Дороти Деннинг, на тот момент профессор Джорджтаунского университета, а сегодня (Dorothy E. Denning // faculty.nps.edu/vitae/cgi-bin/vita.cgi?p=display_vita&id=1074712524), как и Джон Аркилла - профессор Военно-морской школы последипломного образования, описывает ситуацию информационной борьбы с большим акцентом на технической составляющей, являющейся для нее базовой точкой отсчета. Ее книга 1999 года носит название "Информационная война и безопасность" (Denning D.E. Information warfare and security. - Reading etc., 1999).
Дороти Деннинг подчеркивает в ней, что оборонная информационная война практикуется всеми. На индивидуальном уровне это защита своей приватности, индивидуальных ресурсов, на правительственном - защита национальной безопасности, экономической безопасности, общественной безопасности, закона и порядка. Наступательную информационную войну она задает как использование информационных ресурсов с целью увеличения их ценности для атакующего игрока и уменьшения для защищающегося игрока.
Следует также подчеркнуть, что авторы первых работ в этой сфере активно занимались созданием определений, поскольку, будучи пионерами, они должны были уделять большее внимание четкому очерчиванию точки отсчета, отталкиваясь от которой можно было выстраивать последующие рассуждения. Дороти Деннинг в числе прочего занимается тем, что именуется "электронным джихадом" - атаками террористов в сфере киберпространства (Denning D.E. Whither cyber terror?). И сегодня это достаточно распространенная тема (см., например, работу: Robinson G.E. Jihadi information strategy // Information strategy and warfare. Ed. by J. Arquilla, D.A. Borer. - New York - London, 2007).
Дороти Деннинг еще интересна тем, что детально анализирует реальные ситуации с точки зрения использования в них интернет-технологий. Это может быть война в Косово или оценка возможностей для атаки на уровне страны (см. работы: Denning D.E. Activism, hacktivism, and cyberterrorism: the Internet as a tool for influencing foreign policy // Networks and netwars. The future of terror, crime and militancy. Ed. by J. Arquilla, D. Ronfeldt. - Santa Monica, 2001; Denning D.E. Assessing the computer network operations threat of foregn countries // Information strategy and warfare. Ed. by J. Arquilla, D.A. Borer. - New York - London, 2007). Для последнего случая она предложила свою методологию оценки возможностей стран и рассмотрела конкретные возможности Ирана и Северной Кореи по следующим четырем параметрам, сделав все это исключительно по открытым источникам:
• индустрия ИТ и инфраструктура,
• академическое и исследовательское сообщество,
• правительство и международные дела,
• хакерство и кибератаки.
Мартин Либики достаточно часто выступает на темы информационной безопасности (Martin C. Libicki // www.rand.org/about/people/l/libicki_martin_c.html). Еще в 1997 году он задал определение информационного доминирования как превосходства в порождении, манипуляции и использовании информации, достаточное для достижения военного превосходства (Libicki M.C. Information dominance // www.dtic.mil/cgi-bin/GetTRDoc?AD=ADA394533). Однако он выдвигает три контрсилы, которые не дают информационному доминированию быть аналогичным доминированию в физическом пространстве. Во-первых, в отличие от авиасил, которые могут заставить противника остаться на земле, информационная сила одной стороны не может предотвратить использование другой. Кстати, по американским военным стандартам, любая физическая атака, которая не дает выполнять информационную функцию, считается атакой информационной. Это может быть, например, бомбардировка телефонной станции или телевизионной башни.
Во-вторых, доминирование на тактической уровне может быть "перекрыто" информационным доминированием стратегического порядка. Так, например, произошло в Сомали, когда победа на поле боя была переиграна победой противника в мировых СМИ.
В-третьих, еще Сунь-цзы считал, что главным знанием является знание себя, а потом и знание противника. Если знание людей порождает стратегию, то знание машин - тактику. Поэтому стратегия не может быть заменена тактическим информационным превосходством.
В 2007 году Мартин Либики выпускает книгу "Завоевание в киберпространстве" (Libicki M.C. Conquest in cyberspace. National security and information warfare. - Cambridge, 2007). В ней он интересным образом различает два вида структур в зависимости от их отношения к внешнему шуму, выделяя модель замка и модель базара. Замок возводит стены, чтобы защититься от шума, а базар в состоянии их "переварить", поэтому не боится. По модели замка выстроены многие структуры современных государств, они всеми силами защищаются от внешнего вторжения.
Либики дает следующее определение информационной войны: это использование информации для атаки на информацию. Разъясняет он эту свою позицию так: информация - это то, что имеет отношение к принятию решений, вся остальная информация должна быть отнесена к развлечению. Однако тут можно возразить, что процессы принятия решений массовым сознанием базируются как раз на потоках развлекательной информации: от фильма до юмористической программы "Прожекторперисхилтон".
С его точки зрения, если информация сама по себе бесплатна, то получение ее, обслуживание - уже нет, поскольку есть затраты на hardware, software и под.
Либики подчеркивает, что на сегодня кибератаки еще не приносили человеческих жертв, что ущерб от киберпреступности можно оценить в размере от 1 до 10 миллиарда долларов. Однако говорить, что этот вид атак неопасен, можно в той же мере, как 10 сентября 2001 года еще можно было говорить о неопасности терроризма.
В своей следующей книге 2009 года, посвященной кибератакам и киберсдерживанию, Либики, среди прочего, отмечает сложность четкого определения, кто именно совершил атаку, тем более что в этом еще следует убедить третью сторону (см. работу: Libicki M.C. Cyberdeterrence and cyberwar. - Santa Monica, 2009).
Это интересная и парадоксальная особенность кибервойны. Например, происходит атака на военно-морскую школу США, которая на несколько месяц выводит ее из интернет-связи. Однако об атакующем пишется, что это предположительно Китай (Swartz J. Chineers hackers seek U.S. access // usatoday30.usatoday.com/tech/news/computersecurity/hacking/2007-03-11-chinese-hackers-us-defense_N.htm). Однотипно именно Китай подозревается в кибератаке на некоторые структуры канадского правительства (Weston G. Foreign hackers attack Canadian government // www.cbc.ca/news/politics/foreign-hackers-attack-canadian-government-1.982618). Но не только Китай обладает такими возможностями. В статье в USA Today утверждается, что к интернету подключены 243 страны, из которых 100 планируют свои инфоатаки. Американская контрразведка (Office of the National Counterintelligence Executive // www.ncix.gov) в своем ежегодном отчете назвала Россию и Китай главными странами по краже промышленных секретов онлайн (US: Russia and China stealing online from US companies // www.bbc.co.uk/news/world-us-canada-15584392).
И даже министр обороны США Леон Панетта четко заявил, выступая 11 октября 2011 года в центре Вудро Вильсона: "Одновременно с ядерной опасностью есть совершенно новый тип угрозы, к которому мы должны быть лучше подготовленными - угроза кибератак. Они стали важной проблемой, поскольку мы сталкиваемся с большим количеством атак как от негосударственных акторов, так и от больших стран, возникает возможность катастрофического разрушения критической инфраструктуры, что может нанести существенный урон нашей стране. Потенциальная возможность парализовать страну с помощью кибератаки очень реальна".
В целом следует признать, что, к сожалению, исследования в области информационной безопасности и в США, и в других странах, по сути, свелись к чисто техническим проблемам, и решение, которое предлагают "техники в погонах", также всегда одно: возведение все более мощной стены по отношению к внешнему миру. Все это верно, но только в области технических аспектов обработки информации. Однако гуманитарный взгляд на эту проблему требует как бы обратного решения: если это касается человека и его сетей, то решение лежит не в области ограждения от внешнего мира, а в создании собственных сильных текстов, которые не будут бояться иновторжений.
Война идеологий как новый-старый тип войны
Война идеологий пронизывала всю холодную войну. Казалось, война идеологий полностью отошла в прошлое. Однако сегодня наблюдается возврат к ней, поскольку США пытаются отказаться от прежнего понимания войны с террором в пользу нового понимания - как войны идей. А здесь уже накоплен опыт времен холодной войны.
Есть ли идеология у США? Если есть, то она носит неформальный характер, в отличие от формально существовавшей идеологии, например, в СССР. Введя это различие форм реализации идеологий - формальной и неформальной - следует признать формальными идеологиями те, которые существуют в бюрократической и академической средах, то есть поддерживаются на государственном, образовательном и научном уровнях. В такой тип идеологии США можно включить какой-то синтез демократии и либерального капитализма.
Но США более сильны именно в неформальной идеологии. Она создается и удерживается литературой, искусством, медиа. США защищают и продвигают эту свою идеологию средствами кино и телевидения, что в современном мире также является вариантом оружия, хотя и мягкой силы. Аксиомы этой идеологии можно собирать отдельно по тем или иным кинофильмам, например, "Мой дом - моя крепость" реализован в фильме "Один дома", где ребенок может противостоять взрослым грабителям и даже побеждать их.
Жак Эллюль (Jacques Ellul // en.wikipedia.org/wiki/Jacques_Ellul) подчеркивал, что пропаганда сильна тогда, когда она незаметна (см. работу: Ellul J. Propaganda. - New York, 1973). В США он увидел реализацию не столько политической пропаганды как идущей сверху, что привычно нам по СССР ("вертикальной"), сколько пропаганды социологической, идущей как бы горизонтально от структур общества и государства к человеку. Эта пропаганда незаметна, поскольку встроена в структуру общества. Первый тип пропаганды может вызывать сопротивление объекта воздействия из-за своей заметности, второй - нет, поскольку его вскрытие требует дополнительных усилий.
Вот еще одна попытка изложить это противопоставление политической и социологической пропаганды (Black J. Semantics and ethics of propaganda // www.communicationcache.com/uploads/1/0/8/8/10887248/semantics_and_ethics_of_propaganda.pdf): "В определенном смысле социологическая пропаганда противоположна политической, поскольку в случае политической пропаганды идеология распространяется через массмедиа, чтобы аудитория приняла некоторые политические или экономические структуры, тогда как в случае социологической пропаганды существующие экономические, политические и социологические факторы постепенно разрешают идеологии проникать к индивидам или массам". В целом это почти дословная цитата из Эллюля, так что исследователи не могут оторваться от его определений.
В своей книге Эллюль подчеркивает еще две характеристики социологической пропаганды, связывая ее со стилем жизни. Этот тип пропаганды касается всего населения, а не отдельных его сегментов, а также речь не идет о каком-то одном мнении, а скорее о всеобщем стиле жизни. Он считает, что именно так устроена американская и китайская пропаганда. При этом в американский инструментарий он вписывает рекламу и пиар. Он подчеркивает, что в случае США все влияния направлены на ту же точку, в то время как во Франции они разнообразны по своим целям.
Эллюль трактует социологическую пропаганду как диффузную, то есть она присутствует везде, хотя и не является таким концентрированным выражением, которым является политическая пропаганда. Это общий климат или атмосфера, влияющая на людей. При этом людям кажется, что они сами делают свой выбор. Он говорит о социологической пропаганде как о проникновении идеологии с помощью ее социальных контекстов. Эта пропаганда не является результатом сознательного пропагандистского действия. В качестве примера он рассматривает американский фильм, создавая который продюсер не имеет в голове пропагандистских задач. Но пропагандистским элементом становится сам американский способ жизни, который реализуется в фильме даже без осознания этого.
Социологическая пропаганда реализуется в фильмах, в технологии, в образовании, в социальных службах. Поэтому ее никто не рассматривает как пропаганду. Однако все эти влияния управляются теми же людьми, которые создают пропаганду, что Эллюль подчеркивает в качестве существенного фактора. Эти влияния действуют на индивида так, как действует пропаганда. Поэтому подобная близость важнее любых различий. Исторически он считает, что США нуждались в такой пропаганде, поскольку, в отличие от Европы, нужно было объединить разнородное население. В качестве метода быстрой ассимиляции была найдена психологическая стандартизация, это единство играет и экономическую роль, создавая американский рынок. Массовое производство требует массового потребления. Население должно быть уверено в отличном качестве "американского".
Идеология вообще является изобретением марксистской мысли. Как ни парадоксально, но именно Германия является родоначальницей двух наиболее сильных идеологий ХХ века - марксизма и нацизма. Возможно, они выглядят сильными, поскольку для реализации своих получили замыслов большие страны. Но, наверное, более правилен обратный тезис: они получили большие страны, поскольку были сильнее.
Когда-то американская исследовательская структура в области национальной безопасности, лаборатория Sandia (сайт - www.sandia.gov), заявила о достаточно странном исследовательском проекте по мониторингу интернета. Странной выглядела цель этого проекта - искать то, что можно обозначить как революционные тексты (в самом проекте не было такого слова). Проект просто с самого начала констатировал, что Ленин или Гитлер до реализации в действительности заявили свои идеи в книгах. Это было за 10–15 лет до того, как они стали трансформировать сам мир. Потом этот проект исчез из открытого доступа, но сегодня широкое развитие получил как раз мониторинг открытых источников, который проводится, например, на деньги ЦРУ, куда подпадают не только блоги или социальные медиа, но даже рецензии в интернет-магазине Амазон.
Луи Альтюссер, а это неомарксист, который умер в 1990 году, в своей статье 1970 года говорит о разных вариантах государственных идеологических аппаратов (Althusser L. Ideology and ideology state apparatuses // www.marxists.org/reference/archive/althusser/1970/ideology.htm). У него есть также интервью 1968 года с интересным названием "Философия как революционное оружие" (Althusser L. Phiosophy as revolutionary weapon // www.marxists.org/reference/archive/althusser/1968/philosophy-as-weapon.htm). В этом интервью он говорит просто: правильные идеи служат людям, неправильные - их врагам. Кстати, в качестве главного идеологического аппарата современного государства он видит… школу. Именно там закладывается основная структура, с которой человек потом идет по жизни.
Очень серьезно действительно боролись с чужими идеями в период холодной войны. Запад и Восток мастерски овладели своими собственными методами этой борьбы. Если СССР мог максимально применить цензуру или репрессии, то Запад начал усиленно финансировать продвижение тех идей, которые он считал разрушительными для советской системы. Это были журналы, романы, кинофильмы и даже выставки абстрактного искусства. Фрэнсис Сандерс (Frances Stonor Saunders // en.wikipedia.org/wiki/Frances_Stonor_Saunders) написала целую книгу на тему культурной холодной войны (см. ее первую (Sauders F. The cultural cold war http://www.nytimes.com/books/first/s/saunders-cold.html) и третью главы (Сандерс Ф. Янки дудл // left.ru/pn/3/saunders3.html), последняя - в русском переводе).
Смысл продвижения по всей Европе выставок абстрактного искусства состоял в том, что они несли искусство, которое было полностью противоположным социалистическому реализму. Наибольший интерес представляет список людей, которые пользовались деньгами ЦРУ. Это и Исайя Берлин, и Дэниел Белл, и Бертран Рассел, и Артур Шлезинджер, и много-много других людей. Дэниел Белл, известный социолог, написавший в том числе книгу "Конец идеологии", умер совсем недавно - в 2011 году.
В рецензии на книгу Фрэнсис Сандерс, которая была опубликована в журнале ЦРУ, известный историк разведки Томас Трой отмечает в качестве одного из главных недостатков книги, что она посвящена только американским действиям, а про советские почти ничего не сообщается (Troy T.M. Review of Sanders F. The cultural cold war: the CIA and the World ofArts and Letters // www.cia.gov/library/center-for-the-study-of-intelligence/csi-publications/csi-studies/studies/vol46no1/article08.html). Это немного странное замечание, поскольку книга нацелена на описание действий именно ЦРУ, а не про СССР.
Как видим, холодная война оказалась войной массовых культур, например, абстрактный экспрессионизм против социалистического реализма. Но понятно, что в действительности это было реализацией идеологий, стоящих за ними.
Джеймс Хоберман (J. Hoberman // en.wikipedia.org/wiki/J._Hoberman), кинокритик и автор серии книг про американское кино времен холодной войны (его собственный сайт - j-hoberman.com), говорит в своем интервью (An interview with J. Hoberman // notcoming.com/features/hobermaninterview/) (Kohn E. J. Hoberman talks ‘Army Phantoms’, his new book on cold-war movies // www.indiewire.com/article/j._hoberman_talks_about_his_book_on_cold_war_movies_army_of_phantoms): "Сейчас, как и тогда, фильмы являются естественно гегемоническими. Они стараются взывать к наибольшему сегменту населения, и им не нужно правительство, чтобы указать им, как найти аудиторию. Разумные политики изучают тренды в популярных развлечений. В этом частично значение рейганизма". Кстати, он произносит и следующую фразу: "Большая часть фильмов является тем, что Жак Эллюль назвал "социологической пропагандой" - они были частью конкретного климата или ментальности. Единственными людьми, которые считали, что правительство надиктовывает содержание, были журналисты и читатели Daily Worker".
Термин "гегемония" активно употреблял такой неомарксист, как Антонио Грамши. В роли его последователя, который также взял на вооружение эту идею, выступил известный современный исследователь медиа Джон Фиск (см. работу: Fiske J. Understanding popular culture. - London - New York, 1989). Грамши видел функцию интеллектуалов в организации доминирования буржуазии и организации согласия масс на это доминирование. Грамши не дает четкого определения гегемонии, поэтому разные авторы вкладывают в этот термин разные смыслы (Brown T. Gramsci and hegemony // links.org.au/node/1260). Но по сути это вариант управления с помощью медиа и образования, когда картина правящего класса мира продвигается и навязывается всему населению.
Джон Фиск подчеркивает, что полисемия телевизионных текстов дает возможность включать их в большое число разных подкультур. И далее: "Семиотическое действие ТВ состоит не в производстве значений, а в контроле и иерархизации их. В Далласе просто больше значений, чем Голливуд может контролировать или одна группа аудитории активировать". Более того, разнообразие производимой продукции является иллюзорной, поскольку вся она направлена на поддержание капиталистической идеологии.