Учитель в системе становления выдающейся личности
Не секрет, что учителя очень часто играли роль чудесных акушеров в жизни появляющихся на свет новых выдающихся личностей. И неважно, в какой форме они представали, чтобы передать знания о природе вещей, внушить какую-либо идею или помочь сформулировать стратегию. Все же существующие в истории примеры показывают не столько неоценимое значение учителей, сколько пути их появления, продолжительность и время взаимодействия с будущими знаменитостями. Наблюдатель или исследователь влияния учителя должен обратить внимание прежде всего на эти нюансы, не отодвигая в тень личности учителя и ученика.
Тут беспристрастные наблюдения могут сослужить гораздо бо́льшую службу, нежели трогательное перечисление сотен магических встреч, которые высекли волшебные искры из соприкоснувшихся личностей и вырвали из тени времени и пространства новые лица великих людей. Полученные одними и переданные другими реальные, утилитарно-прикладные или фундаментальные знания всякий раз могут быть без особых колебаний отодвинуты на второй план. Любопытно, например, что, по мнению крупнейшего специалиста в области НЛП Роберта Дилтса, гений Аристотеля был следствием его обучения в афинской Академии у Платона и Сократа и интереса к биологии и научному знанию, которые он унаследовал от своего отца, придворного медика. Сам же Аристотель стал судьбоносным наставником другого выдающегося человека, повлиявшего на ход истории. И хотя Александр Македонский получил идею завоевания мира от отца, можно с высокой степенью ответственности говорить о непосредственном влиянии знаний Аристотеля на формы воздействия самого Александра на завоеванный мир. Но попробуем извлечь из этих фактов нелинейный смысл. Как сообщают источники, царь Филипп пригласил Аристотеля, когда будущему завоевателю было около семи лет, и занятия продолжались до достижения им шестнадцати. Отец считал, что сыну пора приобщаться к государственному управлению, то есть знания должны найти практическое применение. Стало быть – и это главное в их взаимодействии – обучение было жестко мотивировано. Ведь и сам Александр прекрасно знал, для чего он учится. Если к этому еще добавить развитый опытным учителем неподдельный интерес к Ахиллу и Гераклу, ребяческую радость познания мира, можно понять уровень влияния учителя. Есть еще один резкий штрих, упрямо выпирающий из общего рисунка общения двух знаменитых людей. Аристотель к моменту встречи с Александром являл собой сформированный тип творческой личности, конструктивной, живущей не только в согласии с собой и своими принципами, но и несущей созидательное начало. И учитель сумел частично пробудить мечтательную романтику, заложить зерно позитивно-конструкторского духа в характер Александра, вольного и беспечного при развратно-деструктивном влиянии двора филиппа, ядовитого по сути разрушителя, создать притягательную оптическую иллюзию мироздания.
Конечно, втиснутое в Александра до семи лет не изменило его общей деструктивности, однако пробудило в душе противоборство демонов, что и привело в конце концов к заметному уравновешиванию разрушений и созидательной государственной деятельности на протяжении всего короткого жизненного пути воителя.
Совсем иное дело, когда речь идет о воздействии, скажем, легендарного Сенеки Младшего на кровавого Нерона. Этот пример – яркое свидетельство того, что, говоря о роли учителей, необходимо принимать во внимание как возраст учеников, так имеющийся в их бессознательном осадок прошлого. В самом деле Нерону, которому шел двенадцатый год, уже многие годы являлся сатанинский дух. Когда надменная, властолюбивая мать шептала малолетнему сыну о его царственном предназначении, перед его глазами вставали жуткие сцены насилия и смерти, а в нем самом жил жуткий страх быть истребленным. Бесхитростные первые воспитатели будущего отцеубийцы Анникет и Берилл (танцовщик и цирюльник) уже внесли свою лепту: они открыли перед пугливым мальчиком двери в грязную камору, где обитал лукавый, невзыскательно-гадливый плебс, склонный к изворотливости и предательству. К моменту, когда к будущему принцепсу явился измотанный несправедливым изгнанием именитый ученый, Нерон уже не раз заглядывал в преисподнюю. Сенека обнаружил давно сформированный скверный характер, червивую, изъеденную неисправимыми пороками душу подростка. Да и властительница Агриппина потребовала не воспитания и учебы, но практической подготовки к властвованию. Стоит ли удивляться, что усталый и одновременно жаждущий славы философ не сумел справиться с задачей; но, пойдя на хитрость, начав управлять империей путем замысловатых манипуляций своим учеником, он стал рыть собственную могилу.
Есть и другие примеры раннего воздействия. Так, вряд ли известный император Рима Марк Аврелий стал бы еще и знаменитым философом, если бы в детские годы его прадед Катилий Север не окружил ребенка многочисленными домашними учителями. На обучение не жалели средств, и именно учителя, которые в ранние, формирующие годы превратились в лучших друзей и спутников, создали у ребенка стремление познать высшие истины, проникнуть в суть мироустройства и поведения человека. Для Рима, утопающего в роскоши и стимулирующего себя деструктивными раздражителями в виде крови и разврата, этот пример символичен. Ибо никакие развлечения с жестокостью и насилием не увлекали Марка Аврелия, – он подчинил себя иным целям и следовал этому всю жизнь.
Если вести речь о раннем воспитании и образовании Юлия Цезаря, то невозможно не обратить внимание на его учителя – одного из самых именитых и талантливых наставников того времени, автора сочинения "О латинском языке" Марка Антония Гнифона. Не обойтись тут без заслуженного дифирамба и его матери, потому что знаменитый учитель появился в жизни юного Цезаря благодаря приглашению Аврелии. Харизматичный воспитатель сумел привить молодому аристократу вкус к правильному и колоритному языку, дал ключ к пониманию литературы, философии, истории. Благодаря Гнифону Цезарь воспылал страстью к постижению тайн ораторского искусства, в котором нашел много новых возможностей, среди которых могучее оружие асимметричного противодействия легкомысленным мечам. После весомого Гнифона влияние на честолюбивого юношу родного дяди Гая Мария уже было совсем иным, чем если бы не существовало учителя. Цезарь жаждал стать таким же торжествующим триумфатором, но он уже видел недостающие Марию изысканность, размах, масштабы деятельности после достижения власти. Благодаря учителю Цезарь вышел из сковывающих рамок клише, и тут даже непродолжительное общение с Гнифоном можно расценивать как сыгравшее решающее значение. Главным образом в силу могучего влияния матери, заложившей в его натуру основы сверхчувствительного восприятия происходящего, вкус и цепкость. Но потенциал создавать новые аранжировки – это вклад олимпийца Гнифона.
Индивидуальные системы приобретения знаний
Очень многие выдающиеся личности попросту отказались от любой формы коллективного обучения, очевидно, считая ее ущербной для собственного роста. Такие крупномасштабные исторические персоны, как Джек Лондон, Уолт Дисней, Билл Гейтс, Генри Форд, Иосиф Бродский, Айседора Дункан, Коко Шанель не утруждали себя учебой в привычном смысле слова. Но это вовсе не значит, что они игнорировали систему знаний как универсальный кладезь мудрости. Они попросту демонстрировали другой подход к приобретению необходимой информации и ее анализу. Их одержимость приводила к более насыщенной жизни, движению в ускоренном темпе, они жили на других скоростях по отношению к обычным людям, потому учеба по средним меркам была для них нетерпимой. Не они были неспособны к учебе, учебные заведения были не в состоянии удовлетворить их запросы. Для таких людей может существовать только одна форма обучения – самостоятельное приобретение необходимых знаний. Кроме того, их жизненный опыт подтверждает справедливость еще одной немаловажной истины. Многие серьезные исследователи не раз высказывали предположение о том, что избыток формального образования подавляет творческий потенциал. Обычное обучение предназначено для среднего человека, и если кто уже надел на себя маску гения, включился в борьбу за высшие достижения, его будет бесить все слабое, несовершенное, медлительное, принадлежащее к области среднего и серого. Возникает ситуация, которая сродни физиологии человека: пот и сопутствующая грязь забивают поры пытливости, ввергая в рамки обыденности, уравнивая в возможностях с толпой. Любая формализованная система – это рамка, узкий коридор, шаблон. Гений же всегда силен склонностью к необычному, неожиданному маневру, непредсказуемости и парадоксальности мышления. И тут, в самом деле, стандартизация, свойственная школам и университетам, по большей части выступает преградой развития одаренности, нежели стимулом.
Первым примером, пожалуй, может служить Альфред Нобель‚ который всего лишь год посещал школу. "Слабое здоровье делало из него отшельника, одиночку", – свидетельствует Орландо де Руддер. Но Альфред, младший из троих сыновей, стал потрясающим полиглотом, который всегда поражал окружающих необыкновенными и глубокими познаниями в различных областях. Усиленная мотивация к учебе была рождена обостренным желанием компенсировать физическую хилость и слабое здоровье. Он настолько преуспел в языках, что позже написал несколько произведений на чужом для него английском‚ а способность великолепно излагать мысли на английском‚ французском и немецком позволила ему активно продвигать на рынках свои разработки. Отец нанимал для обучения своих сыновей лучших преподавателей, которые приходили на дом. Среди них были именитые учителя, фактически ученые, и это во многом предопределило исследовательские наклонности детей, желание продолжать дело отца в области промышленных инноваций и изобретений. Любопытно, что как раз один из них, известный химик Николай Зинин, впоследствии сообщил двадцатидвухлетнему Нобелю об изобретении нитроглицерина, что сыграло вполне определенную роль в создании Нобелем динамита. Еще одним немаловажным этапом стала организация отцом путешествия для восемнадцатилетнего сына: целых три года Альфред потратил на практическое знакомство с Соединенными Штатами, Англией, Францией, Италией, Германией. К тому времени, когда формирование молодого человека близилось к завершению, он производил впечатление "исключительно одаренного" юноши, а в зрелом возрасте слыл космополитом и полиглотом.
Уолт Дисней даже не доучился в средней школе. В шестнадцать лет он записался в Академию изящных искусств, но так и не окончил ее. Знания он приобретал из книг и журналов, и это не были глубокие философские познания или концепции мыслителей. Всеми его побуждениями двигала изумляющая окружающих одержимость; не существовало ничего такого, что бы он задумал и от чего затем отказался бы. Если же говорить о его учебе, то тут речь, скорее, может идти о навыках, приобретаемых на фоне устойчивой мотивации. Сохранив с детства острое желание общаться со сказочными героями вместо реальных людей, он превратил его в постоянно крепнущую идею создания рисованных мультфильмов. А затем стал фанатично ловить всякую возможность подобного предприятия. Сосредоточенность привела его к состоянию постоянной медитативности, такой формы отрешенности, когда ему была видна сразу вся панорама, все выпуклости будущей картины его игрушечной империи. С такой мотивацией растревоженная фантазия выдавала новые прорывные решения всякий раз, когда он видел ущербность и недостаточность существующей продукции. Новые знания Дисней приобретал в процессе воплощения тех реальных животных, к которым он привык и которых полюбил, когда ребенком жил на ферме. И если в детстве одинокого, безнадежного интроверта были лишь книжки Чарльза Диккенса и Марка Твена, а представление героя замыкалось на образе Чарли Чаплина, то в дальнейшем, совершенствуясь как карикатурист, он осваивал необходимые навыки и искал новые образы, наделенные реалистичными чертами. Главным в процессе интеллектуального развития Диснея стало то, что он, создав самобытную личность из себя самого, рисовал персонажей, наделенных яркими чертами многослойной индивидуальности. Для этого он подмечал всякие детали, которые иному человеку не открывали ничего нового. Таким образом, чуткость, сосредоточенность и одержимость заменили ему тома учебников и годы исканий в стенах учебных заведений. В основе личностного роста Уолта Диснея было раннее формирование идеи – он твердо решил стать мультипликатором еще на двенадцатом году жизни, когда из-за несчастного случая вынужден был долгое время проводить в постели в тягостных раздумьях. Прозябание без движения, которое свело бы с ума иного паренька, предопределило наполненность его жизни важным содержанием. Отсутствие образования и системных знаний Уолт Дисней компенсировал долгими раздумьями и небывалой работоспособностью. Он доходил до того, что сутками работал в студии, пока не добивался необходимой динамики и четкости изображения. Маниакальная страсть создавать новое и доселе невиданное привела его к способности решать эти задачи без опоры на образование. "Забавно делать невозможное" – такова была любимая фраза Диснея.