Образы, соответствующие Деметре и Гекате, являются супраординатными (если не сказать сверхъестественных размеров) "Матерями", нечто среднее между типами Пиетас и Баубо. Бессознательное, которое уравновешивает привычную женскую безобидность, в этом отношении весьма изобретательно. Я могу припомнить всего несколько случаев, когда собственный благородный образ Деметры в своем чистом виде проглядывает сквозь образ, спонтанно вырастающий из бессознательного. Мне вспоминается случай, когда дева-богиня явилась вся в чистейшем белом одеянии, но с черной обезьянкой на руках. Мать-Земля всегда хтонична, иногда она связана с луной - либо посредством упомянутого кровавого приношения, либо посредством принесения в жертву ребенка, либо тем, что она украшена лунным серпом. На живописных или пластических изображениях Мать предстает в темных тонах черного или красного цвета (это ее основные цвета) с первобытным или звериным выражением лица; по виду она нередко напоминает неолитический идеал "Венеры" из Брассанпу или Виллендорфа или же спящую Гала Сафлиени. Изредка встречаются упоминания о многочисленных грудях, расположенных как у свиньи. Мать-Земля играет важную роль в бессознательном женщины, так как все ее проявления характеризуются как "могущественные". Это говорит о том, что в таких случаях элемент Матери-Земли в сознании чрезвычайно слаб и нуждается в усилении.
Ввиду всего сказанного, я готов признать, что может показаться непонятным, почему такие образы следует считать принадлежащими к типу "супраординатной личности". Однако в научном исследовании следует отбросить нравственные или эстетические предрассудки и позволить фактам говорить самим за себя. Дева часто описывается как существо, которое нельзя считать человеческим в обычном смысле; она либо неизвестного, либо особенного происхождения, либо странно выглядит, либо попадает в странные происшествия, из чего приходится заключить о ее необычной мифологической природе. Столь же (а может быть, даже более поразительно) то, что Мать-Земля - это божественное существо в классическом смысле слова. Более того, она отнюдь не всегда появляется в облике Баубо, но может походить, например, на Королеву-Венеру из Hypnerotomachia Poliphili, но неизменным остается одно - ее тяжелая судьба. Часто встречающиеся неэстетичные формы Матери-Земли связаны с предрассудком современного женского бессознательного; такого предрассудка не существовало в античности. Связанная с подземным миром природа Гекаты, которая неотделима от Деметры, и судьба Персефоны указывают на темную сторону человеческой души, хотя и не в такой степени, как современный материал.
"Супраординатная личность" - это целостный человек, то есть человек, каков он есть в действительности, а не каковым он себе представляется. К этой целостности принадлежит и бессознательная душа, имеющая подобно сознанию свои требования и нужды. Я не хочу трактовать бессознательное персоналистически и утверждать, к примеру, что образы-фантазии, подобные вышеописанным, являются "исполнениями желаний", вызванными вытеснением. Как таковые эти образы никогда не были сознательными и, следовательно, никогда бы не могли подвергнуться вытеснению. Под бессознательным я подразумеваю скорее неличную душу, общую для всех людей, даже если она выражает себя посредством индивидуального сознания. Когда кто-либо дышит, его дыхание не является феноменом, который можно истолковать в плане его личности. Мифологические образы принадлежат к структуре бессознательного и не являются личным владением: на самом деле большинство людей скорее сами находятся в их владении, нежели, владеют ими. Образы, подобные вышеописанным, в определенных условиях способствуют возникновению соответствующих расстройств и симптомов, а затем уже задачей медицинской терапии является выяснить, как и насколько эти импульсы могут и могут ли вообще быть интегрированы в сознательную личность, или же они суть вторичное явление, переведенное, благодаря некоторым нарушенным ориентациям сознания, из своего обычного потенциального состояния в действительность. На практике существуют обе возможности. Обычно я описываю супраординатную личность как "самость", таким образом четко различая эго, которое, как хорошо известно, распространяется лишь на сознательный разум, и целое личности, которое включает как сознательный, так и бессознательный компоненты. Таким образом, эго относится к самости как часть к целому. В этой мере самость супраординатна. Более того, эмпирически самость по причине своего сознательного компонента, который может войти в сознание лишь косвенно, путем проекции, ощущается не как субъект, а как объект. Из-за своего бессознательного компонента самость настолько отстраняется от сознательного разума, что может быть выражена человеческими образами лишь отчасти, другая ее часть вынуждена искать выражения в объективных, абстрактных символах. Человеческие образы - это мать и дочь, отец и сын, король и королева, бог и богиня. Териоморфными символами являются дракон, змея, слон, лев, медведь и другие могучие звери или же паук, краб, бабочка, жук, червь и т.п. Растительные символы - это в основном цветы (лотос и роза). Они ведут к геометрическим фигурам, таким как круг, сфера, квадрат, четырехугольник, часы, небесный свод и т.п. Исчерпывающее описание человеческой личности невозможно из-за неопределенности величины бессознательного компонента. Поэтому бессознательное дополняет картину человеческими образами, расположенными между двумя полюсами внечеловеческого бытия (между животным и божественным), и дополняет животную крайность, внося в микрокосм животные и растительные абстракции. Эти приложения часто наблюдаются в антропоморфных божествах в качестве их "атрибутов".
Деметра и Кора, мать и дочь, раздвигают границы сознания как вверх, так и вниз. Они привносят в него измерения "старшего и младшего", "более сильного и более слабого" и стирают узко очерченные границы сознательной памяти, давая ей понятие о существовании более великой и исчерпывающей личности, имеющей свою долю в вечном потоке вещей. Вряд ли правомерно предположение о том, что миф и таинство были изобретены с каким-либо сознательным намерением; скорее они были невольным откровением первичного состояния души, но души бессознательной. Душа, предсуществующая сознанию (например, у младенца), с одной стороны, причастна к материнской душе, тогда как, с другой стороны, она простирается к душе дочери. Из этого можно было бы заключить, что каждая мать содержит в себе свою дочь, а каждая дочь - свою мать, и что каждая женщина простирается назад - в свою мать и вперед - в свою дочь. Это участие и смешение порождают характерную неопределенность в отношении времени: женщина живет раньше как мать, а позже как дочь. Память сознания об этих связях порождает ощущение, что ее жизнь простирается над поколениями - первый шаг к непосредственному переживанию и убеждению в пребывании вне времени, что несет с собой и чувство бессмертия. Жизнь индивида преобразуется в тип и становится подлинным архетипом женской судьбы вообще. Это ведет к восстановлению или apocatastasis* жизней ее предков, которые теперь благодаря мосту, созданному преходящим индивидом, переходят в грядущие поколения. Такого рода переживание обеспечивает личности место и значение в жизни поколений, так что с пути бегущего сквозь нее жизненного потока исчезают все ненужные препятствия. В то же время личность спасена от изоляции и восстановлена в целостности. В конечном счете вся ритуальная поглощенность архетипами имеет эту цель и этот результат.
*Возвращение в прежнее состояние (фр.).
Именно психологу совершенно ясно, насколько велик тот катарсический и в то же время омолаживающий эффект, который должен проистекать из культа Деметры в женскую душу; знает он и об отсутствии душевной гигиены, характерном для нашей культуры, уже не ведающей того благотворного переживания, которые несут в себе элевсинские эмоции.
Я вполне отдаю себе отчет в том, что не только мирянин, проявляющий интерес к психологии, но и профессиональный психолог и психиатр, и даже психотерапевт, не владеют адекватным знанием архетипического материала своих пациентов, поскольку они специально не изучали этот аспект феноменологии бессознательного. А то, что мы часто встречаемся со случаями, характеризующимися огромным количеством архетипических символов, всецело находится в поле наблюдения психиатрии и психотерапии. Поскольку наблюдающему их ученому не хватает необходимых исторических знаний, он не в состоянии заметить параллелизма между своими наблюдениями и открытиями антропологии и гуманитарных наук в целом. И наоборот, специалист в области мифологии и сравнительной религии, как правило, не является психиатром и, следовательно, не знает о том, что его мифологемы все еще свежи и живы - к примеру, в снах и видениях, - в отдаленных тайниках нашего самого личного опыта, который мы ни под каким предлогом не извлекли бы для научного анализа. Посему архетипический материал является великим неизвестным, и даже для того, чтобы этот материал собрать, необходимы специальное обучение и подготовка.
Думаю, здесь будет нелишним привести несколько примеров из историй болезней моих пациентов, в чьих сновидениях и фантазиях встречаются архетипические образы. Большинство моих пациентов разделяли то заблуждение, что нет ничего проще, чем передать содержание своих переживаний с помощью "нескольких примеров". На деле же один - два вырванных из контекста образа практически ничего не объясняют. Это имеет успех лишь тогда, когда мы имеем дело со специалистом. Человек ни за что не догадается, что должен сделать Персей с головой Горгоны, если он не знает этого мифа. Так же обстоит дело и с индивидуальными образами: им необходим контекст и контекстом этим является не только миф, но и индивидуальный анамнез. Однако контекст может быть слишком обширным. Для того, чтобы представить некое содержание как завершенный ряд образов, понадобилась бы книга размером более чем в двести страниц. Некоторое представление об этом можно составить, ознакомившись с моим исследованием фантазий мисс Миллер. Поэтому я не без колебаний прибегаю к историям болезней как к иллюстративному материалу. Источниками используемого мною материала были отчасти нормальные люди, а отчасти лица со слабо выраженными невротическими симптомами. Это отчасти сновидения, отчасти видения, а отчасти сон, смешанный с видением. Эти "видения" вовсе не являются экстатическими состояниями или галлюцинациями: это спонтанные визуальные образы, фантазии или же так называемое активное воображение. Последнее является изобретенным мною методом наблюдения потока внутренних образов. Сосредоточивая внимание на каком-либо выразительном, но непонятном образе сновидения или на спонтанном визуальном впечатлении, человек наблюдает за происходящими с ним изменениями. При этом, конечно, следует воздерживаться от всякого критицизма, наблюдая и записывая происходящее с полной объективностью. Также очевидно, что следует отбросить все возражения наподобие того, что все это "произвольно" или "надуманно", так как это исходит из переживаний эго-сознания, которое не потерпит в своем доме иного хозяина, кроме себя самого. Иными словами, эти возражения являются препятствиями, поставленными сознательной памятью, бессознательной.
В таких условиях составляются длинные и часто весьма драматичные ряды фантазий. Преимущество этого метода состоит в том, что на свет выводится масса бессознательного материала. С той же целью может быть использовано черчение, рисование или моделирование. Как только визуальный ряд становится драматичным, он легко переходит в слуховую и языковую сферы и может стать причиной диалогов и т.п. Но этот метод, примененный к индивидам с незначительной патологией при определенных обстоятельствах, в частности, в нередких случаях латентной шизофрении, может оказаться весьма небезопасным и посему нуждается в медицинском контроле. Он основан на умышленном ослаблении сознательного разума и его сдерживающего эффекта, который ограничивает либо подавляет бессознательное. Целью этого метода является, во-первых, естественная терапия, а во-вторых, он поставляет богатый эмпирический материал. Некоторые наши примеры получены именно таким путем. От сновидений они отличаются только тем, что форма их лучше, так как содержание воспринималось не спящим, а бодрствующим сознанием. Примеры даны женщинами средних лет.
I.ПациенткаX
(спонтанные визуальные впечатления в хронологическом порядке)
1. "Я увидела белую птицу с распростертыми крыльями. Она подлетела к женщине в голубом, сидящей в позе античной статуи. Птица опустилась ей на руку, а в руке у женщины было зернышко пшеницы. Птица подхватила его в клюв и опять взвилась в небо".
X нарисовала картину: голубое одеяние, архаически простой образ "Матери" на белом мраморном основании. Ее материнство подчеркнуто наличием больших грудей.
2. Бык поднимает младенца с земли и несет его к античной статуе женщины. Появляется обнаженная молодая девушка на белом быке, с венком из цветов в волосах. Она берет ребенка, Подбрасывает его в воздух, как мяч, и вновь ловит его. Белый бык везет их обоих к храму. Девушка кладет ребенка на землю и т.д. (следует инициация).
В этой картине дева представлена скорее всего в образе Европы. (Здесь задействованы некоторые школьные знания.) Ее нагота и венок из цветов указывают на дионисийскую заброшенность. Игра в мяч с младенцем - мотив какого-то секретного ритуала, всегда необходимого при "принесении младенца в жертву". (Сравните обвинения в ритуальном убийстве, выдвигаемые язычниками против христиан и христианами против евреев и гностиков; также финикийские жертвования младенцев, слухи о Черной мессе и т.п. и "игра в мяч в церкви".)
3. "Я увидела золотую свинью на пьедестале. Повсюду танцевали звероподобные существа, образуя круг. Мы торопились вырыть яму в земле. Я спустилась вниз и обнаружила воду. Затем появился мужчина в золотой повозке. Он спрыгнул в яму и стал раскачиваться взад-вперед, как будто танцуя.... Я раскачивалась в ритме с ним. Затем он внезапно выпрыгнул из ямы, изнасиловал меня и оставил с младенцем".
X идентична молодой девушке, часто являющейся и в образе юноши. Этот юноша - образ анимуса, воплощение мужского элемента в женщине. Вместе юноша и девушка составляют пару или coniunctio, что символизирует сущность целостности (подобно платоновскому гермафродиту, позднее становящемуся символом совершенной целостности в философии алхимиков). X, очевидно, танцует вместе с остальными, отсюда и "мы торопились". Примечательна параллель с мотивами, отмеченными Кереньи.
4. "Я увидела красивого юношу с золотыми тарелками, танцующего и прыгающего весело и самозабвенно... В конце концов он упал на землю, спрятав лицо в цветах. Затем он прятал лицо в коленях очень старой матери. Спустя некоторое время он поднялся и прыгнул в воду, веселясь там, как дельфин... Я видела, что у него золотые волосы. Теперь мы прыгали вместе, взявшись за руки. Так мы подошли к ущелью..." Перепрыгивая ущелье, юноша срывается в пропасть.Xостается одна и приходит к реке, где ее ожидает белый морской конек и золотая лодка.
В этом эпизоде X - юноша; поэтому позднее он исчезает, оставляя ее единственной героиней. Она - дитя "очень старой матери", а также дельфин, юноша, исчезнувший в ущелье, и невеста, которую, по всей видимости, ожидает Посейдон. Примечательные пересечения и смещения мотивов во всем этом индивидуальном материале практически совпадают с теми, что встречаются в мифологическом варианте. Юноша, прячущий лицо в коленях матери, произвел столь сильное впечатление на X, что она нарисовала его изображение. Образ тот же, что и в пункте 1, только место зернышка пшеницы в ее руке занимает юноша, лежащий совершенно истощенным на коленях у гигантской матери.
5. Теперь следует жертвоприношение овцы, во время которого, похоже, происходит игра в мяч с жертвенным животным. Участники игры пятнают себя жертвенной кровью, после чего купаются в пульсирующей крови. Затем X превращается в растение.
6. После этого X приходит к змеиной норе, и вокруг нее обвиваются змеи.
7. В змеиной норе ниже уровня моря находится спящая божественная женщина. (На рисунке она изображена превосходящей других по размерам.) На ней красно-голубое одеяние, покрывающее только нижнюю часть тела. У нее темная кожа, полные красные губы, и физически она кажется весьма сильной. Она целуетX, очевидно пребывающую в роли молодой девушки, и передает ее в виде подарка большой группе мужчин, стоящих рядом и т.д.
Эта хтоническая богиня - типичная Мать-Земля, представленная в том виде, в каком она часто появляется в современных фантазиях.
8. Поднявшись из глубин и вновь увидев свет, Xиспытывала своего рода свечение: пока она шла через волнующееся поле пшеницы, вокруг ее головы танцевало белое пламя.
Этой сценой эпизод с Матерью заканчивается. Хотя нет ни малейшего намека на повторение какого-либо известного мифа, все мотивы и связи между ними знакомы нам по мифологии. Образы эти предстают спонтанно, не основываясь на каком-либо сознательном знании. На протяжении длительного периода времени я применял метод активного воображения по отношению к себе и наблюдал многочисленные символы и символические ассоциации, подтверждение которым я смог найти лишь спустя годы в текстах, о существовании которых я и не подозревал. То же самое касается и сновидений. Например, несколько лет назад мне снилось следующее: Я медленно и устало взбираюсь на гору. Когда я достиг, как мне казалось, вершины, я обнаружил, что стою на краю плато. Гребень горы, который и обозначал ее настоящую вершину, вздымался далеко впереди. Наступала ночь, и я видел на темном противоположном склоне металлически поблескивающий ручей, который тек вниз, и две тропинки, которые, змеисто извиваясь, вели вверх: одна - налево, другая - направо. На гребне горы, справа, виднелся отель. Внизу ручей убегал влево, и через него был переброшен мост.
Спустя немного времени я обнаружил в неизвестном алхимическом трактате следующую "аллегорию". В своей Speculativae philosophiae франкфуртский терапевт Джерард Дорн, живший во второй половине шестнадцатого века, описывает "Mundi peregrinatio, quam erroris viam appellamus" ("Путешествие по миру, которое мы называем путем ошибок"), с одной стороны, и "Via veritatis" ("Путь истины") - с другой. О первом пути автор говорит: