная, чей приказ выполнять.
Валентин Михайлович Фалин, бывший посол в ФРГ и бывший секретарь ЦК по международным делам, пишет: "По интеллекту он резко выделялся против других членов руководства, что, пока Андропов пребывал на вторых-третьих ролях, ему не всегда было во благо. Безапелляционность суждений и наглое поведение коллег его обезоруживало, обижало, побуждало замыкаться в себе. Отсюда весьма сложные отношения у Андропова с другими членами политбюро, когда он сам вошел в его состав, а также с ведущими министрами..."
И когда он стал председателем КГБ, ему все равно приходилось лавировать среди сильных мира сего. Конечно, глава комитета госбезопасности - личная номенклатура генерального секретаря, ни перед кем другим он не отчитывался. Но в решении многих вопросов Андропов зависел от секретарей ЦК. И не мог позволить себе забывать об остальных членах политбюро. Его бы быстро съели.
Труднее всего было находить общий язык с Кириленко и Сусловым, которые не ладили между собой и не очень любили Андропова. Что поддерживал один, валил второй. Когда Суслова не было - уходил в отпуск или болел, секретариат ЦК вел Кириленко и иногда даже отменял решения, одобренные Сусловым. А все основные практические, В том числе кадровые, решения принимались на секретариате ЦК. Это уже потом, вступая в спор с кем-то из коллег, Андропов научился мягко, но с уверенностью в голосе произносить:
- Я тоже не последний человек в государстве...
Поклонники Андропова считают, что их шеф после прихода к власти Брежнева сильно переживал из-за того, что в стране происходит консервативный поворот, отход от решений антисталинского XX съезда. Скорее Андропов переживал из-за того, что его не замечали, нервничал и опасался, что с ним вообще расстанутся. Он старался понравиться Брежневу, но не знал, как этого добиться.
Георгий Арбатов вспоминает, что Андропов очень расстраивался, даже терялся, когда его критиковало начальство. Он боялся начальства. В январе 1965 года на президиуме ЦК обсуждалась советская внешняя политика. Андропову сильно попало за недостаток классового подхода. Особенно резко его критиковали Шелепин и Косыгин, занимавшие во внешней политике жесткие позиции. Андропов попал в опалу. Эти переживания обошлись ему дорого.
Летом 1966 года его положили в Центральную клиническую больницу с диагнозом "гипертоническая болезнь, инфаркт миокарда". Там, на больничной койке, он отметил слое пятидесятилетие. Это было дурное предзнаменование. Отлежавшись, он почувствовал себя хорошо, но изменения в кардиограмме пугали врачей. Медики предложили перевести Андропова на инвалидность. Это означало конец политической карьеры.
Именно тогда к Андропову привели молодого тогда кардиолога - Евгения Ивановича Чазова, который со временем станет академиком и возглавит 4-е главное управление при Министерстве здравоохранения СССР - кремлевскую медицину.
Чазов, известный работами в области диагностики и лечения инфарктов миокарда, пришел к выводу, что ни инфаркта, ни гипертонической болезни у Андропова нет. И оказался прав. Исследования показали, что опасные симптомы - результат тяжелой болезни почек и реакции надпочечников. Чазов правильно подобрал лекарства, и через несколько дней кардиограмма нормализовалась.
Андропов, пролежав несколько месяцев в больнице, вернулся к работе и весной 1967 года считал себя здоровым человеком. Постепенно у него наладились отношения с Брежневым, который оценил его как знающего человека, который незаменим при сочинении различных выступлений. Первые годы на посту генерального секретаря Леониду Ильичу пришлось трудно. Он должен был выработать позицию относительно множества вопросов внутренней и международной жизни. В одиночку это была непосильная работа. Ему понадобились надежные люди. Андропов вошел в их число. Именно Андропову Брежнев доверил ключевой пост в государстве.
Назначение в КГБ было для Андропова сюрпризом, утверждал тогдашний брежневский помощник по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов. После разговора о новой должности Андропов вышел из кабинета Леонида Ильича совершенно ошарашенный.
Александров-Агентов, находившийся в приемной генерального секретаря, спросил:
- Ну что, Юрий Владимирович, поздравить вас? Или как?
- Не знаю, - обреченно ответил он. - Знаю только, что меня еше раз переехало колесо истории.
Юрий Владимирович, похоже, искренне не хотел этого назначения. В те годы перейти из секретарей ЦК в председатели КГБ считалось понижением. Хрущев сознательно понизил уровень ведомства госбезопасности, при нем председатель комитета Владимир Ефимович Семичастный был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Андропов в тот момент и не догадывался, что эта должность сделает его одним из самых влиятельных в стране людей и со временем приведет в кресло генерального секретаря.
Бовин и Арбатов послали ему на Лубянку шуточное стихотворение:
Сказал кто "А", сказать тот должен "Б". Простая логика - и вот Вы в КГБ. Логично столь же, если из Чека Все та же логика Вас возвратит в ЦК.
Находчивый Юрий Владимирович ответил им в том же стиле:
Известно: многим Ка Гэ Бэ,
Как говорят, *не по губе".
И я работать в этот дом
Пошел, наверное б, с трудом,
Когда бы не случился впрок
Венгерский горестный урок.
Когда на заседании политбюро Брежнев предложил назначить Андропова председателем КГБ, Юрий Владимирович, еще не смирившийся с новой должностью, промямлил:
- Может быть, не надо этого делать? Я в этих вопросах не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту трудную работу.
Разумеется, его слова все пропустили мимо ушей. С основными членами политбюро Брежнев договорился заранее. Фигуры помельче не смели и слова сказать - раз генеральный секретарь решил, значит, так и будет.
По словам его верного помощника Крючкова, Андропов узнал, что станет председателем КГБ, только в тот день, когда ему было сделано такое предложение. Крючков считал, что Брежнев убрал Андропова из аппарата ЦК, дабы сделать приятное Косыгину. У главы правительства и Андронова отношения складывались крайне сложно. У них была какая-то личная несовместимость. Вот типичный случай.
6 февраля 1973 года на заседании политбюро обсуждалась записка секретаря ЦК Кириленко о внешнеэкономической деятельности (см.: Новая и новейшая история. 2004. № 6). Андрей Павлович выражал недовольство тем, что министры и их заместители слишком часто ездят за границу и манкируют основной работой.
Секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев поддержал записку:
- Даже представители заводов и институтов тоже теперь запросто ездят за рубеж, устанавливают собственные связи. Надо этому положить конец, поставить под контроль центра.
Андропов с позиций своего ведомства заметил, что ведомства нарушают порядок обязательного представления отчетов о беседах, которые имели место во время зарубежных поездок.
Косыгин то ли невнимательно слушал дискуссию, то ли Андропов вызывал у него стойкое отторжение, но, во всяком случае, он набросился на Юрия Владимировича за то, что говорил Петр Демичев.
- Это совершенно нормально, - говорил глава правительства, - что предприятия и институты напрямую общаются между собой. С нашего разрешения, разумеется. А все заузить на центр - это мы потонем, да и вообще это абсурд.
"Андропов слушал, слушал, - описывает эту сцену работавший в международном отделе ЦК Анатолий Черняев, - встал и своим комсомольским голоском заявил, что ничего этого он не предлагал, это предлагал "вот он", и показал пальцем на Демичева. Тот вскочил и стал путано доказывать, что он не то имел в виду..."
Вот на таком уровне обсуждались вопросы в политбюро, высшем органе власти. В аппарате главы правительства Андропова считали врагом Косыгина, который сознательно атакует все его идеи и предложения.
"Если Андропов считал себя профаном в экономике и не скрывал это, - вспоминал бывший помощник главы правительства Борис Бацанов, - то не совсем понятно, почему он на заседаниях политбюро вступал в горячие споры с Косыгиным по вопросам готовившейся тогда экономической реформы.
Возможно, он выполнял роль цековского оппонента Косыгину, опираясь при этом на группу ученых-консультантов из аппарата ЦК. Испытывали, так сказать, на прочность косыгинекие позиции".
Конфликт между ними имел явную политическую подоплеку: Андропов говорил помощникам, что предлагаемые Косыгиным темпы реформирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву социально-политического строя. Иначе говоря, Андропов боялся даже косыгинских реформ, более чем умеренных и скромных! Как же после этого всерьез полагать, что Андропов, став в 1982 году генеральным секретарем, собирался реформировать наше общество?
Но Брежнев пересадил Андропова из ЦК в кресло председателя КГБ для того, чтобы сделать приятное не Косыгину, а себе самому. Леонид Ильич очень хорошо разбирался в людях, точно определял, кто ему лично предан, а кто нет. Нелюбовь же Андропова к Косыгину Брежнева больше чем устраивала.
Поскольку Андропов не руководил крупной парторганизацией, он не имел поддержки в стране, своего землячества. Всегда ощущал себя неуверенно. Одиночка в партийном руководстве. Это определяло его слабость. Но для Брежнева в 1967 году это было очевидным плюсом, ему и нужен был на посту председателя КГБ человек без корней и связей, спаянной когорты, стоящей за ним. Андропов был полной противоположностью Семичастному.
СО СТАРОЙ ПЛОЩАДИ НА ЛУБЯНКУ
Брежнев, едва став руководителем партии, искал повод сменить руководителя КГБ. Он опасался самостоятельного и решительного Семичастного с его широкими связями среди бывших комсомольцев. Когда в марте 1967 года находившаяся в Индии дочь Сталина, Светлана Аллилуева, попросила в американском посольстве политического убежища, желанный повод появился.
18 мая на политбюро Брежнев вынул из нагрудного Кармана какую-то бумажку и распорядился: Позовите Семичастного. Обычно самоуверенный председатель КГБ, который не знал, но какому вопросу его пригласили, казался растерянным.
Брежнев объявил:
Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном. А что обсуждать? - удивился Владимир Ефимович.
- Есть предложение освободить вас от должности председателя КГБ в связи с переходом на другую работу, - объяснил Брежнев.
- За что? - потребовал объяснений Семичастный. - Со мной на эту тему никто не разговаривал, мне даже причина такого перемещения неизвестна...
- Много недостатков в работе КГБ, плохо поставлена ртиедка и агентурная работа, - последовал грубая отповедь Брежнева. - А случай с Аллилуевой? Как это она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США? Так что вопрос решен - поедете на Украину.
- Что мне там делать? - возмутился Семичастный. Первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Ефимович Шелест повернулся к нему:
- Мы вам там найдем работу.
- Что вы мне должны искать, Петр Ефимович? - не сдавался Семичастный. - Я состою на учете в парторганизации Москвы, а не у вас. Почему же вам искать мне работу? Я член ЦК КПСС, а не ЦК компартии Украины, не надо путать эти вещи.
Но его уже никто не слушал. Вопрос был решен. Новым председателем КГБ сразу же был утвержден секретарь ЦК Юрий Владимирович Андропов.
(Андропов, кстати говоря, запомнил, как дорого обошлась его предшественнику история с поездкой за границу Светланы Аллилуевой.
Внучка Сталина, дочь его старшего сына Якова Джугашвили, погибшего в немецком плену, Галина, вышла замуж за гражданина Алжира Хосина Бенсаада. У них родился сын Селим. Раз в год Галина присылала мужу приглашение, и он приезжал в Советский Союз повидать жену и ребенка. Наконец ока не выдержала и обратилась к Брежневу с просьбой разрешить и ей тоже раз в год вместе с ребенком ездить к мужу в Алжир.
Андропов сказал "нет", и ЦК согласился с председателем КГБ. Зато мужу внучки Сталина в порядке исключения разрешили приезжать в Советский Союз не один, а два раза в год...)
На политбюро утвердили комиссию по передаче дел в КГБ. В комиссию вошли секретарь ЦК Андрей Павлович Кириленко, председатель Комитета партийного контроля Арвид Янович Пельше, первый заместитель председателя Совета министров Кирилл Трофимович Мазуров, а также Андропов и Семичастный.
Семичастный вернулся на Лубянку. Этот день круто изменил его судьбу, можно сказать, это был самый длинный день в его жизни. Почти три десятилетия спустя пересказывал мне события в мельчайших деталях. Он помнил все.
Войдя в кабинет, он пригласил двух своих заместителей и стал им рассказывать, что произошло на политбюро. Всего у него было четыре заместителя. Но один лежал в больнице, другой уехал в Ленинград выступать на партийном активе. Должен был ехать Семичастный. Но в ЦК его неожиданно попросили воздержаться от поездки...
Через полтора часа после заседания политбюро в кабинет председателя заглянул порученец из приемной:
- Товарищ генерал, в здании члены политбюро!
- Сколько их там?
- Много!
- Где они сейчас?
- Вошли через ваш подъезд. С площади Дзержинского в старое здание КГБ заходили только председатель и его заместители.
- Приглашай их сюда, в кабинет, - распорядился Семичастный.
Появились Кириленко, Пельше, Мазуров, Андропов.
- О, так вы тут чаек пьете! - вроде как с улыбкой произнес Кириленко. - Можно к вам присоединиться?
- Пожалуйста, располагайтесь, - предложил Семичастный - Можно и другое гостям предложить, если пожелаете. Это ведь комитет госбезопасности,..
От крепких напитков члены политбюро отказались. Семичастный поинтересовался у Кириленко:
- Что случилось?
- Вот, дела пришли принимать. Вы же были на политбюро, нее слышали.
Испугались, понял Семичастный.
Вы что, думаете, я ночью заговор учиню? До утра подождать не можете? У меня же здесь второй дом - и документы, и книги, и костюмы, и рубашки, и галстуки... Я утром прихожу в одном, днем в погонах, вечером - на прием - опять переодеваюсь. Мне же все это собрать надо и отвести домой. Вы ведь меня не предупредили за неделю.
Эта речь их не смутила. У них уже весь сценарий был рисписан. Кириленко попросил собрать коллегию КГБ. На это ушло часа два. Был уже вечер, начальники управлений по дачам разъехались.
Семичастный сказал Кириленко:
- Что же у вас за подход к кадрам такой? Неужели не могли со мной посоветоваться о моей будущей работе? Неужели я не заслужил того, чтобы меня спросили, подходит мне работа или не подходит? Я вот приду домой, там два комсомольца - сын и дочь. Мне же им что-то надо объяснить.
Андропов вдруг подал голос;
- А я что своим объясню? Семичастный его обрезал:
- Юрий Владимирович, зачем вы это говорите? Ваши поймут, что вас выдвинули на значительно более важный пост. Что, ваши дети не разберутся, куда вас выдвинули? А вот я своим объяснить не смогу...
Эта перепалка продолжалась, пока съезжались члены коллегии. Начальник секретариата председателя докладывал, кто уже здесь, а кого нет. Решили пригласить - помимо членов коллегии - начальников отдельных управлений и отделов, непосредственно подчиненных руководству комитета.
Андропов заметил:
- Надо, чтобы Цинев обязательно был.
Георгий Карпович Цинев, начальник третьего управления (военная контрразведка), не был членом коллегии КГБ, зато он принадлежал к кругу личных друзей генерального секретаря - днепропетровские кадры. Они с Брежневым работали вместе еще до войны. Семичастный решил, что Цинев был нужен на заседании, чтобы в случае чего слово нужное сказать, поддержать назначение Андропова.
- Цинев в госпитале, - объяснил Семичастный. - Ему операцию сделали.
- Нет-нет, не сделали, - поправил его Андропов.
- Юрий Владимирович, если вы приехали с готовым списком, кто должен прощаться со мной, тогда вы и командуйте!
Андропов замялся.
Начальник секретариата по громкой связи доложил, что Цинева нет. Арвид Пельше, которого срочно отозвали из Праги - он был там в составе делегации, устало предложил:
- Давайте без Цинева!
Упрямый Семичастный проявил характер:
- Нет, раз есть указание провести коллегию с участием товарища Цинева, то надо обязательно так и сделать.
Минут через десять доставили и Цинева.
Председательствовал на коллегии Кириленко. Пельше как старейшине было поручено доложить решение политбюро.
- Владимир Ефимович давно работает, - скучным голосом сказал Пельше, - политбюро решило перевести его на другую работу. А вместе него рекомендуется Юрий Владимирович Андропов. Вот он здесь присутствует, просим любить и жаловать.
Кириленко попросил членов коллегии оказать всяческую поддержку Юрию Владимировичу, чтобы он мог быстрее освоиться в новом для него деле. Затем он предложил Андропову занять председательское место. Юрий Владимирович был краток, он призвал всех к дружной работе и обещал в ближайшее время познакомиться с каждым из руководителей.
После этого члены коллегии разошлись.
Кириленко сказал Семичастному:
- Пиши шифровку всем резидентам нашей разведки. Семичастный возразил:
- А чего я буду о своих похоронах оповещать? Пусть новый председатель пишет.
- Он еше не знает, как это делать.
- Все он знает! А потом, есть секретариат, помощники. Зачем самому сидеть, рисовать? Дайте команду. Шифровки надо отправить не только резидентам, но и начальникам управлений областей. Такой-то сдал, такой-то принял. - Туг Семичастный спохватился: - А чего вы шум подняли, когда еще нет указа президиума Верховного Совета? Меня указом назначали, указом и снять должны, и Андропову указ нужен.
Семичастного успокоили:
- Указ сейчас будет.
А откуда он может взяться, если все члены президиума Верховного Совета разъехались по республикам? Тем не менее буквально через двадцать минут появился порученец КЗ секретариата: приехал фельдъегерь.
- Пусть заходит, - разрешил Семичастный. Принесли пакет с указом.
Андропов у Семичастного ничего не спрашивал, попросил ключи - и все. Кириленко хотел сразу после коллегии Семичастного выпроводить: можешь уезжать.
Владимир Ефимович возмутился:
- Позвольте, мне еще надо с бумагами и с вещами разобраться.