Принятие решения
Историческое высказывание "налогообложение без представительства - тирания" заключает больше смысла, чем принято считать. Речь здесь не о том, какие и как собирать налоги, или на какие цели их тратить. И не о том, что налоги посягают на частнособственнические права и не должны взиматься без согласия собственника. Собственность и доход, в конце концов, - продукт общества и зависят от его структуры. Поэтому они не столь уж частное дело, как утверждают любители этой цитаты. Судя по первому взгляду, она призвана защитить право на собственность, но по сути она устанавливает тесную связь между принятием решения и тиранией. Достаточно вспомнить исходную фразу, в которой нет речи о тирании: "ни одна часть из владений Его Величества не может облагаться налогом без согласия их представителей".
Согласие на взимание налогов - это одно дело, и изначально не большой важности. Но запрещение кому-либо участвовать в принятии решения по глубоко касающимся его вопросам, вызывает чувство беспомощности и подводит человека под тиранию. Человек чувствует тиранию, когда он не в состоянии принимать свободные решения и предпринимать свободные действия. В одни времена это касается денег и собственности, в другие - чувства независимости с правом на свободу мысли, речи и вероисповедания, или, как сейчас, со свободами, все больше вытекающими из страхов или желаний.
Нужно осознать как действительность, что же заставляет человека чувствовать себя под гнетом тирании в том или ином народе, сообществе или группе. Как писал Гегель, "история мира - ничто иное, как прогресс осознания свободы". Очевидно, есть разные уровни этого осознания, в разные времена и в разных странах оно либо заостренное, либо притупленное. Так утверждение о налогах и тирании относится ко времени американской революции, когда вопросы права на собственность были первостепенными для колонистов.
И действительно революции и войны (в том числе и "холодные") возникают именно потому, что внутри общества (или между обществами) сложились разные уровни сознания. Возможно, многое из того, что нас сегодня тревожит, связано с тем, что в одной части мира вопросы борьбы с нуждой преобладают над вопросам свободы мысли, в то время, как в другой части мира экономические проблемы уменьшились настолько, что человек больше думает о свободе передвижения, карьере или смене занятий или же о свободном выражении своих политических или эстетических воззрений.
Решение вопроса, является ли то или иное устроение государства и общества тираническим, зависит в основном от того, насколько его члены обеспечены относительной свободой выбора и свободой принятия решения по основополагающим для их понимания свободы пунктам. При этом можно подумать, что чем больше важных сфер жизни пронизано таким пониманием, тем большего прогресса достигло данное общество. Но, увы, кто будет решать какие сферы жизни важные, а какие нет? То, что одним воспримется как тирания, для другого будет простым неудобством, а для третьего глупым вопросом. И, если сознание свободы варьируется от типов людей и типов сфер свободы, что определяет принятие решения, то чувство автономности зависит от убеждения, что человек может принимать важные решения и поступать так, когда это большего всего требуется.
Если в детстве или в юности кто-то находит этот процесс невозможным по причинам социального или физического плана, то позже трудно будет это изменить, что может повредить, если не разрушить личность человека. Но не все, что вышло хорошо, сперва было легким и приятным. Принятие решения - трудный и рискованный процесс, в силу чего его зачастую избегают, даже там, где в этом нет необходимости. Однако, какими бы давящими не были обстоятельства, у человека всегда есть свобода преодолеет их. И, исходя из этого, человек внутренне смиряется или сопротивляется давлению среды. Да, конечно, в экстремально подавляющем окружении эти внутренние решения могут не привести (или почти не привести) к каким-либо практическим результатам. Поэтому, такие ни к чему не ведущие внутренние усилия человек склонен рассматривать как совершенно напрасную трату сил и, следовательно, отказываться от принятия решений.
С другой стороны, чем больше другие заботятся о чьем-либо благополучии, тем меньше поводов самому трудиться над принятием решений. Таким образом, затруднения с формированием сильной личности испытывают в равной мере как дети, живущие на всем готовеньком, так и сильно заброшенные или обездоленные дети. Многие из них либо склоняются к бессмысленному бунту (против бесцельности или тотальной спланированности их будущего), либо вообще перестают принимать решения, поскольку в их ситуации это пустая трата сил.
Занять позицию - внутреннюю (без явных последствий) или лучше - выраженную в действии - требует усилий. И если это не ведет к полезному результату, то хотя бы к сохранению сил, и так будет до тех пор, пока человек не осознает необходимость поддерживать "осознание свободы". Как было сказано, бессмысленность принятия решений обусловливается либо экстремальными обстоятельствами (когда принятие решения опасно для жизни), либо когда все жизненно важные решения принимаются другими согласно их представлениям о наилучшем благе (будь это родители в детстве или религиозные и государственные власти в зрелом возрасте).
Подобно нервам или мышцам способность принятия решений без постоянного использования атрофируется. В терминах психоанализа это значит, что эта способность собственно не функция эго, а наоборот, его источник, создающий, поддерживающий и развивающий эго.
А раз так, то любой внешний контроль, даже ради блага индивида, нежелателен, когда он слишком сурово препятствует развитию эго, то есть, когда он предупреждает первые шаги в принятии решений, а значит, и первые действия в сферах наиболее важных для развития и сохранения самостоятельности.
В теории это легко, но на практике трудно провести черту, до которой управление чьими-то делами возможно без вмешательства в автономность и вторжения в область личной свободы.
Конечно, эти вопросы имеют универсальное значение для всех времен и культур, но я хотел бы рассмотреть их на примере современности… Наибольшая опасность для развития самостоятельности, возможно, существует именно в наше время, поскольку, чем сложнее становится общество, тем больше нужна личная автономность как отражение большей эволюции "осознания свободы". Кроме того, мы острее чувствуем страдание, когда это сложное общество посягает на нашу внутреннюю и внешнюю свободу, но менее чувствительны к осознанию того, что тщательно разработанная стратегия развития нашего мира делает нас не способными к поиску, нахождению и сохранению этих ценностей, а также к острой боязни их утратить. Общество - это не раб, но и не свободнорожденный. Оба эти состояния зреют в нем одновременно.
Очевидно, что современный западный человек, вполне разумно наделив общество правом в определенной сфере принимать решения за него, позволил управлять некоторыми сторонами своей жизни. Современные технологии, массовое производство, массовое общество привнесли столько ощутимой пользы, так что отказ от них (даже из опасения, что они ведут к утрате самостоятельности) будет равнозначен самоликвидации. С другой стороны, мы доверили многие стороны жизни специалистам, что подталкивает нас отдать им еще больше из того, что еще могло бы сохранить сферу личной свободы.
Это не значит, что современный человек спешит отдать свою свободу обществу, или то, что в доброе старое время он был больше самостоятелен. Речь идет скорее о том, что научно-технический прогресс освободил человека от разрешения такого груза забот, который раньше он нес сам ради элементарного выживания. К тому же сейчас открылось немыслимое раньше количество возможностей. Итак, одновременно существуют: меньшая потребность в развитии самостоятельности, ибо можно выжить и без нее; и наибольшая её необходимость ради возможности самому за себя принимать решения. Чем меньше значимых решений нужно для выживания, тем меньше человек нуждается в развитии способности принятия решений.
Это как в психоанализе неразвитое и беспомощное эго послушно энергии id и суперэго. И если человек не использует и не укрепляет свою способность к принятию решений, то он становится ведомым своими инстинктивными желаниями или же общественными институтами. В первом случае, поскольку он не в состоянии организовывать и контролировать свои импульсы он стремится их удовлетворить и чувствует себя обманутым, когда общество не потворствует ему в этом - это "битниковский" стиль жизни. Во втором случае общество вынуждено вести его, поскольку он сам не руководит своей жизнью.
Если же человек прекращает развивать свое осознание свободы, оно ослабевает. Я имею в виду не просто деловую активность, а принятие решений, связанных с отношением к чему-либо. Сравним два отношения "Я хочу жить таким образом" и "Что проку быть другим" - они противоположны, хотя могут выражаться в одинаковом поведении. Вот почему даже из благих побуждений нельзя лишать человека возможности личного принятия решений, поскольку при этом быстро угасает самостоятельность.
Автономность
Я надеюсь, понятно, что термин "автономность" (самостоятельность, самоуправление) мало общего имеет с так называемым "бурным индивидуализмом", культом личности или шумным самоутверждением. Я имею в виду внутреннюю способность к самоуправлению с сознательным поиском смысла жизни даже там, где его не может быть. Это понятие подразумевает не бунт против власти как таковой, спокойный поступок, исходящий из внутреннего убеждения, а не из приспособления, чувства обиды, внешнего давления или контроля.
Простой пример - человек следует правилам дорожного движения не из страха перед ДПС, а из любви к себе и своей жизни. Автономность не значит вольность. Любое общество для развития и самосохранения нуждается в равновесии между индивидуальным самоутверждением и общим благополучием. Если инстинкты не сдерживать, общество погибнет. Баланс между противоречиями- внутри личностными и социальными - и разрешение их с учетом личных ценностей, просвещенного интереса к самому себе и к окружающим - все это ведет к повышению осознания свободы и формирует основу для углубленного чувства самосознания, самоуважения, внутренней свободы, короче, самостоятельности.
Отсюда же проистекает и сознание уникальности жизни, глубокие и значимые отношения с другими людьми, особенности биографии, сформированной человеком и формирующей его, уважение к труду и отдыху, личные воспоминания, цели, вкусы и удовольствия - все, что образует сердцевину самостоятельного существования. Они не просто позволяют приноровиться к разумным требованиям общества без утраты идентичности, но и вознаграждают человека бесценным, творческим опытом.
Человек, который может себе позволить получать удовольствие от изобильного питания, нуждается в более крепком желудке, нежели его собрат, довольствующийся простой пищей. Также и человек, пользующийся большими возможностями и свободой в устроении своей жизни, нуждается в более развитой личности, чтобы делать разумный выбор и уметь мудро сдерживать себя, нежели человек с маленькими возможностями и в силу этого не имеющий нужды во внутренней силе для пользования ими или воздержания от них. Впрочем, общество изобилия представляет проблему не для того, у кого хороший желудок или сильная воля, а для того, кто любит хорошо поесть и сильно выпить.
Возможно, пример из моей практики пояснит, почему в век прогресса, человек нуждается в более развитой личности. Всегда есть некоторое количество родителей, которые отказываются от одного из детей, и еще меньше тех, у которых психическая двойственность по отношению к одному из детей. И, несмотря на некую утрату, многие дети с этим справлялись. Мы теперь понимаем, что такое родительское отношение не может не вызвать негативных последствий в психике ребенка. И поэтому многие образованные родители сегодня испытывают чувство вины и пытаются что-либо изменить, когда выплескивают на ребенка отрицательные эмоции. Но чувство вины еще больше усиливает негатив, и ребенок страдает вдвойне, еще и оттого, что он стал причиной родительского чувства вины и их тревоги из-за этого. Зная это, родителю нужно развить более сильный характер, чтобы преодолеть вину. В прошлом же родители думали лишь о том, как накормить и обиходить ребенка. Ныне же, чтобы освободиться от чувства вины, родители готовы обосновать его недостатками или дефектами ребенка. Если бы в прошлом от такого ребенка просто отказались бы, то теперь, чтобы избавиться от комплекса вины, родители настаивают на том, что их ребенок поврежден в уме или что-нибудь в этом роде. Итак, здесь шагом к большей сознательности (без чего нет настоящего прогресса) будет осознание потенциально разрушительной природы некоторых человеческих эмоций.
Сама по себе ситуация отказа от ребенка - нежелательна, но лучше будет и для ребенка и для бросившего его родителя, если у родителя не будет по этому поводу комплекса вины. Если выбора не было, то нельзя обременять этим чувством ни ребенка, ни кого бы то ни было. Либо изначально устранить причины отказа, либо не отказывать, либо не чувствовать вины. Но, когда родитель только признает, что отказ разрушителен для психики и никак внутренне не меняется, то мы понимаем, что прогресс вместо ожидаемой пользы приносит ущерб - ведь, казалось бы, он должен приводить к большей сознательности и развитости личности, связанными с личностным саморегулированием и осознанием свободы.
Этим несоответствием внешнего и внутреннего прогресса вызван пессимистический взгляд на будущее человечества, разделяемый многими исследователями социальных и технологических изменений. Но у этих пессимистов изначально заниженный подход к оценке человеческого потенциала. Им не хватает понимания того, что, как только человек стал жить в социуме, он постоянно сталкивался с подобными трудностями и успешно их преодолевал.
В предыдущей главе я рассуждал об отношении кочевника к поселенцам. Да, бывший кочевник не станет преуспевающим горожанином, пока не научится сдерживать себя от перемещений по случайному порыву или малейшему неудовольствию, пока он не обуздает привычку к кровной мести за любую обиду. Также он не достигнет самоконтроля, пока не научится устанавливать постоянные и близкие отношениями с людьми, не принадлежащими только его клану или семье, и пока культурные и экономические преимущества города не станут привлекательными для него. И возможно ради этих благ он захочет сдерживать себя и начать развивать в себе новые социальные качества, короче, личностно совершенствоваться.
Многие кочевые племена так и поступали в новых поколениях. И поэтому не вызывает сомнений способность человека к внутреннему совершенствованию, обусловленному новыми условиями жизни, обеспечивающими большую свободу и независимость, а также многими ценными преимуществами, привлекательными как город для кочевника. В то, что это могут сделать новые технологии - нет сомнений. Сомнения есть в том, насколько они подойдут для успешной совместной жизни человека с человеком, поскольку только это определяет ценность дальнейшего развития.
Именно направление этого развития и помехи, возникающие на его пути в современном массовом обществе, я и стремился рассмотреть в этой книге.
Отсутствие равновесия
Ныне внешний прогресс сильно опережает соответствующее ему внутреннее развитие, и этот зазор вызывает у многих граждан эмоциональные расстройства, которые, как известно, связаны с неразрешенными конфликтами. Но именно разносторонне развитая личность способна разрешать конфликты успешно, что в свою очередь зависит от опыта преодоления трудностей. Сравним с подростковым "неврозом" - подросток слишком юн, чтобы иметь опыт разрешения внешних и внутренних проблем и быть уверенным в успешном их преодолении - отсюда вытекают многие сложности с подростками.
По сравнению с подростком прошлого, у современного тинейджера столько возможностей и соблазнов, а значит и необходимость быстрого взросления для противодействия с этим связанным опасностям. Будучи подростком, мне не нужно было сильной воли, чтобы противостоять искушению украсть машину. Никто из знакомых парней не разъезжал в чужих авто, и никто из знакомых девчонок не просил прокатить с ветерком. Просто в нашем окружении не было автомобилей. Сейчас же кражи автомашин самое распространенное преступление среди подростков. Это еще один пример тому, что прогресс требует личностного роста.
Если человек терпит неудачи в решении своих проблем, он теряет веру, что и в будущем сможет их успешно разрешить. Что затрудняет его решение? Это необходимость постоянно выбирать: в списках неподходящих работ, в списках несовершенных партийных программ, в рекламах несущественной всякой всячины. Редко такой выбор может действительно удовлетворить чаемые ожидания. А на выработку решения уходит психическая энергия, и человек чувствует, что все это впустую.16
По существу, выработка решения и устранение конфликта зависят от способности отсечь все варианты, однозначно не соответствующие ценностям и уровню данной личности. Из оставшихся довольно легко выбрать верный ответ. В силу неразвитости или отсутствия иерархии ценностей поиск решения может потребовать изнурительного внутреннего труда.
Довольно-таки странно, что обилие возможностей теоретически есть выражение свободы, но психологически оно затрудняет свободный выбор. Выбор же наугад оставляет смутное неудовлетворение. С другой стороны, когда точно знаешь, чего ты не хочешь, и из оставшегося выбираешь лучшее, или наиболее тебе подходящее - это вызывает удовлетворение.
Неясная самоидентификации, ограничение самостоятельности вызываются в современном массовом обществе разными моментами, включая следующие: (1) человеку стало труднее вырабатывать свои собственные стандарты, а значит, и жить по ним. Ведь, если возможен огромный выбор стилей жизни, значит, чей-то один стиль не так важен, и нет смысла ему следовать; (2) иллюзия большей свободы позволяет удовлетворять самые вредоносные желания; (3) затруднение в разумном выборе на свое усмотрение из большого числа предлагаемых вариантов; (4) система воспитания и образования почти не предоставляет примеров и руководств по правильному отношению к удовлетворению естественных потребностей и инстинктов. Не научившись самостоятельно регулировать их удовлетворения, человек попадает под механизмы решения этих проблем, принятые в данном обществе. Например, став зависимым от общественных моделей интимной жизни, человек не сможет почувствовать свою уникальную индивидуальность в отношениях любви.