Если исчезнет волнение, связанное с незнанием исхода, исчезнет и мотивация. Мы платим высокую цену тревожными переживаниями, потому что не в силах предсказать, закончится ли данная ситуация так, как мы надеемся, или так, как мы опасаемся. Но знание наперед имеет собственную цену: нейтрализация эмоций, с которой сила надежды, радость ожидания и непреодолимый зов желания теряют свою значимость. Если мы заранее знаем исход какой-либо сложной ситуации, стимул стараться, тянуться и расти исчезает. Более того, такую ситуацию уже невозможно назвать испытанием. Она становится простым событием, которое нужно пережить.
А теперь, пожалуйста, представьте, что вы все тот же семнадцатилетний юноша, и знаете не только исход матча, но то, и получите ли вы стипендию, а также все остальные подробности своей будущей жизни, включая обстоятельства смерти. Вся ваша жизнь подобна книге, которую вы уже прочли. Вам не придется испытывать шок, но не будет и приятных сюрпризов. Не будет ничего, кроме простой последовательности событий на протяжении многих лет…
Ощущаете ли вы тяжесть такого знания? Из-за него каждое радостное событие лишится своей бурлящей энергии, потому что вы будете знать, что следом за его легкими шагами послышится тяжелая поступь очередного несчастья.
Нет, мы должны жить вслепую или не жить вовсе, потому что, если бы знали, мы бы сопротивлялись. Мы бы попытались обойти болезненные моменты, избежать сложных отношений, предотвратить катастрофу. И таким образом мы бы сопротивлялись, обходили, избегали, тормозили, предотвращали собственное развитие, которое возможно именно через этот жизненный опыт и через те изменения в нас и нашей жизни, которые должны произойти благодаря ему.
Герой считается героем, потому что он отважно бросается навстречу неизвестной опасности и сражается до победного конца. Порой в борьбе с ограми и драконами дополнительное преимущество ему дает волшебный меч или богатырский конь. И мы тоже можем использовать самые разные средства, которые придают нам сил: молитву или медитацию, духовное обучение, вдохновляющую литературу, группы поддержки, в которые объединились люди, столкнувшиеся с теми же проблемами, что и мы.
И мы можем напоминать себе, что в любых жизненных ситуациях, какими бы сложными и тяжелыми они ни были, в любой борьбе с сомнениями и страхами, даже когда нам кажется, что мы окончательно и безнадежно проиграли, каждая наша попытка вновь найти свой путь и сделать еще один шаг вперед помогает нашему духовному росту и делает нас героями.
Глава восьмая. Как помочь себе и другим исцелиться
Возможно, вы слышали историю о крестьянине, который жил в далекой деревушке и однажды обнаружил, что его корова ушла с пастбища неведомо куда и пропала. Отправившись на поиски, он повстречал соседа, который поинтересовался, куда идет крестьянин. Узнав о пропаже коровы, сосед покачал головой:
– Вот неудача!
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и пошел своей дорогой.
Среди холмов за пастбищами он нашел свою корову, а рядом с ней паслась прекрасная лошадь. Крестьянин повел корову домой, а лошадь последовала за ними.
На следующее утро сосед зашел к крестьянину, чтобы узнать, удалось ли ему найти свою корову. Увидев ее на пастбище рядом с прекрасной лошадью, он спросил у крестьянина, что случилось. Тот объяснил, что лошадь сама пошла за коровой, и сосед заметил:
– Вот это удача!
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и занялся своими делами.
На следующий день сын крестьянина попробовал прокатиться на лошади, но та сбросила его на землю, и он повредил ногу. Соседу случилось проходить мимо по дороге на рынок, и он увидел, как на крыльце сидит юноша с перебинтованной ногой, пока его отец рыхлит землю в огороде. Сосед спросил, что случилось. Услышав ответ, он покачал головой.
– Вот неудача, – сказал он.
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и продолжил работать.
На следующий день мимо деревни маршем проходили войска. Ночью началась война, и всех юношей из деревни забрали в армию, а сына крестьянина не взяли из-за поврежденной ноги. Сосед окликнул крестьянина, работавшего в поле, и сказал, что теперь отец хотя бы не потеряет сына на войне.
– Вот это удача! – прокричал сосед.
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и продолжил пахать.
Тем же вечером крестьянин с сыном сели ужинать, и через несколько минут сын поперхнулся костью и умер. На похоронах сосед положил руку на плечо крестьянина и с сочувствием сказал:
– Вот какая неудача…
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и положил на могилу сына охапку цветов.
Через несколько дней пришли известия из армии, и сосед зашел сообщить крестьянину, что все юноши деревни, ушедшие на войну, погибли в жестоком сражении.
– По крайней мере, ты был рядом с сыном, когда он умер. Это удача, – сказал сосед.
– Удача или неудача, как знать, – ответил крестьянин и отправился на рынок.
И так далее…
Многие из нас подобны соседу из этой истории. Все наши реакции и суждения основаны на том, что происходит в данный конкретный момент в нашей развивающейся истории. Наши чувства определяют, каким станет для нас то или иное событие, окажется ли оно благословением или проклятием. Но если бы мы могли неким чудесным образом освободиться от эмоций – особенно от страха, возникающего при столкновении с любыми невзгодами, – мы бы даже не стали называть эти события невзгодами. Мы бы назвали их переменами, потому что именно этого требует от нас каждое непредвиденное событие или обстоятельство – измениться в той или иной степени.
Невзгоды как страх перемен
Два понятия, невзгоды и перемены, настолько тесно переплетены между собой, что мы часто измеряем серьезность трудностей степенью изменений, которых эти трудности требуют. Мы воспринимаем сами себя через призму условий и обстоятельств, с которыми сталкиваемся ежедневно, и мы сопротивляемся их изменению из самого примитивного страха лишиться самоидентификации. Кем мы станем, если больше не будем делать то, что привыкли делать постоянно? Справимся ли мы? Выдержим ли испытание? Инстинктивно мы знаем, что слишком большой стресс, слишком сильные перемены, к которым мы не можем адаптироваться, подрывают и физическое, и психическое здоровье. Они лишают нас жизненных сил.
И тем не менее перемены необходимы для жизни каждого из нас. Более того, в них заключена самая суть жизни. При их отсутствии слабеет поток жизненной энергии, что приводит либо к апатии застоя, либо к ледяному оцепенению кристаллизации. Невзгоды вынуждают нас изменяться, тем самым встряхивая, расшевеливая нас и избавляя от старых привычек, разминая нас и требуя, чтобы не используемые нами внутренние силы пробудились и развивались. Они наделяют нас жизненными силами.
Так какой из этих двух вариантов верен: перемены лишают нас жизненных сил или наделяют ими? Взбадривают нас или истощают? Перемены могут вызвать и первое, и второе. И порой – одновременно.
В колоде Таро есть карта "Башня" с изображением внезапной взрывной силы катастрофы. На ней нарисована башня, разрываемая двумя молниями, и два человека, падающие головами вниз. Совершенно очевидно, что эта карта символизирует внезапное бедствие, катастрофу, чрезвычайное происшествие – те самые события, которых мы боимся больше всего. Никто не рад видеть "Башню" в раскладе Таро. Но иногда она необходима, потому что она так же означает распад тяжелых условий жизни, конец застоя, внезапное событие, освобождающее связанную энергию. Любое чрезвычайное происшествие выявляет, и даже более того – требует от нас проявления высших, самых лучших качеств и способностей. В таких ситуациях в нас должно проявиться все самое лучшее. Люди часто говорят, что в моменты, когда возникала крайняя необходимость в действии, они чувствовали себя живыми, пребывали в гармонии со своей внутренней силой и сущностью, ощущали связь со всем живым. Они выходили далеко за рамки своей повседневной самоидентификации – той самой самоидентификации, за которую все мы обычно цепляемся изо всех сил. Перед лицом огромной опасности маска, которую мы обычно носим, падает, мы забываем об осторожности, и доселе неиспользованные лидерские способности и решительность неожиданно проявляются в самый критический момент жизни, который становится для нас моментом наивысшей целостности и честности, моментом истины. Когда мы наблюдаем такие моменты в кино или на сцене, мы аплодируем или плачем, потому что сознаем, что персонаж, о котором идет речь, изменился навсегда, неописуемым и таинственным образом расширил свое сознание, стал самим собой в большей степени, чем был раньше.
Серьезные события, которые вызывают перемены в нашей жизни, редко бывают кратковременными, но даже после непродолжительных катастроф их последствия длятся неделями, месяцами, годами, десятилетиями. И в отличие от невозмутимого крестьянина из истории о пропавшей корове, мы реагируем, адаптируемся, меняем собственное представление о самих себе.
Катастрофические перемены и исцеление
В данном воплощении мы можем оказаться на грани исцеления недуга, который одолевал нас в течение многих жизней. Как показывает следующая история, перенесенная травма и катастрофические перемены могут стать необходимым катализатором глубокого исцеления.
Барбара, женщина тридцати с небольшим лет, излучает спокойную силу несмотря на заметную хромоту и "сухую" руку. Вокруг ее глаз заметны тонкие морщинки от смеха, морщинки, вызванные постоянной физической болью, и морщинки иного происхождения, намекающие на то, что она лично знакома с молниями, ударившими в "Башню". Вот история Барбары, рассказанная ее же словами:
"Мы с моей сестрой Пейдж совершенно друг на друга не похожи, но у нас настолько маленькая разница в возрасте – всего семь месяцев – что, когда мы были детьми, родителей постоянно спрашивали, не близнецы ли мы.
Каждый раз, когда я слышала их ответ, у меня внутри все сжималось. Они говорили: "Видите ли, Барбара – наша приемная дочь". Но стало еще хуже, когда я достаточно повзрослела, чтобы отвечать на этот вопрос самостоятельно. От слов "меня удочерили" у меня возникало чувство, будто я родилась на Луне, особенно потому, что вопрошающий переводил взгляд с моих светловолосых голубоглазых родителей и сестры на меня, смуглую и кареглазую брюнетку (по происхождению я наполовину латиноамериканка), и говорил: "А, ну тогда все понятно".
Мне казалось, что тот факт, что меня удочерили, действительно многое объясняет! С рождением Пейдж родители, наконец, получили то, чего всегда хотели, а я неким образом оказалась их счастливым талисманом (это я тоже слышала бесчисленное множество раз), который принес удачу и способствовал ее появлению на свет. Почему-то рождение Перри, нашего младшего брата, тоже стало моей заслугой. Грубо говоря, в детстве я чувствовала себя неким средним между заячьей лапкой, дворняжкой из приюта и пришельцем из космоса, но только не членом этой семьи.
Мне всегда было интересно, имеет ли этот постоянный акцент на том, что меня удочерили, а также тот факт, что внешне я не похожа на свою сестру и брата, какое-нибудь отношение к тому, что случилось между мной и дедушкой. Два раза в неделю с тех пор, как нам с Пейдж было восемь, а Перри – шесть, дедушка забирал нас из школы и отвозил на занятия по верховой езде. У меня была аллергия на лошадей, поэтому он завозил ребят на ферму, а потом забирал меня к себе домой на пару часов, после чего мы вместе заезжали за ними и возвращались домой.
У него дома мы вместе играли в игры. Дедушка был вдовцом, так что кроме нас в доме никого не было. Игры становились сложнее и постепенно стали сексуальными, но я была слишком мала, чтобы понимать, что он со мной делал. Так я подвергалась сексуальному насилию на протяжении почти трех лет.
Я открыла для себя один фокус. Я могла покидать свое тело, переносить свое сознание в другое место, пока дедушка делал то, что он со мной делал. Я поднималась к потолку, вылетала из окна и порой попадала в совершенно неземные места. Сейчас я понимаю, что это был единственный доступный мне способ защиты. Пусть он делал это с моим телом, но он ничего не делал со мной. Я была в другом месте.
Я не могла никому рассказать о происходящем. Наверное, я считала, что у меня нет права на защиту. Поэтому это длилось до тех пор, пока я не пошла в шестой класс. Тогда я записалась на спортивные занятия после уроков и стала ездить домой на автобусе. По стечению обстоятельств дедушка начал играть днем в карты и сказал маме, что больше не сможет возить Пейдж и Перри.
Как и большинство людей, прошедших через нечто подобное, я поместила все эти воспоминания в далекий темный угол, спрятала так, чтобы их невозможно было найти, и продолжала жить своей жизнью, которая по совершенно другим причинам давалась мне нелегко. Я хорошо училась, но в социальном плане никак не могла найти свое место. Мы жили в небольшом городке на побережье центральной Калифорнии, и дело было в пятидесятые годы, когда там еще было множество ферм и виноградников. Мексиканские рабочие батрачили на белых землевладельцев, и общество разделялось на классы и страты в основном по расовым признакам. Из-за моих приемных родителей я была слишком "белой" и слишком "среднеклассовой", чтобы общаться с латиноамериканцами, но при этом я была слишком "латиноамериканкой", чтобы меня воспринимали как свою светловолосые голубоглазые друзья сестры и брата. По крайней мере, в теннис я играла хорошо. Он занимал все мое свободное время и позволял мне хотя бы в какой-то степени почувствовать себя самой собой.
Наконец, я поступила в колледж. Едва покинув отчий дом, я стала сама себя содержать и никогда не оглядывалась в прошлое. Я получила степень по физическому воспитанию и нашла чудесную работу инструктором по теннису в средней школе. Возможно, я настолько любила свою работу потому, что даже спустя столько времени я чувствовала себя человеком, только когда занималась спортом.
И вот, одним дождливым воскресным вечером та жизнь кончилась. Я ехала домой из продуктового магазина, как вдруг другая машина въехала в меня сбоку на скорости семьдесят километров в час.
Когда скорая доставила меня в больницу, я была без сознания. Позже врачи из реанимационной бригады сказали мне, что уже подумали, будто я умерла. Несколько минут я не подавала признаков жизни, но они не сдавались, и я, наконец, очнулась.
Или точнее было бы сказать, я вернулась. Потому что я определенно покинула этот мир.
Я долго лежала в больнице, и одна из практиканток, интересовавшаяся околосмертными переживаниями (ОП), несколько раз заходила ко мне поговорить. Она знала, что я пережила клиническую смерть, которая длилась несколько минут, и хотела, чтобы я рассказала ей все, что помню о тех моментах. На самом деле, я помнила все, но очень долго не желала ни с кем это обсуждать. Случившееся было слишком особенным, слишком личным, слишком важным, чтобы кому-то об этом рассказывать. Даже просто облекая эти события в слова, я словно неким образом преуменьшала их значимость, а мне хотелось сохранить их в том виде, в котором я их помнила.
Даже сегодня мне сложно подобрать слова, чтобы точно описать произошедшее. Я стараюсь, но получается слишком невыразительно. Сначала я услышала ревущий звук, и я быстро летела по туннелю, словно меня засасывало в огромный шланг пылесоса. Затем вдруг появился совершенно невероятный прекрасный свет, который не только меня окружал, но и исходил из меня, пропитывая меня чудеснейшим теплом и покоем. Он был таким нежным, таким успокаивающим и исцеляющим.
Со мной рядом появилось существо, от которого исходило самое полное принятие и любовь, которые только возможны на свете, и вместе с этим существом я наблюдала, как разворачиваются все прошлые события моей жизни, словно смотрела кино. Я очень отчетливо представляла себе все подробности своей жизни и знала, насколько необходимы были они все, даже самые страшные. И потом это существо, которое полностью меня знало и принимало, с любовью убедило меня вернуться сюда.
Весь этот опыт отличался невероятной объективностью. Я знаю, что это не вписывается в наши привычные представления о любви, но это была именно она. Я видела все, что случилось со мной в жизни, и смотрела на это с глубочайшей любовью и пониманием.
Когда я вернулась в это тело, самым важным для меня было захватить с собой столько этой любви, света и знания, сколько возможно.
Сказать, что случившееся изменило мою жизнь, – значит не сказать ничего. Во-первых, моя карьера и моя самоидентификация как спортсменки были полностью уничтожены в тот самый момент, когда в меня врезалась другая машина. О своем физическом восстановлении я рассказывать не буду. Достаточно сказать, что оно было долгим, тяжелым и болезненным. Но, возможно, все эти месяцы, проведенные в попытках встать на ноги, вынудили меня оставаться без движения достаточно долго, чтобы я могла по-настоящему проникнуться тем, что случилось со мной на нефизическом уровне. Словно старая моя версия со всеми ее страхами и негативом, со всеми ее горестями, стыдом, жалостью к себе и ожесточением, получила возможность взглянуть на свое прошлое с совершенно другой стороны. И эта новая точка зрения включала такую любовь и понимание, которые просто уничтожили весь этот негатив – не сами воспоминания, а лишь отрицательные ощущения, связанные с ними, – и я смогла исцелиться в душевном смысле. Более того, все, что я когда-то считала трагедией, теперь казалось совершенством. Знаю, звучит невероятно, но так и было.
Та практикантка из больницы принесла мне книгу "По направлению к Омеге" (Heading toward Omega) Кеннета Ринга, в которой рассказывается о его исследованиях околосмертных переживаний. Я была рада книге. Приятно было сознавать, что я не сумасшедшая и что самый важный опыт в моей жизни не был плодом моего воображения.
Я закончила курс реабилитации, и спустя некоторое время в город приехал доктор Ринг со своими лекциями. Разумеется, я пришла на его лекцию. Он проводил исследования, пытаясь выяснить, кто именно из переживших клиническую смерть мог вспомнить свой опыт. Оказалось, что многие из тех, кто помнит свои ОП, в детстве подвергались тому или иному виду насилия. Слушая доктора Ринга, я поняла, что именно худшая часть моего детства позволила мне привнести в мою жизнь частицу неописуемого покоя и красоты того места. Мы, жертвы насилия, из необходимости научились сознательно покидать свое тело, а потом вновь в него возвращаться, словно мы тренировались, чтобы вспомнить после ОП, каково нам было на той стороне!