- Ну ладно, вы по-хорошему хотите, я поняла. Только от бабской глупости никакая психология не поможет, это я вам точно говорю. Вон матка моя три раза замужем была, и каждый раз (Марго произносила "кажный рас", но именно оговорки придавали ее неправильной речи какую-то совершенно необъяснимую щемящую прелесть) думала - навсегда. А вот тебе и выкуси, все три муженька-то и сбежали. Один, папаша мой, спился, другой туда, где небо в клетку, а третий и вовсе не пойми куда. Так и тащит нас с Валеркой одна. А мыто тоже те еще подарочки… Вот и Нику мне жаль. Нарвалась она по глупости на одного козла, и на другого еще нарвется. Я ей говорю: жестче надо быть, сильнее, тогда ты будешь ими крутить, а не они тобой. Бабам-то, им тоже своя сила дадена. Правильно я говорю, доктор ("дох тур" - старушечье произношение в устах молодой девушки. Так странно. Бедная ты моя Маргарита, видать, и правда тебе досталось. То ли от трех маткиных мужей, то ли еще от кого…)?
Я отмечаю тот факт, что, говоря о Веронике, Маргарита употребляет настоящее время, и напрямую спрашиваю, может ли она устроить мне с Вероникой встречу. Гарантирую полную конфиденциальность. Маргарита сомневается.
- А о чем ей с вами толковать-то? Снова старые раны расчесывать? Ей сейчас забыть все надо…
- Такие вещи не забываются, Марго, - осторожно говорю я. - Ни одна девушка не сможет забыть свою первую любовь, своего первого мужчину…
- Щас! - злобно скалится Марго. - Всю жизнь помнить буду! А жить-то потом как, а, доктор?
- Первая любовь, а у сегодняшней молодежи и первая близость очень часто заканчивается расставанием, а то и обидой и разочарованием, - подчеркнуто спокойно, даже задумчиво говорю я. - Как ни печально это для полюбивших впервые, но это скорее правило…
- Вашими бы устами да мед пить, - усмехается Марго. - Ладно уж, пришлю я к вам эту дурочку. Только договор - родителям Никиным чтоб ни полсловечка.
Я, естественно, соглашаюсь на любые условия.
И вот передо мной сидит Вероника. Никакой косметики, черный свитер с воротником-стойкой, строгое, пожалуй что даже красивое лицо. Вокруг глаз - темные круги.
- Марго сказала, что вы хотели со мной поговорить. - Голос тихий, но твердый, без дрожи и сдерживаемых слез. - Вот, я пришла. Еще она сказала, что папа с мамой не узнают…
- Не узнают, пока ты сама не захочешь, - подтвердила я. - Но прежде чем мы с тобой поговорим, ответь мне на один вопрос: как ты сама - именно ты, не Марго, не я, не родители, а именно ты сама - видишь свое будущее? Что собираешься делать завтра, на будущей неделе, через месяц?
- На будущей неделе? - в темных глазах Вероники появилась растерянность. - Я… я не знаю…
- Ты не посещаешь школу, студию, ушла из дома, твои друзья не знают, где ты. Ты считаешь, что все это больше тебе не понадобится? Ты считаешь, что твоя жизнь кончена, сейчас, в пятнадцать лет? Или ты просто взяла таймаут?
- Тайм… что?
- Это спортивный термин. Перерыв в игре, который предоставляется игрокам по инициативе одного из участников.
- Да, наверное… я… именно это…
- И для чего же ты используешь свой таймаут?
- Чтобы забыть все! - твердо и уверенно, с интонациями Маргариты.
- Получается?
- Не получается. - Опущенный взгляд, закушенная губа. - Пока…
- А может, и не надо забывать?
- Не надо?! Вы думаете, что-то еще может быть?! Вы же ничего не знаете!..
- Может или не может - это тебе виднее. Ты говоришь: не может, значит, так и есть. Я говорю только о том, что не надо забывать.
- А как же тогда?..
- Если мы будем забывать все, что кончается не так, как нам бы хотелось… Много ли у нас останется? Представь себе: юноша и девушка встретились, полюбили друг друга, поженились, родили двоих детей, вырастили их. А потом он встретил другую женщину, а она чуть позже - другого мужчину. Они были вместе двадцать два года, а потом расстались. Это действительная, а не придуманная история. И что же им теперь делать - забыть все эти двадцать два года?! Все радости, все праздники, все счастье, которое они делили на двоих? Все тревоги и испытания, которые они перенесли вместе, поддерживая друг друга? Забыть всю свою молодость?
- Нет, конечно, им нельзя…
- А тебе можно? Тебе было хорошо с Вадимом? Ты чувствовала его поддержку, внимание? Он ухаживал за тобой? Тебе это было приятно?
- Да. Очень. У меня никогда не было такого парня. И у моих подруг тоже. Поэтому я и… Я думала, что этим удержу его.
- Ты и удержала, но ненадолго. И твои родители тут совершенно ни при чем. Вадим, по-видимому, из тех людей, которые не переносят сложных отношений. Любые сложности тяготят их, и они от них попросту бегут. Скорее всего, Вадим никогда и ни с кем не сможет стать хорошим семьянином…
- Да, да… Я и сама про это думала. А откуда вы знаете?
- Да так, предполагаю, - я пожала плечами. - Так что посмотри на все это дело с другой стороны. Тебе всего пятнадцать лет. Создавать семью явно рано. Вадим долго и красиво ухаживал за тобой. Ничего удивительного, что в конце концов ты потеряла бдительность и поддалась на его уговоры. Пусть все это послужит тебе уроком. В конце концов, как говорила твоя подруга Лариса, Вадим ведь по-своему честный человек…
- А вы и с Лариской говорили?! Ну, она вам, наверное, про меня такого наплела…
- Лариса жалеет тебя и говорит, что уж она-то понимает тебя лучше всех. И по-моему, она весьма достойный и умный человек. Который, кстати, действительно попался в ту же ловушку, что и ты. Можете организовать клуб жертв Вадима. Возьмите туда Оксану и ту черненькую девушку, с которой видела его в кафе твоя мама. В Америке очень модны такие штучки…
Я добилась своего - Вероника сначала робко улыбнулась, а потом и засмеялась. И сразу стало видно, что маска усталой скорби - всего лишь маска, и появились ямочки на пухлых щеках…
- И обязательно пришли ко мне Марго, - серьезно сказала я в довершение нашего долгого разговора. - Мне кажется, что в ее жизни действительно были и весьма серьезные проблемы, и настоящие несчастья…
- Да, она очень несчастная, - не менее серьезно подтвердила Вероника. - Она мне рассказывала кое-что… я вам не могу сказать. Но мне кажется, она к вам не пойдет, потому что она думает, что каждый должен справляться сам, а остальное - это для хлюпиков…
- Справляться должен каждый сам, - подтвердила я. - Тут я с Марго согласна. Но можно ведь покрутить проблему, повернуть ее под другим углом, глядишь, что-то и увидится. А в этом деле, сама понимаешь, две головы лучше, чем одна.
- Да, я теперь понимаю. Я скажу Марго. Может быть, вы ей тоже что-нибудь вернете.
- Верну? Что?
- Ну, я не знаю, как точно сказать. Мне было ужасно обидно, что все это напрасно и нужно забыть. А вы сказали: не надо, и я сама поняла, что все это теперь навсегда со мной, и можно вспоминать только хорошее. А Вадим… знаете, мне его теперь даже жалко…
- Ну-ну-ну! - я предостерегающе постучала костяшками по ручке кресла. - В клуб, в клуб, в клуб! Знаю я тут одну, Печориным увлекается, все его в Вадиме разглядеть пыталась…
- Знаю, знаю, это Лариска! - рассмеялась Вероника. - Это ей Печорин нравится… - Девушка лукаво улыбнулась, демонстрируя свои очаровательные ямочки. - А как бы нам ту черненькую разыскать и уговорить ее в клуб вступить? И можно ли ее будет потом к вам прислать? А?
Глава 3
Антон, который ничего не хочет
Он сидел около двери кабинета, не выказывая никаких признаков нетерпения, уже за полчаса до начала приема. Я обратила на него внимание потому, что он был один, ничего не читал и из ушей его не торчали проводочки плеера. Совершенно непонятно было, чем он занят. Спит? Нет, вроде бы глаза открыты. Но встретиться взглядом не удавалось.
Прошло уже десять минут, а в дверь, несмотря на табличку, никто не стучал. Я выглянула в коридор. Высокий юноша по прежнему сидел на банкетке, не изменив позы, и глядел в пол куда-то перед собой.
- Вы не ко мне? - на всякий случай поинтересовалась я.
- К вам, - послышался спокойный ответ.
- А почему не заходите?
- Жду, - лаконично пояснил юноша.
- Должна подойти мама? - ситуация более-менее прояснялась. Мать уговорила проблемное чадо показаться психологу, а сама запаздывает. Тормозное чадо вместо того, чтобы законно сбежать, послушно ждет.
- Никто не должен, - вдребезги разбивая мои построения, возразил юноша. - Я думал, вы позовете.
- Вот, я зову, - ровно, решив не интересоваться его грамотностью и способностью прочитать дверную табличку, сказала я.
В кабинете юноша плотно устроился в кресле, спокойно и молча смотрел на меня. Я, пользуясь случаем, разглядывала нового пациента. Приятное, может быть, немного угрюмое лицо, светлые глаза, коротко, но немодно подстриженные волосы. Для косьбы под "крутого" длинноваты, для любой современной прически слишком коротки. Так стриглись пионеры во времена моего детства. Одет юноша добротно и чисто, но опять же без признаков подросткового выпендрежа.
- Меня зовут Екатерина Вадимовна, - я решила нарушить затянувшееся молчание. - Я слушаю вас.
- Меня зовут Антон, - представился юноша и снова замолчал.
Чувствуя, что прием будет нелегким, я приготовилась задавать вопросы и получать на них односложные ответы.
- Что привело вас ко мне?
- Я не знаю. Мама велела мне сходить. Записала. Я пришел.
- Мама велела? - Я не удержалась от улыбки. - Сколько вам лет, Антон? Знаете ли вы, кто такие психологи и чем они занимаются?
- Мне шестнадцать лет. Кто такие психологи, я знаю. У нас в школе есть урок психологии.
Выглядел Антон абсолютным славянином, но меня почему то не покидало ощущение, что он говорит на иностранном для него языке.
- И как вам нравятся эти уроки?
- Они мне не нравятся. Теория очень скучная. А практика - как для детского сада.
- Думаете ли вы, что психология вообще - скучная наука?
- Нет, скучных наук не бывает. Бывают только скучные люди.
"Ого!" - подумала я, убедившись в том, что разговор мог сложиться интереснее, чем мне показалось с первого взгляда.
- А мама, когда велела вам сходить ко мне на прием, даже не намекнула на причину этого, с ее точки зрения необходимого, посещения? И почему она не пришла сама?
- Мама очень поздно кончает работу. Она сказала, чтобы я поговорил с вами о себе, о том, почему я ничего не хочу…
- А вы, Антон, в ваши шестнадцать лет, что, действительно ничего не хотите?
- Почему же не хочу? - юноша меланхолично пожал плечами. - Хочу, конечно. Но я ничего не делаю, и мама говорит, что именно в этом вся проблема.
- А что вы сами думаете по этому поводу?
- Я ничего не думаю, мне просто все равно.
Круг замкнулся, и во время нашей дальнейшей беседы мы прошли его еще не меньше пяти раз. Нам удалось затронуть массу вещей, которых Антон активно не хотел и не любил (математика, физика и все связанное с ними, современная музыка и американские боевики, всевозможные тусовки и молодежное разделение по интересам и т. д., и т. п.), а также вещи и явления, к которым Антон был равнодушен (дискотеки и бары, гуляние с девушками, учеба в целом, будущая профессия, компьютерные игры, мода и все с ней связанное, сериалы на телевидении и, опять же, и т. д., и т. п.). Никакой позитивной программы в разговоре совершенно не выделялось.
- Антон, давайте поиграем в ассоциации, - отчаялась я. - Я буду говорить вам разные слова, а вы мне сразу же - то, что приходит вам в голову. Только честно. Хорошо?
Результат в целом соответствовал известному анекдоту:
- Река?
- Волга!
- Поэт?
- Пушкин, Лермонтов, Некрасов!
- Газета?
- "Правда", "Московский комсомолец"!
- Люблю?
- Кошки, котлеты, соленые огурцы…
- Нравится?
- Собирать марки…
- Вы собираете марки, Антон?
- Нет, никогда не собирал. Но вы же сказали, что придет в голову…
- Да, спасибо…
В конце приема мы согласовали время следующего визита так, чтобы на него смогла прийти мама Антона.
Немолодая мама Антона комкала в руках платок, нервно подкашливала и вообще выглядела на порядок более эмоциональной, чем ее сын. Антон сидел в другой комнате, на предложение дать ему книгу поблагодарил и ответил отказом. Тогда я дала ему брошюру с интеллектуальным тестом, велела прочитать инструкцию, выполнить задания в течение получаса, а потом принести мне результаты. В общем-то всего этого делать было нельзя, так как в конце книжонки были даны ответы к тесту, но почему-то мне показалось, что Антон не будет ими пользоваться.
Словоохотливая мама рассказала мне, что в детстве Антон был прекрасным и необременительным ребенком, без проблем посещал все дошкольные учреждения, в младших классах учился ровно, хотя и не блестяще, потом постепенно съехал на тройки, но вроде бы никогда этому по-настоящему не огорчался. Вообще совершенно непонятно, что его по-настоящему огорчает или радует. Когда бабушка, которая фактически растила маленького Антона (родители всегда много работали), заболела раком, Антон без смущения и протеста выполнял все необходимое по уходу за старушкой, но ничем и никогда (включая сам момент смерти и похороны бабушки) не показал, что происходящее хоть сколько-нибудь расстраивает его. У Антона никогда не было девушки. Парень он видный, и то одна, то другая одноклассница проявляют знаки внимания, звонят по телефону. На вопросы матери Антон отвечает: "Да ну их!" - и этим все ограничивается. Маленькому Антону было все равно, что надеть, потом он вроде бы начал интересоваться одеждой, но после шестого седьмого класса - снова как отрезало. "Какие тебе брюки купить, Тоша? Фасон, цвет, может быть, фирма?" - спрашивает мать, стараясь быть современной. "Все равно, - отвечает сын. - Чтобы не короткие были". Антон учится уже в десятом классе, но никаких увлечений или хотя бы планов на будущее у него нет. Когда родители напрямую спрашивают его, куда он пойдет после школы, он отвечает: "Не знаю. Все равно". "В институт?" - "В институт", - соглашается сын. "Может быть, в колледж?" - "Можно в колледж", - не протестует Антон.
- Занимался ли Антон в каких-нибудь кружках? - спрашиваю я.
Да, занимался. Сначала пытались учить его музыке, но бесперспективность этого направления стала ясна еще при жизни бабушки. Потом были карате, танцы, бассейн, теннис и, наконец, в прошлом году, бодибилдинг. Всюду Антон шел по указке мамы, занимался без всякой охоты, при малейшей возможности - бросал. Никаких объяснений не давал. Только в прошлом году, бросая бодибилдинг (который как раз к этому времени начал давать какие-то результаты), буркнул в сердцах: "Но это же такая тупость! Как ты не понимаешь!"
Дома Антон читает, помогает по хозяйству, гуляет с собакой или смотрит телевизор. Программы предпочитает информационные, читать больше всего любит исторические романы или научную фантастику. Никакого подросткового кризиса мама Антона не заметила, о чем почти сожалеет.
- Лучше бы он протестовал как-то, - нерешительно предполагает она. - Ходил бы куда-нибудь, что-то доказывал. Тогда я, может быть, и поняла бы как-то, что ему на самом деле нужно. А так - просто тихий ужас какой-то. Я иногда думаю, может быть, он больной? Бывают же какие-то вялые формы, я читала… Как вы думаете?
- А друзья у Антона есть? - интересуюсь я, помня ответ на этот вопрос самого Антона.
- Настоящих - нет, - не обманывает моих ожиданий мама (сам Антон на этот же вопрос ответил равнодушно-утвердительно). - Какие-то приятели есть. Книгами обмениваются, в школе на переменах общаются, звонят иногда. А чтобы что-то более тесное, что у нас дружбой считалось, - такого нет и не было никогда… Впрочем, был мальчик классе в третьем, в пятом, он потом уехал куда-то. Вот с ним они во дворе на скамейке или в разрушенной беседке часами о чем-то шушукались, пока домой не загонишь. Но после - ничего.
- И вот это состояние равнодушия ко всему, сколько оно длится, как вы оцените?
- Ну, вообще-то он никогда особо шустрым не был, но вот так… как умерла мама… это три года… ну, вот года два-три - так будет точно.
- А что думает ваш муж по поводу состояния Антона?
- Он говорит: лентяй и тунеядец - вот и все проблемы. И знаете, Антон вроде бы с ним согласен. Но надо же что-то делать. Если все дальше пойдет так же, то мне придется выбрать для него профессию, запихнуть его в какой-то институт или там техникум. Но я же не могу взять на себя такую ответственность… Это же такое решение… Если бы я хотя бы приблизительно знала, что ему интересно…
- А если вы ничего этого не будете делать?
- Тогда нам с отцом придется устраивать его на работу, а потом провожать в армию, - грустно констатировала женщина.
- Вы говорили об этом с Антоном?
- Да, много раз. Он согласен на любой вариант.
- Чудеса! - воскликнула я.
Признаюсь честно, с таким равнодушием к собственной судьбе мне еще не приходилось встречаться. Что-то здесь действительно неладно. Либо я еще чего-то принципиального не знаю, либо… либо здесь и вправду необходима консультация психиатра. Действительно, бывают же всякие формы… Я тоже читала…
Мама Антона, как и большинство матерей, когда речь идет об их детях, баловалась чтением мыслей.
- Вы думаете… все плохо, да? - трагическим шепотом спросила она.
- Ничего я пока не думаю, - отрезала я. - И вообще не мое это дело - диагнозы раздавать. Ну, если уж вы очень хотите… Ничего большего, чем депрессивный эпизод, правда, затянувшийся, я здесь не вижу. Но проконсультироваться, конечно, надо. На всякий случай…
- А, депрессия, - понимающе кивнула мама Антона, ухватившись за невольно прозвучавший ярлык. - Это я понимаю. Это ничего.
Я невесело улыбнулась.