Повторить такую стратегию в наше время означало бы поставить рациональное целеполагание выше идеологии, а интересы государства - выше текущих вожделений элиты. Санкции не критичны - да и не факт, что они будут ужесточены и что Запад готов будет окончательно испортить отношения с Россией. Крым, Южная Осетия и Приднестровье - не те территории, ради которых Европа будет демонстрировать свою принципиальность. Я уверен, что даже не возвращая Крым Украине, вполне можно договориться об урегулировании отношений со всеми заинтересованными сторонами: через систему скидок, преференций и экономических уступок восстановить нарушенное взаимопонимание. B конечном счете, можно сформулировать международную хартию гуманитарного вмешательства, подведя под нее спорные территории на российских границах и признав в то же время законность американских операций в Косово или поведение многих европейских держав в Африке. Такая стратегия, может быть, будет неприятна и непонятна некоторым кремлевским чиновникам, зато она позволит сохранить Россию в качестве европейской страны.
A это сейчас исключительно важно - даже не потому, что россиянам так дороги европейские ценности, а потому, что Россия пока не утратила статуса одной из крупнейших держав Европы. Китай, к которому мы так льнем в последнее время, "вписан" в азиатско-тихооканскую архитектуру - а на том "театре" у России очень слабые позиции. Мы обращены к востоку наиболее слабой частью нашей территории: ВРП зауральской России почти в 2,8 раза меньше ВВП Южной Кореи, не говоря уже о Японии, Китае или такой тихоокеанской державе, как США. B Европе же мы остаемся одним из лидеров и при этом располагаем ресурсами - природными, интеллектуальными и культурными - которые востребованы европейцами сильнее, чем кем бы то ни было еще. Европа сегодня не увлечена военными играми - что хорошо, так как мы на деле не имеем ресурсов для их эффективного разыгрывания. Крым наш, но Донбасс, если последует за ним, окажется на шее России настоящим мельничным жерновом. Европа же, "вымирающая" и "упадническая", с за последние 20 лет расширилась с 12 до 28 стран - и без всяких истерик и нарушений международного права. Изолироваться от Европы - это уйти из единственной части мирового пространства, где Россия еще имеет значение.
B этом случае стратегия может быть нацелена на "размен" устойчивого экономического развития страны и легализации ее элиты на умеренные политические самоограничения. Россия способна привлечь десятки миллиардов евро инвестиций, если станет хотя бы немного более предсказуемой - и в обмен дать Европе уверенность в ресурсной самодостаточности и цивилизационной миссии. Если в Москве считают себя апостолами истинных ценностей, почему никому не приходит в голову, что лучший инструмент их утверждения - это интеграция в Европу и принесение в нее "новой крови"? Это, скорее всего, пошло бы на пользу всем - по крайней мере, это будет взаимодействие исторически близких и экономически сопоставимых держав. И патриотизму "европейскость" ничем не вредит - разгромили же в свое время русские патриоты, говорившие в основном по-французски, наполеоновскую "Великую армию"…
B России сегодня нет политики - ни внутренней, ни внешней. Есть только проявляющаяся в действиях государства воля одного человека. Учитывая его жизненные установки, можно однозначно предположить, что выбран будет первый вариант. Ему важны мифические "российские ценности" - и китайцы не будут пытаться их менять при исправной уплате сырьевой "дани". Он умеет либо приказывать, либо исполнять, но не договариваться - и ему будет комфортнее стать клерком пекинского обкома, чем партнером "брюссельского". Он не хочет управлять сложными системами - и потому Россия обречена оставаться сырьевой страной и смотреть на Восток. Наконец, он со скепсисом относится к демократии и свободе, и это тоже добавляет шансов ориентации на Китай. Ориентации, истинные условия которой будут изложены не в подробных соглашениях, расписанных на сотнях страниц, а в коротких протоколах, засекреченных на многие годы…
Печатается по тексту статьи: Иноземцев Владислав. "Две стратегии для одного президента"//The New Times, 26 Мая 2014 г., с. 30–33.
Русский мир против Русскаго Mipa
Концепт Русского мира стал в последние годы одним из наиболее обсуждаемых отечественной политической элитой. Введенный в оборот еще графом Сергеем Уваровым в 1830-х годах, этот термин трактуется сегодня очень широко. Президент Владимир Путин говорил о том, что "русский человек или, сказать по-шире, человек русского мира прежде всего думает о том, что есть некое высшее моральное предназначение самого человека", отмечая также, что этих людей объединяет "не только наш общий культурный код, но и исключительно мощный генетический код".
Патриарх Кирилл относит к этому миру всех "принимающих русскую духовную и культурную традицию как основу своей национальной идентичности или, по крайней мере, как ее существенную часть. Многие политики, отмечая "рассеянность" русских и русскоязычных по всей планете, используют данный концепт в качестве обоснования особой роли России и на постсоветском пространстве, и в мире в целом. Однако стоит обратить внимание на то, что за пределами России "русское" сообщество далеко не однородно.
Русские миры: охранительный и передовой
He претендуя на то, чтобы полностью исчерпать нашу тему, отметим несколько очевидных обстоятельств. За пределами России сейчас живет до 35 млн человек, считающих себя русскими, и почти 60 млн тех, кто называет русскую культуру родной. Это сообщество разделено на три части сопоставимых масштабов.
Во-первых, это потомки тех, кто покинул родину во времена "великого исхода" первой четверти XX века, - больше всего их сегодня в США, Канаде, Франции, Бразилии.
Во-вторых, это те, кто по собственной воле уехал из России и постсоветских стран в Европу, Северную Америку (а в последнее время - и на Ближний Восток, и в Азию), движимый прежде всего экономическими соображениями и стремлением к самореализации.
В-третьих, это те, кто после краха CCCP остался на территории новых независимых государств, не пополнив число тех 4,5 млн человек, которые перебрались в современную Россию.
Эти три группы имеют разную идентичность и разные стереотипы поведения.
Большинство тех, кто принадлежит к первой группе, давно ассимилировались в своих новых странах пребывания и связаны с Россией лишь символическими культурными ценностями. Относящиеся к второй группе не видят в разрыве с Россией чего-то судьбоносного, имеют, как правило, двойственную идентичность, признают и принимают ценности глобального мира, хотя и остаются русскими по ряду стереотипов поведения. Русский мир I - это сообщество русских людей, в основном по своей воле очутившихся за границей и начавших встраиваться в соответствующие общества. Они русские по своей истории, отчасти языку, но при этом их идентичность скорее профессиональная и связана она больше с новой родиной, чем с Россией.
Представители третьей группы болезненно переживают разрыв с родиной, не стремятся (либо не могут) интегрироваться в новые общества и обладают зачастую более ярко выраженной русской идентичностью, чем большинство россиян, живущих в родной социальной среде. Русский мир Il - это сообщество тех, кто в большинстве своем оказался не способен уехать из стран, образовавшихся после распада СССР, и тех, кто стал "профессиональным русским" - не желающим встраиваться в жизнь новых стран.
Между первой и второй группами, с одной стороны, и третьей - с другой, пролегает, на мой взгляд, разлом между реальным Русским миром I, сформировавшимся за пределами России, и Русским миром II, на который "молятся" сегодня наши охранители.
Русский мир I возник в результате свободного выбора более чем 6,5 млн человек. Его представители составляют от 2 до 7 % населения крупнейших мегаполисов стран европейской культурной традиции - Вены, Праги, Берлина, Парижа, Нью-Йорка. Они занимают высокооплачиваемые рабочие места (в США средний заработок таких "русских" превышает национальный средний на 39 %); имеют высокий уровень образования (в тех же США работает более 6000 "русских" профессоров колледжей, в Европе - не менее 4000, в их числе нобелевские лауреаты Андрей Гейм и Константин Новоселов, известный статистик Владимир Вапник, лауреат Филдсовской премии Максим Концевич, биолог Евгений Кунин, физик Андрей Линде). Эти представители Русского мира становятся успешными предпринимателями (чего только стоят примеры Сергея Брина, физика и предпринимателя Валентина Гапонцева и десятков других), контролируя и управляя в Америке и Европе активами, стоимость которых превышает $1 трлн. По сути, Русский мир I создал вовне России экономику и интеллектуальное сообщество, вполне соизмеримые с самой Россией: технологическое и промышленное производство подконтрольных ему компаний существенно превышает несырьевой сектор российской экономики, а доля живущих за границей "представителей русской культуры" в индексах научных цитирований и числе нобелевских лауреатов выше, чем у граждан России.
B отличие от него Русский мир Il образовался в ходе исторического отступления России и выглядит арьергардом, а не передовым отрядом "русскости". B силу того что его представители вынуждены отстаивать свои культурные ценности в относительно враждебной среде, они ориентированы больше на охранительство, чем на развитие, на национальные, а не глобальные поведенческие установки. He в пример Русскому миру I, Русский мир II смотрит на российское государство как на воплощение его чаяний - и потому зачастую (и порой небезосновательно) воспринимается в своих странах как пятая колонна России, что еще более усложняет его положение. Укрепление такого мира не может не восприниматься в сопредельных государствах как угроза - и это самая большая на сегодняшний день проблема русских в постсоветских государствах, решение которой вряд ли может быть найдено в рамках проводимой Кремлем внешней политики. B условиях укрепления национальных государств подчеркивание первичности своей этнической, религиозной или культурной идентичности делает этих людей потенциальными изгоями.
Политика открытости миру
Сегодня политика Москвы однозначно ориентирована на поддержку Русского мира Il при явном невнимании к Русскому миру I. B результате Россия тратит значительные средства на абсолютно бессмысленные, а зачастую и вредные мероприятия. B Москве не могут понять, что издание русской газеты в Экс-ан-Провансе - не более чем средство заработать для нескольких местных жителей, не способных к иной производительной деятельности; что оплата групп активистов в Эстонии и Латвии - верное средство возбуждения враждебности местного населения к вполне лояльным русскоязычным жителям этих республик (замечу, что доля русских, белорусов и украинцев в населении этих нелюбимых в Кремле государств с 1989 года сократилась соответственно с 35,2 % до 27,5 % и с 41,9 % до 32,9 %, тогда как в дружественном Казахстане - с 44,4 % до 26,2 %, а в Киргизии - с 24,3 % до 6,9 %); что, наконец, подрыв экономики "фашистской" Украины будет куда более сильным, если Россия примет к себе большинство ее русскоязычных граждан, чем если оторвет от Украины хозяйственно бесперспективные "народные республики".
Ha мой взгляд, стране нужна иная политика - политика открытости к Русскому миру I при свертывании помощи Русскому миру II. России не стоит замахиваться на свои бывшие колонии, экономическая и геополитическая ценность которых более чем сомнительна. Ей нужно сконцентрироваться на двух направлениях "русской" политики.
C одной стороны, это должна быть политика ответственной репатриации. Страна сегодня настолько богата, что вполне может позволить себе не лукавую раздачу российских паспортов абхазам и молдаванам, а выдачу их всем тем, кто имеет русские корни, и обеспечение их всем необходимым при переезде на родину - тут в качестве образца можно взять стандарты Израиля и Германии 1990-х и 2000-х годов. Jus sanguinis должно быть введено в российское законодательство, если Россия считает себя защитницей прав русских. Вследствие массового переселения в Россию русских из бывшего CCCP страна получит намного больше выгод, чем от поддержания "управляемой нестабильности" на постсоветском пространстве или от привлечения масс необразованных мигрантов, чуждых нашей культуре.
C другой стороны, это должна быть политика сотрудничества с русскими и русскоязычными гражданами, покинувшими страну. Следует признать институт двойного гражданства, отказаться от любой дискриминации по этому признаку, задуматься о "призыве" на государственную службу в России тех, кто обладает навыками современного управления, полученными в более успешных и менее коррумпированных странах. He следует забывать, что подлинно масштабные иностранные инвестиции потекли в Китай лишь после того, как в страну пришли капиталы хуацяо - китайских эмигрантов, ставших успешными предпринимателями за рубежом. Партнерство двух Россий - "поднимающейся с колен" Российской Федерации и самостоятельного, уверенного в себе Русского мира I - это наиболее эффективное "партнерство ради модернизации", которое только можно себе сегодня представить.
Отечественная элита лжет своему народу, лукаво жонглируя фразой князя Александра Горчакова о том, что "Россия сосредотачивается". Сегодня она, напротив, теряет столь необходимый ей для прорыва в будущее фокус. "Сосредоточение" России требует не отторжения территорий от соседних стран и не выстраивания оппозиции всему остальному миру, а максимального использования для нужд самой страны потенциала всех русских и русскоязычных людей, рассеявшихся на протяжении последнего столетия по нашей планете. Именно поэтому сегодня нам нужно объединение России и Русского мира I - при резком снижении внимания к Русскому миру II, который может дать России гораздо меньше, чем стремится получить от нее.
Печатается по тексту статьи: Иноземцев Владислав. "Русский мир против Русского мира" // Ведомости, 29 июля 2014 г., с. 6–7.
Нам нужны не ценности, а нормы
B последнее время все чаще появляются публикации о том, что разделяет Россию и Европу, а если брать шире - Россию и Запад. Большинству комментаторов неприятно говорить о том, что нас разделяют технологичный и сырьевой характер экономик, заметное материальное неравенство, уровень правовой культуры и масштабы преступности, толерантность и агрессивность… Политикам упоминать об этом и вовсе противопоказано. Поэтому сверху задают, а внизу радостно принимают другой дискурс: разные у нас не нормы, а ценности.
Между тем убедительного в этом подходе немного. Вот и статья М. Восканян "Не сошлись характерами" ("Литературная газета", 2013, № 48) из того же ряда.
B чем же фундаментальные изъяны подобного дискурса? Каков альтернативный подход?
Основной слабостью сторонников "ценностей" выступает полная неопределенность самого понятия.
Да, справедливость - великая ценность. Но если коэффициент Джини (коэффициент дифференциации по доходам) в EC составляет в среднем 27, а в России - более 60, то кого должно интересовать наше отношение к ценности справедливости? Ведь в стране ее нет на деле?
Можно осуждать "постхристианскую" Европу и умиляться людьми, набивающимися в новоотстроенные российские храмы, но почему тогда в безнравственной Франции на 60 миллионов жителей приходится 350 живущих не в семьях детей, а на 142 миллиона россиян - 260 тысяч?
И таких вопросов - масса. Если мы столь "ценностно ценные", то почему в стране столько проблем? И как быть, например, с воровством, коррупцией, семейственностью? Если для М. Восканян достаточно того, чтобы 80 процентов россиян назвали себя православными, чтобы объявить религию нашей ценностью, то почему мнение никак не меньшего числа россиян, реально сталкивающихся с коррупцией, не может стать основанием для ее "ценностной" реабилитации?
Понимая, какое отторжение это вызовет, я скажу, пусть даже излишне обостряя: "ценности" - не более чем фикция.
Взглянем на мусульманский мир. B отличие от христианского он более един. "Ценности" объединяют приверженцев ислама куда сильнее, чем христиан. Значительная часть территории этого мира объединена еще и языком, чего в Европе нет со времен упадка латыни. Но при этом стиль жизни и нормы поведения, например в Тунисе и Иране, очень различны. B Турции не рубят руки и не обезглавливают людей на площадях, в Индонезии не запрещают женщинам управлять автомобилем и занимать государственные должности. И это - показатель того, что при общих ценностях в обществах и государствах могут быть разные нормы. И соблюдаться нормы эти тоже могут по-разному. Именно различные нормы и делают общества по-настоящему разными, а не просто отличающимися друг от друга.
Искать различия в ценностях - значит, с одной стороны, уходить в схоластику: базовые ценности - ненасилие, равенство людей, право на неприкосновенность личной жизни и собственность, свободу слова и т. д. - не являются "западными" или "восточными", они универсальны. С другой стороны, это уводит разговор от реального предмета (соблюдения прав личности и обеспечения условий ее развития) к мнимому, к неким сакральным сущностям, само наличие которых нуждается, мягко говоря, в определенных доказательствах, убедительность которых для многих неочевидна.
Я убежден: россияне ничем не отличаются от европейцев в ценностной "системе координат". Потому что, например, толерантность к однополым союзам не является сугубо европейской ценностью. Кое-где она является нормой. A кое-где нет. Совсем недавно, 1 декабря, в Хорватии на референдуме 66 % граждан высказались против легализации таких браков. И что? Кто-то осудил эту страну, члена ЕС, за отступление от "ценностей"? Нет, разумеется. Потому что речь идет не более чем о юридической норме.
М. Восканян возмущена отказом Европы прописать в Конституционном договоре христианские ценности как основу европейской цивилизации. Но давайте вспомним, что хотя Бог упомянут в Основных законах большинства стран ЕС, при этом ни разу ни в одном судебном процессе с 1945 года к соответствующим статьям национальных Конституций никто не обращался как к аргументу. И это понятно. Какое отношение имеет подобное упоминание, например, к разрешению спора между иудеями и мусульманами, которые тоже живут в Европе и обязаны подчиняться европейским законам? A законы в нормальном обществе - это не декларации, а все же законы.
Собственно, я хочу донести до читателя простую мысль: в нормальном обществе вопросы религии, мировоззрения и ценностей должны быть частным делом граждан.
Государство обязано:
а) четко определять границы базовых свобод и прав, признаваемых нерушимыми;
б) выявлять волю народа и принимать законы, определенные этой волей и не попирающие упомянутые права и свободы;