Большинство судебных органов во всем мире признают психопатов психически вменяемыми. Однако недавно в Австралии произошел такой случай: власти решили, что единственным способом не выпустить Гарри Дэйвида, "агрессивного психопата", на свободу было признание его и ему подобных душевнобольными путем внесения изменений в законодательство. Изучив послужной список правонарушений Дэйвида, судья Верховного Суда, который вел это дело, сказал буквально следующее: "Человек с таким прошлым должен страдать душевным расстройством, и если психиатры этого не понимают, тогда они, должно быть, тоже сошли с ума". Несмотря на возмущение психиатрического сообщества, Дэйвид был признан душевнобольным и отправлен в психиатрическую клинику строгого режима
Neville Parker. The Garry David case. Australian and New Zealand Journal of Psychiatry, 25,1991, 371-374
Диагностика на расстоянии
Однажды мне позвонили с телеканала CBS и попросили, чтобы я прокомментировал возможную связь между психопатией и личностью президента Ирака Саддама Хуссейна. Война в Персидском заливе была в самом разгаре, и внимание всего народа США было приковано к военным действиям и связанным с ними политикам. Все хотели предугадать следующий ход Хуссейна, и компания CBS, вероятно, решила остудить общенациональную лихорадку "мнением эксперта".
Я отклонил приглашение. Диагностика на расстоянии, даже если ее проводят опытные клиницисты, может с легкостью превратиться в пародию. Ее детищем может стать красивый домысел, подкрепляемый не столько фактами, сколько авторитетом эксперта.
В случае с Саддамом Хуссейном риск был особенно велик, потому что, как мы все увидели с первых дней военных действий, "первой жертвой войны становится правда". Диагностика Хуссейна требовала не только детального изучения биографических сведений, которых явно не хватало, но и глубокого знания различий в культурной, религиозной и других сферах жизни иракского и американского народов.
Дэниел Гоулмэн в своей статье ссылался на высказывания д-ра Джеррольда Поста, профессора психиатрии и политологии из Университета Джорджа Вашингтона (статья Experts Differ on Dissecting Leaders' Psyches from Afar, New York Times, January 19, 1991, p. C1 ff). В обращении к Сенату д-р Пост заявил, что президент Ирака страдает "злокачественным нарциссизмом, тяжелым расстройством личности, которое превратило его в претенциозного и безжалостного параноика". Свою лепту пытались внести даже профаны. Тринадцатого февраля 1991 года в эфире телеканала CNN член палаты представителей Роберт Дорнан назвал Хуссейна "социопсихопатом".
В этой же статье Гоулмэн написал, что психологические портреты общественных деятелей, основанные на фрейдистских теориях, очень интересовали правительство США, но специалисты расходились во мнении относительно их правдоподобности. В частности, в случае с Хуссейном "критики замечают, что другие трактовки также внушают доверие и что диагноз [Поста] основан на слабой доказательной базе".
Тем не менее Пост использовал свой диагноз не только для описания личности Хуссейна, но и для прогнозирования его будущих действий. За несколько дней до 15 января, крайнего срока, который Дж. Буш старший дал Хуссейну для ухода из Кувейта, он заявил, что "мистер Хуссейн, наверное, уйдет от столкновения в последнюю минуту".
Факты доказали обратное: Хуссейн остался. Тогда Пост заметил, что пророческая сила клинических диагнозов не безгранична: "Это образцы и тенденции. Мы можем с уверенностью сказать, почему тот или иной человек поступил именно так, а не иначе в той или иной ситуации, но невозможно составить точный прогноз, исходя только из личности человека".
Затем эта история приняла еще более интересный оборот. Седьмого февраля 1991 года, выступая в программе новостей телеканала Canadian Broadcasting Corporation, один житель Ирака сказал: "Буш хочет уничтожить арабов. Он психопат".
Одна женщина, увидев в газете статью о моей работе, как-то позвонила мне и сказала: "Из статьи выходит, что мой сын - психопат". Затем она спросила, не смог бы я проверить ее сына, отбывающего трехлетний срок за воровство, на предмет психопатии. Я объяснил ей, что не смогу этого сделать и что такой диагноз сведет возможность его досрочного освобождения к минимуму. "В этом-то и дело, - воскликнула она. - Я не хочу, чтобы он выходил! Он всегда был нашей самой большой проблемой. В семь лет он пытался растлить свою младшую сестру. Когда ему было девять, полицейские так часто бывали в нашем доме, что я уже хотела брать с них арендную плату. Сейчас он сидит в тюрьме за то, что украл деньги на фирме отца".
Войдите, Доктор Смерть
Разрушающий потенциал диагностических ярлыков можно проиллюстрировать на примере "профессиональной" деятельности психиатра из Техаса Джеймса
Григсона, который в литературе получил прозвище "Доктор Смерть". В Техасе преступников, совершивших убийство при отягчающих обстоятельствах, приговаривают либо к пожизненному заключению, либо к смерти. Вслед за признанием вины проводится отдельное судебное слушание, после которого жюри присяжных выносит окончательный приговор. Чтобы принять решение в пользу смертной казни, члены жюри должны прийти к консенсусу по трем "специальным вопросам":
• "осознанно" ли совершено убийство;
• существует ли "вероятность того, что подсудимый совершит насильственное преступление" в будущем;
• было ли преступление в значительной степени обусловлено обстоятельствами.
• Больше всего трудностей вызывает Специальный вопрос № 2 (о потенциальной опасности для окружающих). Рон Розенбаум в своей статье о Григсоне2 написал следующее.
Вот здесь и появляется Доктор. Он занимает свое место, выслушивает сведения об убийстве и убийце и затем, не обследовав подсудимого и даже не взглянув на него во время заседания, говорит присяжным, что, с точки зрения медицины, он может заверить их, что подсудимый представляет потенциальную опасность для общества, как определено в Специальном вопросе № 2. Вот и все.
Автор рассказал о душераздирающих поездках с Григсоном, когда тот в течение двух дней свидетельствовал в трех делах, где на кону стояли жизни подсудимых. На основании его заверений присяжные вынесли смертный приговор во всех трех случаях. Все это не может не вызвать беспокойства у любого добросовестного ученого или врача. Здесь мы видим замену подробного изучения подсудимого тем, что юристы называют "гипотезой". Прокурор, исходя из послужного списка и других фактов из жизни преступника, рисует детальную гипотетическую картину его поведения. Затем, основываясь на этом описании, он спрашивает врача: "Можете ли вы сказать с определенной степенью медицинской вероятности, что подсудимый… совершит насильственные преступления, представляющие угрозу для общества?"
На счету Доктора Смерть случай, когда подсудимого Аарона Ли Фуллера обвиняли в том, что он с целью ограбления забил до смерти пожилую женщину и потом изнасиловал ее труп. Розенбаум цитировал ответ Григсона на вопрос, сможет ли гипотетический убийца вроде Фуллера совершить новое убийство.
"Что вы скажете, сэр?"
"Нет никаких сомнений в том, что описанная вами личность, совершившая несколько насильственных преступлений подряд, причем каждое последующее было более тяжким, чем предыдущее, обязательно прибегнет к насилию и в будущем. Он представляет серьезную опасность для окружающих".
"Хотите ли вы сказать, что он представляет угрозу для всех окружающих, даже для заключенных?"
"Именно это я и хочу сказать, сэр. В тюрьме он будет вести себя так же, как вел бы себя на свободе".
И дело было решено. Этих якобы медицинских и научных заявлений присяжным было достаточно, чтобы вынести решение, что Аарона Ли Фуллера опасно оставлять в живых и что, не дав возможности искупить вину, его нужно приговорить к смертной казни.
Отзываясь о гипотетическом убийце, Григсон назвал подсудимого "жестоким социопатом". Как вы уже знаете, этот термин является синонимом психопатии.
В статье, посвященной прогнозированию потенциальной опасности преступника для общества3, Чарльз Юинг заметил, что один только Григсон свидетельствовал в более чем семидесяти слушаниях, шестьдесят девять из которых закончились вынесением смертного приговора.
Он написал, что случай Григсона "не уникален" и что присяжные выносят свои решения на основании заявлений подобных горе-экспертов по всей стране.
Верховный Суд США разрешил таким психиатрам, как Григсон, давать экспертную оценку с тем условием, что заявление специалиста должно рассматриваться только как его личное мнение. Состязательная природа судебной системы позволяет поставить под сомнение любое мнение. Однако слова некоторых экспертов звучат настолько убедительно, что кажутся неоспоримыми. Розенбаум писал, что Григсон, один из самых ярких свидетелей-экспертов, обладал харизмой, которая сметала все препятствия на пути и позволяла ему убеждать присяжных в истинности своего мнения.
Подход Григсона к даче свидетельских показаний в роли эксперта по меньшей мере необычен. По стандартам любой психологической или психиатрической ассоциации, постановка диагноза требует тщательного изучения и обследования потенциально опасного человека и при этом строгого соблюдения общепринятых диагностических критериев.
Судебный психиатр из одного южного штата недавно рассказал мне, что ему удалось убедить суд в том, что его клиент, которому он поставил диагноз "психопат", не мог отвечать за совершенное им убийство, поскольку "результаты вашего исследования показывают, что у психопатов наблюдается нарушение мозговой деятельности органической природы". Вскоре я понял, что он ссылался на недавно опубликованную работу по нейропсихологии, в которой мы вообще-то писали, что данные стандартизированных тестов показывают, что у психопатов нет нарушения мозговой деятельности органической природы. Его доводы в суде основывались на ошибочном понимании нашей работы.
Ошибка психиатра спасла жизнь его клиенту: последнего не приговорили к смертной казни.
На мой взгляд, диагностические процедуры и поверхностные заключения Григсона не только вызывают возражения у врачей и ученых, но и отражают его ставшую чертой личности веру в свою непогрешимость. Даже в идеальных условиях, имея доступ к самым последним данным и используя самые точные критерии диагностики, психиатр может поставить ошибочный диагноз. Если же от диагноза зависит не только проводимая терапия, но и жизнь человека, мы обязательно должны учитывать эту возможную погрешность. Мы должны также отдавать себе отчет в том, что даже самый достоверный диагноз (что уже само по себе невероятно) не позволяет с уверенностью говорить о возможных рецидивах насилия. Это обусловлено хотя бы тем, что переменные, составляющие диагноз, затрагивают только часть личностных, социальных и средовых факторов, определяющих склонность к антисоциальному поведению. Тем не менее имеется достаточно доказательств того, что диагностика психопатии на основе Контрольного перечня признаков психопатии существенно уменьшает риск, связанный с судебными решениями. При правильном использовании он помогает провести черту между теми преступниками, которые не таят в себе особой угрозы для общества, и теми, которые представляют для окружающих большую опасность.
Любой инструмент хорош только в опытных руках
Контрольный перечень признаков психопатии является достаточно надежным инструментом диагностики и прогнозирования, и многие врачи быстро взяли его на вооружение. Однако обладать каким-либо инструментом и правильно его использовать - "две большие разницы". Следующий пример ярко демонстрирует пагубные последствия неправильного применения Перечня.
Д-р Дж., судебный психиатр и хорошо известный свидетель-эксперт обвинения, заявил на слушании, что, по его мнению, осужденный и ранее неоднократно судимый за насильственные правонарушения преступник представляет серьезную опасность для общества. Это мнение было подкреплено послужным списком подсудимого и уверенностью д-ра Дж. в том, что обвиняемый - психопат (он руководствовался Контрольным перечнем) и поэтому в принципе не может исправиться. Заключение д-ра Дж. было важным звеном в попытке стороны обвинения изобразить подсудимого опасным преступником и осудить его к пожизненному тюремному заключению.
Интересы обвиняемого защищал младший сотрудник одной престижной адвокатской конторы. Положение его было явно незавидным, поскольку он вынужден был противостоять внушительному авторитету д-ра Дж. Так случилось, что адвокат был знаком с моим бывшим студентом, который обратил мое внимание на это дело и показал мне копию заключения, представленного д-ром Дж. в суде. У меня возникло несколько замечаний к заключению, и адвокат спросил меня, возможно ли проведение независимого повторного обследования подсудимого. Двое моих опытных помощников выполнили это задание, и каждый из них пришел к выводу, что подсудимый не был психопатом.
Я объяснил адвокату, а затем и присяжным, правила применения и начисления баллов по Контрольному перечню признаков психопатии. Адвокат решил проверить, как сам д-р Дж. использует этот диагностический инструментарий, и вскоре выяснил, что психиатр не выполнял некоторые весьма конкретные предписания. Наоборот, Перечень был для него своего рода каркасом для формирования собственного профессионального мнения и заменой доступной тогда научной литературы. (Такое случается нередко. Многие врачи относятся к строгим диагностическим критериям только как к общим указаниям.) Судья признал диагноз д-ра Дж. ошибочным и отклонил прошение стороны обвинения о назначении пожизненного срока заключения.
Причин у затронутой в этой главе проблемы всего две. Это незнание необходимых диагностических процедур и неправильное их применение. Диагноз "психопатия" - это ярлык, от которого очень трудно избавиться. Ошибочные прогнозы, основанные на неверных диагнозах, могут привести не только к путанице, но и к огромной беде. Чтобы избежать ее, нужно умело применять надежные и научно обоснованные диагностические средства. Другого не дано.
Глава 12. Можно ли что-нибудь сделать?
"Дорогая Энн Лэндерс, я пишу письмо от имени своей сестры, мачехи двадцатидвухлетнего парня, которого выгнали из школы. Я буду называть его "Дэнни". Отец мальчика развелся со своей первой женой, когда Дэнни был еще младенцем. Он живет в браке с моей сестрой уже семь лет.
Моя сестра потратила на мальчика не одну тысячу долларов, в том числе десять тысяч на обучение в военном лицее, откуда его исключили за мошенничество, обман и воровство. Она нанимала репетиторов, чтобы те помогли ему справиться с домашними заданиями, водила к трем психологам, которые говорили ей, что он полон враждебности, и врачам, которые не находили в нем физических заболеваний.
Дэнни жил с моей сестрой и ее мужем, с бабушкой и с родной матерью. Сейчас он живет с тетей. Он не работает, не платит за квартиру и живет на то, что ему дают.
Сестра и ее муж неоднократно находили для него работу, но он нигде не смог удержаться. Они поддерживали его интерес к спорту, старались не потакать ему, но сейчас они не знают, что делать.
В Дэнни есть и что-то хорошее. Он не пьет и не употребляет наркотики. Однако он жестоко обращается с собаками и лошадьми сестры. Он бьет и пинает их.
Что движет этим мальчиком? Мы боимся, что если ничего не изменить, он станет преступником. Неразрешимая проблема Виржинии".
"Дорогая Виржиния, зачем двадцатидвухлетнему парню работать, если он может жить, не заботясь о квартплате и зная, что родители ему помогут? Очевидно, что Дэнни разбалован.
Он зол и сбит с толку. Если он не пройдет психотерапевтический курс и не разберется в себе, его жизнь будет одной сплошной неприятностью. Конечно, придется приложить много усилий, но оно того стоит. Следующее, что ему нужно будет сделать, - это получить аттестат об окончании средней школы.
Покажите ему эту колонку и скажите, что если он захочет написать, я буду рада ответить ему.
Энн Лэндерс, Press Democrat, 8 января 1991 года".
Я не знаю, психопат этот "мальчик" или нет, но если все-таки да, то более типичной реакции обывателя вам не найти: перестаньте баловать его и отправьте на лечение; можете даже посоветовать ему написать письмо Энн Лэндерс.
Этот подход исполнен благих намерений, и к нему часто прибегают обеспеченные люди. Но когда человек - психопат, такие действия обречены на неудачу, если, конечно, психотерапевтический курс и психотерапевт - и пациент - не отличаются чем-то из ряда вон выходящим.
Больше двадцати лет назад в книге для психологов и психиатров я написал следующее.
За редким исключением, традиционные терапевтические методы, включая психоанализ, групповую психотерапию и психодраму, доказали свою неэффективность в лечении психопатии. Не лучше ситуация и с биологическими методами: психохирургией, электрошоковой терапией и лекарственной терапией.1
На момент написания книги ситуация с лечением психопатии в целом не изменилась. Многие ученые говорили раньше и замечают сейчас, что звание самой короткой главы в книге по психопатии можно без колебаний присудить главе о ее лечении. Такие заключения, как "Эффективное лечение не найдено" или "Ничто не помогает", могут легко резюмировать содержание многих научных статей.
Однако в ситуации, когда общественные учреждения напуганы быстро растущим уровнем преступности, а юридическая, здравоохранительная и судебная системы перегружены настолько, что едва не задыхаются от бессилия, нужно продолжать поиск методов ослабления воздействия психопатов на общество.
Клиницисты часто называют психопатов людьми, у которых защитные механизмы психики работают настолько эффективно, что способны подавить ощущения тревоги и страха. Результаты лабораторных исследований подтверждают это предположение и наводят на мысль о биологических основах их способности справляться со стрессом. Это может прозвучать так, будто психопатам можно позавидовать. Но не все так просто. У психопатов граница между бесстрашием и безрассудством размыта: они вечно попадают в разные переделки, и в основном потому, что в своих поступках не руководствуются чувством тревоги и не обращают внимания на сигналы об опасности. Как и люди, не снимающие в помещении солнцезащитные очки, они выглядят "круто", но не замечают многое из происходящего вокруг.