Информационные войны. Новый инструмент политики - Почепцов Георгий Георгиевич 8 стр.


Что касается карельских тетрадей, то в другом интервью того же Семичастного можно прозвучало следующее: "Как-то [в 60-е годы] встал вопрос по Андропову, по поводу его "работы" в Карелии, когда "ленинградское дело" началось и "ленинградцев" в Карелии всех арестовали… Как председатель КГБ, я дал команду все выяснить. И вскоре мне стало известно, что Куприянов, бывший первый секретарь в Карелии (которому 10 лет дали, и он их отсидел), дал показания и письма по поводу того, что обращался и к Хрущеву, и к Брежневу, и в КПК, что это дело рук Андропова!!! Куприянов написал две тетради - целое досье на Андропова, которое потом попало в распоряжение Брежнева…"

То есть полностью "правильный" характер Андропова, который также можно списать не только на его биографию, но и на соответствующую атмосферу в стране, может быть объяснен именно таким способом. Он имел "отклонения" в биографии, в результате чего мог спасти себя только "правильным" поведением.

В. Федорчук, ставший после Андропова главой КГБ, говорит об "искусственном создании диссидентского движения". Это поднимало статус КГБ, позволяло резко увеличивать его штаты, что естественно было важно для председателя КГБ. Он также говорит о борьбе с диссидентами на Украине: "Когда я был председателем КГБ Украины, председатель КГБ СССР Андропов требовал, чтобы мы ежегодно в Украине сажали 10–15 человек. И мне стоило невероятных усилий, вплоть до конфиденциальных обращений к Брежневу, чтобы количество украинских диссидентов ежегодно ограничивалось двумя-тремя людьми. К тому же Андропов лично следил за ходом следствия по делам некоторых украинских диссидентов. Иногда задавал направление. Можете себе представить? А потом с помощью некоторых писателей во всем виноватым сделали КГБ Украины, Федорчука, которые якобы выслуживались перед Москвой".

Вновь создается образ Андропова как человека, закручивающего гайки. Но это только одна сторона деятельности председателя КГБ. Федорчук говорит и о другой: "В тюрьмы сажали в основном писателей-государственников, за границу высылались либералы, - такие как Аксенов, Бродский, Буковский. Некоторые деятели культуры были вроде бы полузапрещенные. На самом деле Андропов им тайно покровительствовал, оберегал их, создавал о них соответствующее положительное общественное мнение". Здесь далее Федорчук проясняет, кого он имеет ввиду: Высоцкого, Любимова, Евтушенко. Та же ситуация имела место и с Солженицыным: "Подумайте: как сельский учитель, отсидевший в тюрьме, смог получить в распоряжение тайные архивы НКВД? Причем в его книгах многие документы банально фальсифицированы, размах репрессий многократно преувеличен. То, как лично Андропов руководил операцией по выезду Солженицына в США, - это отдельная история. Спрашивается - а зачем? Чтобы он там, в США, без малейших затруднений продолжал своими книгами разрушать Союз?"

И это уже парадоксальная картина происходящего, в рамках которой возникает разделение "врагов" на плохих и хороших. Плохие враги - сидели, а хорошие - уезжали на Запад. Но именно там они получали лучшие возможности для проведения своей борьбы.

Достаточно активную деятельность Андропова в области борьбы с диссидентами пытаются объяснить и тем, что соответственно вырастал статус КГБ в глазах Политбюро, что позволяло в результате увеличивать не только статус, но и финансирование, и штаты: "До того, как Юрий Андропов и Семен Цвигун возглавили КГБ, диссидентов в Советском Союзе насчитывалось три или четыре человека, хотя иногда насчитывают даже пять или шесть диссидентов. Понятно, что напугать Политбюро такой "могучей кучкой" было нереально, поэтому потребовалось представить диссидентство как некое массовое движение. Для этого в 1967 году было создано 5-е управление КГБ СССР, в чьи функции входило выявление лиц, занимающихся антисоветской агитацией и пропагандой и стремящихся к свержению советской власти".

Семичастный рассказывает, что когда он работал, не было даже слова такого - "диссидент". Вместо этого звучали другие слова: "Предатель, преступник, изменник, враг народа еще, но так, осторожно уже. При мне было два дела: это Синявский - Даниэль. И дело генерала Григоренко. Сахаров здравствовал и жил здесь. Солженицын здравствовал и жил во флигеле у Ростроповичей. Мы все это знали и никому никуда не предлагали уезжать. Знаете, кого мы удалили, - Тарсиса. Тарсиса пригласили не то в Нидерланды, не то в Данию, и мы ему закрыли въезд обратно. Вот и все".

Суммируя, можно отметить, что Андропова сопровождает бесконечная череда вопросов, на которые невозможны однозначные ответы (см., например,,,,). Одни пишут о его интеллекте, другие - о том, что у него не было даже высшего образования и он резался в домино на отдыхе с Горбачевым.

Нас интересует аспект внимания Андропова к тому, что можно обозначить как советский вариант контркультуры. То есть там, где по определению не должно было быть вообще контркультуры, поскольку все должны были идти широким проспектом соцреализма, да еще и строем, было большое число людей, которые двигались вне этого строя.

Контркультуру можно рассматривать как модель "гашения" протестных настроений. Вероятно, такой же путь был избран Западом, когда возникло движение "секс, рок и наркотики". Контркультура по каким-то причинам не переходит в контрполитику, хотя контрполитика переходит в контркультуру. Пример: возникновение советского авангардного искусства после революции как пример нового искусства, которое соответствовало новой политике.

Если гипотетически предположить, в чем мог быть интерес аналитиков Андропова к поддержке именно культуры, то можно выделить два типа факторов: трансформационные по отношению к социосистеме и случайные, под последними будем понимать обращения к Андропову со стороны близких людей по поводу той или иной фигуры. Правда, и в этом случае оказывается, что включение Андропова в судьбу той или иной фигуры могло иметь и другие интересы. Просьбу о помощи Бахтину принесла домой дочь Андропова. Но, например, С. Кургинян считает, то Андропов помогает М. Бахтину, поскольку его заинтересовала идея использования смеховой культуры для разрушения СССР. Это, конечно, далеко идущая гипотеза, но она имеет право на существование. Ведь при Андропове анекдоты и слухи часто использовались для дискредитации тех или иных членов политбюро, что подтверждается многочисленными мемуарами (см., например, воспоминания помощника Черненко В. Прибыткова).

Кургинян постоянно возвращается к роли Бахтина, к возможному использованию его интеллектуальных наработок в построении перестройки,. Он суммирует это такой фразой: "Снаряд - Бахтин. Пушка - Андропов. Цель - КПСС как секулярная красная церковь".

Анна Кудинова начинает свою статью "Бахтин и Волошин" следующим абзацем: "Бахтин был кумиром советского диссидентства. Но, если верить Кожинову (а ему в вопросе о Бахтине вполне можно доверять), Бахтин не скрывал своего - фундаментального, можно сказать - антисемитизма. А это противоречило духу советского диссидентства. Причем весьма категорическим образом. Малейшее проявление антисемитизма порождало резкое диссидентское "фи"". И антисемитизм должен был бы вызвать неприятие этой фигуры в диссидентских кругах, но этого по каким-то причинам не произошло.

Бахтин действительно произвел фурор своим вторичным появлением в академическом сообществе. Он был не только просто модным, а и интеллектуально интересным, что бывает редко. Наверное, только возвращение М. Булгакова в мир литературы может сравниться с этой ролью.

А. Кудинова так рисует технологию Бахтина - Рабле: "Для того чтобы нечто - смысл или идея, или человек, или даже общество в целом - обновилось, надо, в соответствии с рекомендациями Рабле - Бахтина, обрушить вертикаль. В противном случае "нечто" прочно привязано к Верху. Ему бы мчаться на всех парах к "веселому будущему", да вертикаль не пускает! А вот если связь с Верхом оборвать - "нечто" погрузится, наконец, в стихию благодатного Низа. Веселое слияние с Низом снимет пыль, патину с привычного и надоевшего. "Нечто" обновится и засверкает первозданной красотой. Во всяком случае, именно это сулят Рабле и Бахтин. Правда, слияние с Низом иногда заканчивается летальным исходом для того, что якобы должно было обновиться. Но это частности".

Практически близкое правило Кургинян выводит из А. Кроули: "Для организации такой катастрофы надо разделить Свет и Тьму в народной душе, оставить в этой душе только Тьму и выпустить ее наружу. Тогда-то и произойдет искомое и желанное (буря или катастрофа равноденствий)". Но сразу возникает вопрос - можно ли считать такие достаточно абстрактные правила вариантом инструкций по проектированию?

С. Аверинцев также в свое время уделил внимание смеховой концепции Бахтина, причем слова его напрямую связаны с нашей темой: "Смехом можно заткнуть рот как кляпом. Вновь и вновь создается иллюзия, что нерешенный вопрос давно разрешен в нужную сторону, а кто этого еще не понял, отсталый растяпа - кому охота самоотождествляться с персонажем фарса или карикатуры? Террор смеха не только успешно заменяет репрессии там, где последние почему-либо неприменимы, но не менее успешно сотрудничает с террором репрессивным там, где тот применим".

Хотя некоторые исследователи, наоборот, отрицают эту связь, как бы не позволяя Кургиняну брать Аверинцева в союзники. У Аверинцева, кстати, есть и такая фраза: "Примеров самой прямой связи между смехом и насилием, между карнавалом и авторитарностью слишком много".

Модель, которую излагает Кургинян-Кудинова, можно понять и как опускание всего общества в "низ" путем уничтожения ее "верха". Этот путь прошла каждая фигура советского прошлого. Правда, до этого такой же путь проходили все фигуры, вписанные в ряд врагов советского строя. Сегодня это активно видно, например, по поднятию российских монархов, особенно Николая Второго. Очеловечивание последнего царя, реинтерпретация его действий меняет советский взгляд на историю до 1917 г. при сохранении советского периода в рамках официальной истории. Но, возможно, это является странным только в головах людей, прошедших и советскую среднюю школу, и вуз.

И это не единственный такой парадоксальный момент нашей истории. Кургинян очень четко подчеркивает, например, что все национальные фронты во всех республиках СССР создавало КГБ [12, с. 691].

Одновременно пристальный анализ политики компартии в области культуры демонстрирует отсутствие каких-либо послаблений со стороны Ю. Андропова. Как вспоминает один из кремлевских спичрайтеров В. Александров, когда разгорелся скандал в связи с "не с теми" словами, которые позволил себе сказать этот консультант по поводу югославских проблем, Андропов замял скандал, но передал ему через через В. Крючкова: "Думай не только о том, что говоришь, но с кем говоришь". И эта "правильная" политика позволила Андропову довести личный состав КГБ СССР до достаточно больших цифр, что составило с внештатными сотрудниками 1 миллион человек.

Если Кургинян инкриминирует Андропову развал СССР с опорой на карнавальную модель переключения верха на низ, то в текущей деятельности КГБ не внутри страны, а на Западе также были интересные моменты. Например, такой фигурой был Виктор Луи, который говорил о себе, что агентом не был, а выполнял отдельные поручения Андропова. Именно Луи передает на Запад и рукопись С. Аллилуевой, и "Раковый корпус" Солженицына. Кстати, его последней публикацией времен перестройки была статья о Матиасе Русте, которая базировалась на материалах допросов.

В. Луи продал на Запад и несколько видеозаписей из ссылки А. Сахарова в Горький, на одной из которых Сахаров ест и читает американские журналы в тот момент, когда на Западе говорили о его голодовке протеста. Источник таких материалов вполне понятен. Кстати, ясно и то, почему передача материалов делалась через него. Например, из воспоминаний Хрущева исчезли перед их публикацией все негативные упоминания Брежнева и места, которые были неудобны для руководства СССР.

Вот как о нем высказывается сам Сахаров: "Он [начальник московского ОВИРа] объявил, что мне отказано в поездке в Норвегию, так как я являюсь "лицом, обладающим знанием государственной тайны". Я сказал, что буду оспаривать это решение. Интересно, что за неделю до этого в английской газете "Ивнинг ньюс" появилась статья Виктора Луи, в которой сообщалось, что мне будет отказано с этой именно аргументацией, со ссылкой на каких-то анонимных ответственных лиц. Очевидно, это была проверка силы реакции общественного мнения. Виктор Луи - гражданин СССР и корреспондент английской газеты (беспрецедентное сочетание), активный и многолетний агент КГБ, выполняющий самые деликатные и провокационные поручения. Говорят, сотрудничать с КГБ он стал в лагере, куда попал много лет назад. КГБ платит ему очень своеобразно - разрешая различные спекулятивные операции с картинами, иконами и валютой, за которые другой давно бы уже жестоко поплатился".

Кстати, рядом с А. Сахаровым побывал и другой "протеже" Андропова - историк Н. Яковлев, автор известной в советское время книги "ЦРУ против СССР" (см. о нем). На Яковлева Сахаров тоже очень обиделся, поскольку тот написал в своей книге о ЦРУ, что Е. Боннэр, когда сердится, бьет Сахарова.

Яковлев рассказал о работе над своей книгой "1 августа 1914" и предшествующих ее появлению беседах с Ю. Андроповым и Ф. Бобковым. Кстати, он говорит и следующие слова: "Сравнивая обоих, при всем интеллектуальном лоске Ю.В. Андропова я безоговорочно отдаю пальму первенства Ф.Д. Бобкову, который на много порядков был выше формального начальника, а главное несравненно лучше подготовлен". И еще он приводит следующее мнение Андропова: "Дело не в демократии, он первый стоит за нее, а в том, что позывы к демократии неизбежно вели к развалу традиционного российского государства. И не потому, что диссиденты были злодеями сами по себе, а потому, что в обстановке противостояния в мире они содействовали нашим недоброжелателям, открывая двери для вмешательства Запада во внутренние проблемы нашей страны". Андропов также раскрыл ему принадлежность к политическому сыску таких фигур, как Тургенев, Белинский и Достоевский.

Интересно, что Бобков в перепечатанном в его книге "Как готовили предателей" интервью отрицает то, что Андропов мог быть автором перестройки, В своей книге он приводит также такой факт: за десять лет хрущевской "оттепели" по 58 статье были осуждены 10 тысяч человек, а за двадцать лет андроповского руководства по той же политической статье были осуждены 800 человек. Правда, тут можно возразить, что осуждали и по другим статьям. Но все равно понятно, что цифры несопоставимы.

В. Луи передал на Запад и мемуары Хрущева. Причем Андропов, по словам Хрущева, даже не захотел познакомиться с рукописью. Но было ли это так, остается на совести Луи. Правда, КГБ слушал Хрущева, а поскольку книгу он не писал, а надиктовывал, то такой же экземпляр мог быть и у КГБ. Интересно, что издатели для подтверждения согласия автора прислали две шляпы (ярко-алую и черную), в которых попросили Хрущева сфотографироваться. Так он и сделал, одну надел на голову, а вторую держал в этот момент в руке.

Назад Дальше